Тропинка в зимнем городе - Иван Григорьевич Торопов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Разузнаем. Вот тогда и решим, что с ними делать. — Ким обеими руками сжал виски. — Башку совсем раздирает…
— Может, погреть?
— Давай попробуем.
Гена включил рефлектор: большой сверкающий глаз вскоре заполыхал цветом спелой земляники. Ким подставил голову. Почувствовал жар и жженье. Но боль не утихала, а лишь перемещалась, блуждала.
— Не помогает? — беспокоился Гена.
— Нет… будто сверлит.
— У-у, сволота! — сжав кулак, Генка погрозил невидимым врагам.
— В кармане куртки — лекарство, в больнице снабдили… дай-ка его.
Выпил сразу три таблетки анальгина.
— Ты, Кимка, лишнего не пей, а то заснешь — и не проснешься, привет…
— Проснусь я. Вот заснуть бы.
Вскоре боль оставила висок и, слабея, равномерно разошлась по всей голове. Порой зажимало череп, будто стягивали стороны на болтах, а потом слабили гайки. Снова полегчало.
— Отпускает?
— Да, маленько…
— У тебя, наверное, сотрясение мозга.
— Молодец. Врач такой же диагноз поставил, что и ты.
— На больничный сядешь. Учебу запустишь.
— Догоню.
— В ближайшее время один по городу не ходи: могут выследить — и прижать в темном уголке… Мы тебя будем встречать после уроков и провожать.
— Так ведь я, Ген, не девчонка, не барышня.
— Я лучше соображаю, как надо. А Эля пускай на автобусе ездит.
— Знаешь, Гена, та девушка, за которую я заступился на улице, она в газете работает.
— Да ну! — поразился дружок. — В молодежке?
— Там. Велела позвать ее, когда будут разбираться с этими… впрочем, она — потерпевшая, и так вызовут.
— Интересно! Может, она про все это в газете напишет? И про тебя тоже.
— Не знаю, стоит ли…
— Обязательно надо. Прежде всего, об этих торэ-йорэ: чтобы дать им по рукам, чтобы перестали наш город срамить и людей тревожить… А не испугается она написать?
— Похоже, что не из трусливых.
— Мы ей тоже охрану можем организовать, Кимка, на общественных началах.
— Можно, конечно. Лично я готов.
— Дела-а… Ну, хватит болтать. Будет и завтра день. Тебе сейчас непременно нужно заснуть.
Гена погасил свет, лег, притих.
Надо заснуть. Обязательно надо. Надо отключиться от всяких дум, как бы важны они ни были. Надо совсем перестать шевелиться, расслабить каждую мышцу, вот так. Опять голову пошло сверлить. Все вертится, как водоворот в омуте, дыра перемещается туда-сюда…
Когда Киму было тринадцать лет, они с дружком решили по весне сбежать из дому. Собирались добраться на своем плотике — из реки в реку — до Черного моря, а там наняться юнгами на какой-нибудь корабль, который плавает во все страны мира. Для начала — Гонолулу, Буэнос-Айрес, Рио-де-Жанейро… Из нескольких бревнышек соорудили плот, принесли еды и воскресным утром, в самую рань, оттолкнулись, поплыли. Но был паводок, и большая стремительная вода сразу же кинула их в водоворот, раскрутила плотик, будто волчок. А к берегу уже не вернешься — шесты не достают, хоть плачь… Долго же их вертело в той омутине. До сих пор еще, даже с закрытыми глазами, видишь похожие на воронки жуткие темные дыры… Слава богу, плотик сам собой прибился к берегу. Поплакали и перестали. Вместо океана пришлось потом довольствоваться усохшей Сысолой…
«Эля небось седьмой сон уже досматривает… Если б не пошел ее провожать, все иначе бы вышло. Рассказать ли ей об этом ночном происшествии, о Светлане?.. Ох, проклятый водоворот, опять крутит… В школу завтра не пойду. Эля навестит в общежитии… И работать едва ли смогу… А вдруг кто-нибудь подумает, что по пьянке случилось, по голове стукнули?.. Как черны и горячи глаза у этой Светланы. А брови похожи на крылья ласточки, будто взмывают в небеса… Значит, она решила не обращаться в милицию? А могла бы, имеет полное право… Вчера в полдень уже позвякивала капель. Скоро весна… И мои мысли похожи на эту капель: вытекают по капельке из тающего на крыше снега… Надо заснуть, пересилить себя и заснуть. Но легко сказать это, а смоги вот усни… А Генка — тот может, вон как храпит…»
Ким нащупал на столе пакетик, принял еще таблетку анальгина. Лекарство опять притупило боль, но взамен откуда-то сразу же и еще яростней набросились думы.
«Меня когда-нибудь вовсе пристукнут за эту готовность спасать любого и каждого. Долго ли живу в городе, а уже не первый раз мучаюсь по этой причине…»
А как он стремился сюда, в город! Думал: коли силушка есть и разумом бог не обидел — всего достигну. Подучусь, стану большим человеком, а став знатным, известным, много добра сделаю людям… Но город пока не больно-то жалует Кима… С первого дня все и началось. Только приехал сюда из тайги — вдруг страшная боль в животе. Знакомые думали, что он надорвался, стали трясти, вытягивать, править. Но боль обострялась. Вызвали «неотложку», в больницу отправили. Там бултыхнули в ванну и сразу же — на операционный стол. Аппендицит оказался. Доктор потом сказал: «Не попади ты нынче в больницу, все, конец, ничем не помочь…» «Значит, спас меня город! — радовался тогда Ким. — Он бережет меня для больших дел, и потому не дал умереть!» Ким поступил в вечернюю школу, в девятый класс, для этого пришлось сдать два экзамена: много времени прошло после восьмилетки, может, все уж и позабыл начисто… Но сдал хорошо.
Надо было искать работу и жилье. Деньги, заработанные в лесу, таяли. Знакомые уже косо и подозрительно посматривали на него.
А работа по сердцу не находилась. Кое-что предлагали, но нет — не мечта жизни… Слонялся без дела. Иногда заглядывал в ресторан: возьмет кружку пива и сидит над нею весь день. Какие только думы не лезли тогда в голову! Город принял и спас, а теперь не желает знать… Податься обратно в родные места? В село, в тайгу? Конечно, если вернется — опять будет в почете, там его ценят: был ведь комсоргом на лесопункте, у вальщиков леса. Членом райкома комсомола. Собирались даже взять его туда на работу инструктором… Но он решил — в город, только в город. Учиться, приобщаться к культуре. И вот — приобщился…
Тяжело, когда человек чувствует себя одиноким и никому не нужным.
Наконец Ким решился. Пошел наниматься на самый большой в городе завод — механический, где собирали дизели для предприятий лесной промышленности. Марку завода знали по всей стране. Зашел прямо в партком, обратился к секретарю, светловолосому, с пытливым взглядом мужчине:
— Я комсомолец, технику знаю — работал в лесу, в армии служил танкистом. Хочу работать на вашем заводе. Помогите устроиться.
Тот прервал разговор с
