Нечто в воде - Кэтрин Стэдмен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Алекса с надеждой поднимает брови и кивает, давая гипотетическое согласие. Анализы просты и сдаются на удивление быстро. У нее берут кровь. Затем перед кушеткой задергивают занавеску, и мы с Филом и Дунканом смотрим на монитор, показывающий зернистое черно-белое изображение матки.
Как мало мы знаем о фертильности и беременности! Если подумать, это самая важная тема всего человечества, а я чувствую себя так, словно разговор идет на китайском.
Количество яйцеклеток у Алексы достаточное. Она облегченно вздыхает. Для полной гарантии нужно установить уровень антимюллерова гормона [40] в крови, а пока что все выглядит весьма многообещающе.
* * *
На выходе из клиники мы с Алексой радостно обнимаемся. С ней я каким-то образом перешла из профессионального статуса в личный. Эти два дня были переполнены эмоциями. Алекса шутит, что хотела бы оставить себе Дункана в качестве домашнего питомца для эмоциональной поддержки. Мы смеемся. Она забавная. Уже не на камеру мы договариваемся связаться завтра вечером, когда она вернется в Кент. Я хочу узнать, как у нее дела.
Мне кажется, что мы знакомы сто лет. Даже не просто знакомы, а лучшие подруги. Она чувствует то же самое. Алекса связывает мою прежнюю жизнь с новой, которую я сейчас строю. Она живее, чем кто бы то ни было из моих знакомых. И я вдруг понимаю, насколько небезразлично мне ее будущее.
28. Странности
Пятница, 23 сентября, утро
Вчера, когда я наконец добралась домой, Марк работал у себя в кабинете. Как только я вошла, он закончил, и мы отправились вместе посидеть на кухне. Нам на свадьбу подарили элитные чай и печенье, и мы решили их попробовать. Марк успел сделать три глотка и надкусить печенюшку. После единственной ночи, проведенной врозь, на меня нахлынуло желание. Я утащила его наверх, и мы занялись любовью при угасающем свете дня. Возможно, сыграли роль новые гормоны или то, что мы не спали вместе со времени поездки в Женеву. Как я уже говорила, пять дней для нас – очень долгий перерыв. Я и не подозревала, что это для меня так важно. Потом мы бессильно лежали на простынях, сплетясь руками и ногами, и я подумала, не рассказать ли ему о ребенке, но правильные слова никак не приходили, и я не хотела все испортить. Боялась, что он помешает мне осуществить задуманное. Да и срок еще очень маленький, беременность может сорваться. Так или иначе, даю себе обещание: как только разберемся с бриллиантами, я отправлюсь к врачу и расскажу обо всем Марку.
* * *
В рамках подготовки к завтрашнему интервью с Эдди меня вызывают в Пентонвиль на семь сорок пять утра. У меня явно выдалась неделя ранних подъемов. Мне сообщили, что, поскольку Пентонвиль – мужская тюрьма, есть несколько особенностей, которые следует учитывать, и теперь я с ними ознакомлена. К примеру, мне велели надеть брюки и так далее. Лучше об этом не думать.
Я долго слушаю инструкции, киваю и подписываю бумаги, после чего наконец выхожу через дверь для охранников в ледяной ветер на Роман-роуд. Я кутаюсь в пальто, плотнее наматываю шарф и пытаюсь вспомнить, куда идти, как вдруг слышу за спиной мужской голос.
– Извините, можно вас на минутку?
Я разворачиваюсь обратно к двери и вижу вполне дружелюбного человека в форме, который трусцой приближается ко мне.
– Простите, одну секунду; извините, что задерживаю, – отдувается он, раскрасневшись от холода, и протягивает руку. – Патрик.
Я пожимаю ему руку. Кажется, мы не встречались.
– Эрин Робертс.
Патрик сияет, рукопожатие у него крепкое, а пальцы очень холодные.
– Да, да. Мисс Робертс. Конечно, – говорит он, переводя дыхание. И жестом указывает назад, на здание тюрьмы.
– Я что-то забыла? – спрашиваю я.
– Простите… да. Я лишь хотел узнать, зачем вы приходили, мисс Робертс. Я увидел ваше имя в журнале, но, думаю, произошла некоторая путаница и меня не поставили в известность. – Выглядит он смущенным.
– Боже, простите. Да, у меня была встреча с начальницей тюрьмы, Элисон Батлер, по поводу завтрашнего интервью с Эдди Бишопом.
Его глаза вспыхивают.
– Да, ну конечно! Интервью. Вы, я так понимаю, журналистка? – Теперь он смотрит на меня с подозрением.
Отлично. Меньше всего на свете мне сейчас нужно, чтобы отозвали разрешение на съемку. Меня предупреждали, что Пентонвиль будет втыкать палки в колеса. До сих пор все шло удивительно гладко.
– Нет. Я работаю над документальным фильмом. О заключенных. Нам выдали разрешение в конце прошлого года. Отправить его и вам, Патрик? У Элисон оно уже есть.
В моем голосе сквозит недоверие к ситуации. То есть я не хочу его злить, но здешнее начальство ведь должно быть в курсе происходящего. Это же тюрьма, а не дом отдыха, тут должны чертовски хорошо знать, кто к ним входит и выходит. Серьезно. Думаю, Холли, неожиданно нарушившая правила освобождения, не единственная.
Он не обижается, а лишь произносит извиняющимся тоном:
– Понятно. Да, конечно, тогда нет вопросов. В моем отделе возникли некоторые проблемы со списками посетителей, в этом, наверное, и дело. Прошу прощения, мисс Робертс. Я прослежу, чтобы на следующей неделе у вас не возникло недоразумений. В какой день, вы говорите, будет съемка? – Он щурится от сентябрьского холода.
– Завтра. Не на следующей неделе, а завтра. В субботу, двадцать четвертого. Эдди Бишоп, – медленно, чуть не по слогам, произношу я.
Патрик улыбается и кивает.
– Отлично. Думаю, тогда мы и встретимся. Простите за недоразумение, Эрин.
Он еще раз пожимает мне руку и направляется обратно к тюрьме. Я разворачиваюсь и ухожу. Как только доберусь домой, отправлю разрешение ему на почту. Подстраховаться не помешает. Ой, а как его фамилия? Я оглядываюсь, однако Патрика уже и след простыл. Черт!
Прокручиваю в голове наш разговор. Он почему-то не назвал своей фамилии. Я начинаю сомневаться. Почему у него такая холодная рука? Он не мог выйти минуту назад из тюрьмы! Если бы он вышел из помещения, его руки были бы теплыми, как у меня. Чушь! Зачем ему врать? И тут до меня доходит. Он знает мое имя
