Нечто в воде - Кэтрин Стэдмен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вновь эта ухмылочка.
* * *
В половине второго у меня звонит мобильный. Чарльз. Я узнаю последние три цифры номера, с которым Марк говорил сегодня утром. Муж кивает, и я отвечаю после четвертого гудка. Нельзя показывать наше нетерпение.
– Алло? – сухо отвечаю я.
У воображаемой Сары есть дела поважнее, чем ожидание звонка Чарльза.
– Сара, это Чарльз из «Найман Сарди», – робко произносит он.
– О, Чарльз. Чем могу быть полезна? – беззаботным, отстраненным тоном отвечаю я.
Марк ловит мой взгляд и улыбается. Ему нравится моя героиня. Очень сексуальная дама.
Чарльз вновь будто чуточку колеблется и после едва заметной паузы выпаливает:
– К моему огромному сожалению, Сара, я не смогу вам помочь. Как бы мне ни хотелось заключить эту сделку, боюсь, вынужден отказаться.
У меня сердце уходит в пятки, и я бросаю беспомощный взгляд на Марка. Заметив резкую перемену в моем настроении, он незаметно вглядывается в лица посетителей кафе. Нас раскрыли? Нам конец?
Я долго молчу, потом собираюсь с мыслями и продолжаю пассивно-агрессивным тоном:
– А что случилось, Чарльз?
Сара недовольна, что Чарльз занял ее драгоценное время и не смог продать бриллианты.
Марк вопросительно смотрит на меня.
– Сара, я ужасно сожалею. Все дело в происхождении камней. Уверен, вы меня поймете. Мне на самом деле жутко неловко. Я уверен, ваши клиенты не знают, что владеют… Думаю, вам не надо объяснять, что с происхождением бриллиантов может быть всего несколько поводов для опасений, способных вызвать проблемы с дальнейшей продажей. Так что я с сожалением вынужден откланяться на этом этапе. Надеюсь, вы поймете меня правильно, – повторяет он и замолкает.
Хмуро качаю головой, глядя на Марка. Ничего не выйдет. Что не так с их происхождением? А, вот в чем дело: Чарльз намекает на кровавые алмазы – камни, добытые нелегально в африканских странах, камни, с помощью которых финансируют военные конфликты. Конечно, что еще можно подумать, ведь документов у нас нет. Ладно, пусть лучше Чарльз считает наши камни кровавыми, чем объясняет отсутствие сертификатов банальной кражей. Конечно, он должен был что-то заподозрить. Я голову даю на отсечение, что ему плевать на этичность, просто трясется за свою шкуру. Если бы он мог слить камни буквально кому угодно за минувшие несколько часов, он бы это сделал. Я его не виню. На его месте я бежала бы куда глаза глядят. Такие, как он, в тюрьмах не выживают.
– Понятно. Что ж, благодарю, Чарльз, очень полезная информация. Я уверена, моим клиентам будет интересно ее узнать. Вы правы, они совершенно не в курсе. Поэтому благодарю за осторожность.
Я умасливаю Чарльза. Знаю, он никому ничего не скажет, но лишний раз подмазаться не помешает.
– Не за что, Сара, – с явным облегчением произносит галерист. – Кстати, передайте вашим клиентам, что я с радостью взгляну на любые другие активы, которые они хотят ликвидировать. С удовольствием помогу, если понадоблюсь вам зачем-то еще. У вас есть мои координаты, верно?
Денег хочет, а ручонки марать не желает. Много вас таких.
– Да, разумеется, они наверняка оценят вашу осмотрительность, – произношу я вслух.
Марк качает головой. Да, я подлизываюсь к человеку, который только что обозвал нас преступниками. Люди – странные существа, правда?
– Отлично, большое спасибо. Да, Сара… и еще… вас не слишком затруднит забрать их из моего офиса прямо сейчас? Они уже упакованы. Наверное, так будет лучше.
Я даю отбой и роняю голову на кофейный столик. Боже, как трудно быть преступницей! Марк ерошит мне волосы, и я медленно поднимаю глаза.
– Не продал, – почти шепчу я. – Он думает, что это кровавые алмазы. Но проблем не будет. Он никуда не сообщит. Попросил забрать их прямо сейчас.
– Проклятье! – Марк этого не ожидал; он так много сил вложил в подготовку сделки. – Я думал, дело на мази. Он не знает, что камни продаем мы?
– Нет, – поспешно отвечаю я. – Откуда? А если и догадается, то никому не скажет. К нему чего только не носят. Кровавые алмазы наверняка самое безобидное. Если он опасается продавать наши камни, то и языком трепать побоится. Он ведь не знает, кто мои клиенты и на что они способны.
Я уверена, что Чарльз нас не выдаст. На хмуром лице Марка вспыхивает улыбка.
– Ну, и какого черта нам теперь делать? – легкомысленно вопрошает он, признав абсурдность нашего положения.
И правда, что дальше? Мы больше никого не знаем и не умеем продавать бриллианты.
Я хихикаю. Марк улыбается в ответ, в уголках глаз разбегаются морщинки. Господи, он прекрасен!
– Думала, Чарльз возьмется, – говорю я. – Он так на них смотрел! Господи, почему все очень сложно?
– Я тоже так думал. Швейцария нас избаловала, все прошло слишком гладко. Придется искать другие пути, еще не конец. Я подумаю. А ты сходи за камнями.
Марк кивает на дверь. Я отставляю его заниматься мозговым штурмом и направляюсь обратно в галерею, за бриллиантами. Вся эта история вновь кажется мне забавной. С Марком в это можно играть бесконечно.
Чарльза в галерее нет. Ответивший на звонок охранник отдает мне злосчастный кошелек в обмен на квитанцию. Похоже, наш несостоявшийся партнер изрядно струсил и прикрывает свою задницу. Если Марк как-нибудь столкнется с Викторией, ему придется изображать полное неведение и разыгрывать шок оттого, что его знакомый пытался сбыть кровавые бриллианты. Кто бы мог подумать! В принципе, Марк достаточно далек от происходящего, чтобы притвориться, будто ничего не знал, мало ли в мире плохих людей. Если не считать нашего супружества, он никак не связан с попыткой сбыть камни. Хотя я тут тоже ни при чем. Это все Сара.
Внутренний голос упрямо твердит, что если уж на то пошло, то именно я непосредственно связана со всеми нашими деяниями. Я осталась на видео с камер наблюдения в Швейцарии. И на видео с Пэлл-Мэлл. Пусть не имя, но лицо. Шагая обратно к Марку с камнями в кармане, я думаю: а хотелось ли мне влезать в это дело? Или я просто вошла в роль? Я смелее, чем Марк, или просто глупее? Почему всегда и всем занимаюсь я?
Хотя, с другой стороны, Марк связан с банками, поэтому не может светиться, так ведь? Это логично. И вообще, я не люблю ждать у моря погоды. Мы идеальная команда.
Когда возвращаюсь, Марк признается, что так ничего и не придумал, и мы решаем, что
