Нестор Летописец - Андрей Михайлович Ранчин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В летописи под 6454 (946) годом имеется известное сказание о четвертой мести княгини Ольги древлянам, восставшим против киевской власти. Напомню его сюжет. Ольга никак не могла взять главный город мятежников Искоростень. Тогда хитроумная княгиня попросила с древлян легкую дань воробьями и голубями. Она велела привязать к птицам тряпицы, подожгла их и пустила назад. Несчастные пернатые, прилетевшие под родимые застрехи, спалили дотла весь город. На сдавшихся погорельцев княгиня наложила уже настоящую дань — тяжкую. Сказание об этой мести Ольги, как признано, — вставка, разрывающая связный текст более раннего летописного свода или более ранней редакции «Повести временных лет»[458]. В Новгородской первой летописи за рассказом о том, как Ольгино войско разгромило древлян, следует как итог сообщение о тяжкой дани: «И побѣдиша древляны; и возложиша на них дань тяжку»[459]. А в «Повести временных лет» между известием об одержанной победе и сообщением о назначенной дани находится рассказ о взятии Искоростеня — похоже, несколько неуклюжая вставка.
А. А. Гиппиус проанализировал сказание и отметил риторическую неискушенность автора и «грубость» языка, отличающегося использованием тавтологических конструкций. Отличительные признаки языкового стиля автора ПВЛ — использование союза «же», а не «и» для сочинительной связи частей предложения при смене грамматического субъекта{98} и употребление одних и тех же существительных, глаголов и целых выражений в соседних предложениях. Приведем цитату из сказания о четвертой мести Ольги: «Деревляне же ради бывше, и собраша от двора по 3 голуби и по 3 воробьи, и послаша к Ользѣ с поклономъ. Вольга же рече имъ: „Се уже есте покорилися мнѣ и моему дѣтяти, а идѣте въ градъ, а я заутра отступлю от града, и пойду въ градо свой“. Деревляне же ради бывше внидоша въ градъ, и повѣдаша людемъ, и обрадовашася людье въ градѣ. Волга же раздая воемъ по голуби кому ждо, а другимъ по воробьеви, и повелѣ къ коемуждо голуби и къ воробьеви привязывати цѣрь, обертывающе въ платки малы, нитъкою поверзывающе къ коемуждо ихъ. И повелѣ Ольга, яко смерчеся, пустити голуби и воробьи воемъ своимъ. Голуби же и воробьеве полетѣша въ гнѣзда своя, голуби въ голубники, врабьѣве же подъ стрѣхи; и тако възгарахуся голубьници, ово клѣти, ово вежѣ, ово ли одрины, и не бѣ двора, идеже не горяше и не бѣ льзѣ гасити, вси бо двори възгорѣшася»[460]. (Перевод: «Ольга же сказала им: „Вот вы и покорились уже мне и моему дитяти. Идите в город, а я завтра отступлю от него и пойду в свой город“. Древляне же с радостию вошли в город и поведали обо всем людям, и обрадовались люди в городе. Ольга же, раздав воинам — кому по голубю, кому по воробью, приказала привязывать каждому голубю и воробью трут, завертывая его в небольшие платочки и прикрепляя ниткой к каждой птице. И, когда стало смеркаться, приказала Ольга своим воинам пустить голубей и воробьев. Голуби же и воробьи полетели в свои гнезда: голуби в голубятни, а воробьи под стрехи. И так загорелись где голубятни, где клети, где сараи и сеновалы. И не было двора, где бы не горело. И нельзя было гасить, так как сразу загорелись все дворы»[461].) Дважды одними и теми же словами летописец повествует об эмоциональной реакции древлян на предложение Ольги: «Деревляне же ради бывше», однокоренной глагол описывает чувства горожан, извещенных о требовании княгини: «обрадовашася». Похожий случай — с формами глагола «горѣти»: «възгарахуся» — «горяше» — «възгорѣшася». Раз за разом книжник повторяет «коему ждо — комуждо»[462]. Эти черты, по мнению А. А. Гиппиуса, — отличительные признаки языка составителя «Повести временных лет». С. М. Михеев продолжил эти наблюдения[463]. Он указал на фрагмент статьи «Повести временных лет» 6616 (1108) года, рассказывающий об установлении церковного почитания Феодосия Печерского. Этот отрывок и вправду испещрен повторяющимся словосочетанием «вписати (вопсати) в сенаникъ (синодикъ{99})»: «В сем же лѣтѣ вложи Богъ в сердце Феоктисту, игумену печерьскому, и нача възвѣщати князю Святополку, дабы вписалъ Феодосья в сѣнаникъ. И радъ бывъ, обѣщася и створи, повелѣ митрополиту вписати в синодикъ. И повелѣ вписывати по всѣм епископьямь, и вси же епископи с радостью вписаша, и поминати и на всѣх соборехъ»[464]. (Перевод: «В том же году вложил Бог в сердце Феоктисту, игумену Печерскому, и начал он говорить князю Святополку, чтобы вписал Феодосия в синодик. И тот с радостью обещал это и исполнил, повелел митрополиту вписать его в синодик. И повелел вписывать его по всем епископиям, и все епископы с радостью вписали, и повелел поминать его на всех соборах»[465].) В тексте этого известия в списках ипатьевской группы, который и рассматривает С. М. Михеев, повторов словосочетания «вписати в сѣнаникъ» еще больше[466].
Такие свойства стиля летописца как будто бы исключают авторство весьма искусного создателя житий Бориса и Глеба и Феодосия. Эти особенности языкового стиля в принципе могут, как и считает С. М. Михеев, принадлежать руке Сильвестра, однако, вопреки мнению ученого, бывшего не автором, а лишь редактором «Повести временных лет». Но запись под 6616 годом об установлении церковного почитания Феодосия Печерского, разбираемая С. М. Михеевым, должна, видимо, принадлежать Нестору: в пользу этого говорит как ее датировка, так и тематика (событие, относящееся к Печерскому монастырю). Глагол «вписати» и выражение «вписати в сѣнаникъ» здесь повторяется много раз: вписать Феодосия в синодик — настояние Святополка, его исполнение митрополитом, повеление митрополита епископам, исполнение ими его распоряжения. Однако многократное повторение глагола «вписати» в списках лаврентьевской группы и выражения «вписати в сѣнаникъ» в списках Ипатьевской летописи здесь может выполнять риторическую функцию (пусть и не очень умело выраженную), акцентируя значимость церковного прославления преподобного. А предпочтение союза «же» союзу «и» при соединении частей сложносочиненных предложений со сменяющимся грамматическим субъектом и употребление одних и тех же существительных и глаголов в соседних предложениях характерны и для «Чтения о Борисе и Глебе» и Жития Феодосия Печерского[467], хотя частых повторов целых словосочетаний в Несторовых житиях вроде бы нет. Сравнительный анализ
