Оглянись на будущее - Иван Абрамов

— Дадим? — спросил Терехов директора. И, приняв молчание за согласие, разрешил: — Идите, Виталий Николаевич. Особенно тщательно осмотрите бирки, вернувшиеся в промежуточную кладовую. Мы, разумеется, не пинкертоны, а все ж сумеем отличить, когда проволочки завязывали-развязывали. И на стенде хорошенько посмотрите.

— Позвольте мне, — смахнув шляпу с головы, попросил разрешения Трофим Архипович. — Видите ли, Владимир Васильевич очень верно заметил, что мои интересы на вашем заводе локальны и односторонность. Именно в силу сказанного… извините. Но я смотрел на испытательном стенде и эти самые бирки на заготовках в промежуточной кладовой. Могу сообщить, что бирки перевешены недавно, ну, день-два тому назад. И в силу сказанного… Извините. — И умолк.

— Ну а когда вы брали трубы, не заметили — пыль на них была? — с каким-то намеком, как бы призывая к особой осторожности, спросил Терехов. — Ведь трубы коррозийные лежали там не один день.

— Не было на них пыли, — ответил Стрельцов. — Они внешне ничем не отличались от хороших. Внутрь я не заглядывал…

— Только без жалких уверток! — прикрикнул Тушков. — Вот что, товарищ! Не советую никому уклоняться от ответственности. Никому! И сам не намерен.

— О какой ответственности вы говорите? — спросил Трофим Архипович. — У меня на данном этапе одна ответственность: не привезти на разработки дефектный энергопоезд.

Почему снова и так неудержимо взорвался Тушков? Конечно же не слова представителя заказчика вывели его из равновесия. Быть может, не понравилось заступничество секретаря парткома? И почти выкрикнул Тушков:

— Товарищ Стрельцов, вы свободны…

Итак бывает: человеку говорят дружеские, правильные, добрые слова, а он расстраивается пуще, тушуется и огорчается. И вот — заорали на него, и он обретает спокойствие. Возможно, состояние это нельзя назвать спокойствием, это какое-то особое состояние, но отлетают и смущение, и нерешительность, и чувство подавленности. Твердо, хладнокровно оглядел Стрельцов директора. Делать ему тут больше нечего. Он повернулся и вышел, тихонечко, но тщательно прикрыв тяжелые створки двойной двери.

44

Терехов сел на стул для посетителей, спрятав лицо в ладони, вымолвил глухо, гневно:

— Это ни на что не похоже.

— Я тоже так думаю, — смело подтвердил Трофим Архипович. — Хуже того, это не ведет к истине.

— Вы знаете путь к истине? — вопросительно посмотрел Тушков на смелого представителя. — Но…

— Запальчивость ни в каком деле не помощник, — пожал плечами Трофим Архипович. — Я не хотел бы, чтоб в пылу пререканий пострадало главное.

— Что для вас главное? — тихо спросил Тушков.

— В данной ситуации и для меня, и для вас главное объективное отношение к происшедшему.

Тушков никак не среагировал. После минутной паузы сказал, обращаясь к Терехову:

— Леонид Маркович. Мне думается, кое в чем нам помог бы старший приемщик Мошкара. Он, видите ли, первый намекнул мне… стоя именно около трубопровода питательной воды, что тут что-то не так. Он так и сказал: «Что-то не то и не так». Откуда он мог знать, что там не то и не так, внутри трубопровода? Не верю я в такую интуицию. Мистика меня всегда настораживает.

— От кого вы, Владимир Васильевич, узнали о гнилых трубах? — не отнимая ладоней от лица, спросил Терехов.

— Я? Погодите, а от кого я узнал? — огляделся Тушков. — Нет, конечно, я узнал не от Мошкары. Мне об этом сообщил заместитель главного инженера. Но… в самом-то деле, кто мог увидать, что трубы коррозийные? Потом, я понимаю, в кладовой обнаружены хорошие, все стало ясно, но как это началось? Как это… — И крикнул, не прибегая к потайной кнопке: — Заместителя главного инженера сюда. Немедленно!

— Не нужен он тут, — встал Терехов. — Я с ним разговаривал. Ему кто-то позвонил с испытательного стенда. Кто-то. Не назвался. И сказал, что в промежуточной кладовой обнаружены заготовки для трубопровода питательной воды на пятнадцатый энергопоезд.

— Кто звонил? — оторопел Тушков. — Как так: обнаружены? Ну и дальше что?

Может, поторопился Стрельцов покинуть директорский кабинет. Искренне озадачен Тушков, это видно.

— Дальше очень просто, — твердо произнес Терехов. — Заместитель главного инженера пошел в промежуточную кладовую и увидел, что трубы там лежат не коррозийные. Это очень просто увидеть. Потом он пошел на испытательный стенд и увидел, что трубопровод сварен из выбракованных труб. Это увидеть не так просто, но можно, если хорошенько присмотреться. Сверху те трубы тоже слегка тронуты раковинками.

