Нестор Летописец - Андрей Михайлович Ранчин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Предположим, как традиционно считалось, что рассказы Яня записывал безымянный составитель Начального свода, завершивший свой труд в 1093–1095 годах, как думал А. А. Шахматов, или в 1091-м, как считает А. А. Гиппиус. Он и мог внести в летопись Янев рассказ о его приключении с волхвами, он и записал о смерти жены Яня и, возможно, не преминул отметить мудрую осторожность, проявленную опытным воином два года спустя. Но ведь о кончине бывшего киевского тысяцкого и о том, что именно ему был обязан многими рассказами, книжник записал уже в 1106 году — спустя лет пятнадцать после завершения Начального свода! Если некролог Яня принадлежит «нашему» Нестору, то куда подевались Яневы рассказы: всё — не только «самое интересное», а вообще всё! — он поведал Несторову предшественнику! (Исключением может быть разве что поход против половцев на Дон в последний год жизни Яня — старый дружинник назван в летописи его участником[416].) Традиционно считали, что действительно летописцы двух или трех поколений пользовались устными сведениями Яня — среди них в первую очередь составитель Начального свода и автор «Повести временных лет», коим мог быть как раз наш герой. Однако А. А. Гиппиус логично заметил: проще предположить, что с Янем беседовал один и тот же книжник, чем думать, будто бывалый дружинник делился воспоминаниями о своей неспокойной и яркой жизни с двумя разными летописцами[417]. Для самого А. А. Гиппиуса здесь нет затруднений — напомню: он полагает, что после завершения Начального свода тот же книжник продолжил его краткими записями. Он и мог сообщить о кончине своего осведомленного собеседника в 1106 году. Не было тут камня преткновения и для М. Х. Алешковского, который, не признавая существования Начального свода, считал, что все сведения, переданные Янем, внес в летопись один автор — создатель первой редакции «Повести временных лет». (Эта редакция якобы частично сохранилась в Новгородской первой летописи.) Этим книжником ученый не был склонен считать Нестора, хотя не исключал его причастность к составлению летописи полностью[418]. Зато есть большая проблема и для нашего героя, и для автора этих строк: так как под 1051 годом составитель Начального свода сообщил, что пришел в Печерскую обитель при Феодосии, а Нестор стал ее монахом позднее, автор всех записей о Яне — не герой этой книги. Старый воин — сын Вышаты невольно нанес печерскому монаху один из самых сильных ударов.
Как спасти Нестора? И можно ли это сделать? Допустимо предположение, что не все рассказы, основанные на устных воспоминаниях Яня, хронологически относящиеся к Начальному своду, являются исконными: что-то мог внести и книжник-продолжатель. А им мог оказаться наш герой. Так, повествование о Яне и волхвах явно составляет один из фрагментов подборки на эту тему, достаточно условно вставленной в статью 1071 года[419]. Не случайно первый рассказ в этом цикле — о волхве, явившемся в Киеве, — вводится с помощью неопределенного указания «в си же времена»: «В си же времена приде волхвъ, прелщенъ бѣсомъ». А повествование о Яне и волхвах предваряется столь же неопределенным «единою» («однажды»): «Бывши бо единою скудости в Ростовьстѣй области». Третий рассказ — о некоем новгородце, пришедшем к кудеснику, — предваряется подобным же образом: «В си бо времена, в лѣта си». И наконец, четвертый, последний сюжет — о волхве, явившемся в Новгороде при князе Глебе и смутившем народ, тоже не имеет точной хронологии: «Сиць бѣ волхвъ всталъ при Глѣбѣ Новѣгородѣ», то есть такой волхв появился в Новгороде, когда там княжил Глеб Святославич[420].
Что касается упоминания о Яне как об одном из «смысленых», мудрых людей, советовавших в 1093 году князю Святополку не начинать с малыми силами войну против половцев, то статья «Повести временных лет» под 6601 (1093) годом содержит явные следы редактирования. Вот как говорится о первом совете опытных воинов, бояр: «Святополкъ же, послушавъ ихъ (мудрых советников. — А. Р.), посла к Володимеру, да бы помоглъ ему. Володимеръ же собра вои свои и посла по Ростислава, брата своего, Переяславлю, веля ему помагати Святополку. Володимеру же пришедшю Киеву, совокупистася у святаго Михаила, и взяста межи собою распря и которы, и уладившася, цѣловаста крестъ межи собою, половцемъ воюющим по земли, и рѣша има мужи смыслении: „Почто вы распря имата межи собою? А погании губять землю Русьскую. Послѣди ся уладита, а нонѣ поидита противу поганым любо с миромъ, любо ратью“»[421]. Поясним: здесь идет речь о Владимире Мономахе, пришедшем на подмогу Святополку Изяславичу. Вот перевод: «Святополк же, послушав их, послал к Владимиру, чтобы тот помог ему. Владимир же собрал воинов своих и послал за Ростиславом братом своим в Переяславль, веля ему помочь Святополку. Когда же Владимир пришел в Киев, они (со Святополком) встретились в монастыре святого Михаила, затеяли между собой распри и ссоры, договорившись же, целовали друг другу крест, а так как половцы продолжали разорять землю, то сказали князьям мужи разумные: „Чего вы ссоритесь между собою? А поганые губят землю Русскую. После договоритесь, а теперь отправляйтесь навстречу поганым — либо заключать мир, либо воевать“»[422].
Вчитаемся в этот текст внимательно: в нем обнаруживается явное противоречие. О том, что опытные старые дружинники призывали Святополка и Владимира Мономаха прекратить распри, достичь мира и объединить силы против степняков, здесь говорится вслед за известием о соглашении, достигнутом между двумя князьями. Так зачем же призывать к