— Слегка? Но опытный сварщик… — начал было Тушков. И сам себя опроверг: — Ночью, в дождь? Н-да! Кому от этого легче?

— Всем, — подсказал Трофим Архипович. — Всем, кроме виновного. Я имею в виду… Нет, я ничего определенного пока не знаю. Да и не мое это дело. Я просто считаю, что надо тщательно разобраться.

— Тщательно? — переспросил Тушков.

— Разумеется.

— Доложите, — пожал плечами Трофим Архипович. — Так и доложите: приступили к тщательному разбирательству. Пригласили органы…

— Какие органы?

— Обыкновенные, следственные.

— Только этого не хватало. Леонид Маркович! Что ты все молчишь, молчишь?

— Думаю, — произнес Терехов с каким-то особым значением. — Я слышал, что заместитель главного инженера по энергопоездам с самого начала высказал предположение, что трубы кто-то подменил злонамеренно. В деталях он ошибся. Не трубы подменили злонамеренно, бирки на трубах. Всего лишь бирки. Хочу предложить: давайте пристально займемся этими бирками. Ну а перед Стрельцовым придется извиниться. Я так думаю.

— До чего все просто, — бросил Владимир Васильевич. — Просто, понятно, складно. Человек взял из промежуточной кладовой гнилые трубы, сварил трубопровод, закрыл наряд! Обращаю особое внимание, дорогие товарищи, это сварщик самой высокой квалификации, он не мог не видеть, что варит гнилые трубы. Спросите-ка об этом главного сварщика. Посоветуйтесь на кафедре сварки!

— Ты спрашивал? Советовался? — Терехов напрягся, словно ожидая пощечины.

— Да! Мне сказали: нет, не мог не видеть такой сварщик, что варит ржавые трубы. Не мог. Вот так мне сказали.

— Да-а-а! — опустив голову, протянул Терехов. — Не мог. А если мог? Не мог, значит, совершил злонамеренные действия. Ну а если мог, не совершил ничего предосудительного. Капкан. И они что же, вполне уверены, что сварщик различит качество трубы во время сварки?

— Я не ставил вопрос именно так. Я спросил: «Если опытному сварщику подсунуть гнилые трубы, он поймет во время сварки?» На кафедре ответили, это сложный вопрос, но должен разобраться, если сваривает трубы давно, если внимателен сам по себе, если… Да при чем тут «если»? Главный сварщик сказал: «Коррозийные трубы в процессе сварки дают в ванне плавающую пленку. Опытный сварщик сразу поймет неладное». Ваш Стрельцов достаточно опытный. Между прочим, я назвал его. Мне сказали: «Ну, Стрельцов, что вы, что вы! Он насквозь видит». Вот так мне сказал главный сварщик.

— А вы уточнили, что коррозия внутренняя? — спросил Трофим Архипович.

— Это имеет значение? — заинтересовался Тушков.

— Огромное. Особенно при сварке тонкостенных труб. И еще деталь, прямого отношения к делу не имеющая. Тонкостенные трубы такого сечения в Коломне варят электросваркой давно.

— Вот, — обрадованно указал Тушков на главного сварщика, робко вступившего в кабинет. — Поспрашивайте его. Скоро будет начальник ОТК. И его поспрашивайте.

— Дело в том, Владимир Васильевич, что Иван Стрельцов — честный человек, — твердо сказал Терехов. — Только это я могу принять за исходную точку. Только это! За Стрельцова-рабочего, за Стрельцова-коммуниста я могу поручиться своей совестью и своим партийным билетом. Потому прошу… и вас тоже, — оглядел он главного сварщика и отвернулся. — Вас тоже прошу это учесть.

— Эмоции, эмоции! — протестующе вскинул Тушков правую руку. — Я не могу вместо фактов руководствоваться голыми эмоциями. Через два часа я обязан доложить. И что будет, если я сообщу: «Мы тут уверены в честности наших людей и потому не смогли выяснить, как очутился гнилой трубопровод на испытательном стенде». Ну? — повернулся он к главному сварщику. — Что удалось выяснить?

— Мы провели эксперимент, — робко прижимаясь лопатками к стене, ответил главный сварщик. — Я взял два конца такой же трубы…

— Такой же? — уточнил Терехов. — Или той же самой?

— Нет… У нас там… у нас валялись коррозийные трубы такого же сечения. Наш сварщик сразу сказал: гнилые. Полстыка прошел и сказал. Гнилые, сказал.

— Вот видите, — указал на него директор.

— Ваш сварщик слышал о том, что произошло на стенде? — спросил Терехов.