Чужие - Фло Ренцен

абсцесс, с которым не справляются антибиотики. Сейчас в больницах из-за короны бушует третья мировая. Поскольку у меня на работе у кого-то родственник работает в больнице, мне удается договориться и под Новый Год маму кладут в Шарите.

Дура, ругаю себя, на хрена сочиняла Михе про болезнь. На хрена той наговаривала. Хавай теперь, с чем хочешь.

Насчет «той»: я не параноизирую и не спятила, просто самоанализ у меня приходит с некоторой задержкой. В промежутках между взбесившейся под конец года работой, недосыпами и мотаниями по поводу госпитализации мамы все же начинаю ковыряться в памяти. Выковыриваю мой глупейший разговор с неизвестным женским голосом, которому додумываю имя «Рита», затем запихиваю обратно и так — до следующего раза.

***

У нас локдаун, посещения в больнице сведены на нет. «Нет» в нашем с мамой случае — это час в день, во время которого мы с мамой обе должны будем быть в масках. И во время, и после такого мучительного часа мама будет задыхаться, но персонал, конечно, будет непреклонен.

Наревевшись дома, звоню маме в больницу и спокойно прошу сказать мне честно, от чего ей хуже — лежать одной или видеть меня, но мучиться в маске. Мама очень слабым, но решительным голосом полушепчет мне, чтобы даже не думала «идиотничать» и «это же заразно».

Завинчиваю внутри себя приступ малодушия в виде тупого, бесполезного желания лучше заболеть самой, лучше — самой, только бы мама поправилась. Да и зачем ей тогда больная дочь — возиться?

Год тому назад я впервые за много-много лет встречала Новый Год с мамой. Тогда нас с ней даже было еще трое. Теперь я всерьез готовлюсь совершить мини-махинацию — договориться с персоналом, чтобы 31-го меня пустили к маме на «подольше» и «попозже» — проводить старый год. Маме мучительно трудно есть и нельзя спиртное, но как-нибудь проводим, думаю.

Естественно, мама наотрез отказывается.

— Мам Лиль, я завтра приду, буду с тобой до вечера.

— Катюха, не дури. Не знаешь, какие сейчас штрафы?

— Я договорилась.

Это я вру, но что смогу договориться, почему-то не сомневаюсь.

— Я собираюсь не отмечать, а отдыхать. А если заявишься «провожать», я тебя выставлю.

В первую очередь мама боится меня заразить, но настолько убедительно включает в голосе нотки усталого, обессиленного недовольства, что я покупаюсь и уговариваюсь на то, чтобы прийти с поздравлениями уже в новом году.

***

— Конфетка, с Новеньким тебя, — желает мне с утреца слегка «поплывший» образ Рози.

Да, Новый Год же.

Спала я в последние дни неважно, но теперь, кажется, выспалась.

— И тебя, сахарок. Все о‘кей, не плохо тебе?

Я искренне интересуюсь: голос у нее нетвердый, и я не уверена, что уже снова трезвый.

— Почти хорошо. Мамулечку поздравь. Пусть она у тебя скоро-скоро-скоро поправится.

Понимаю, что она специально не ложилась спать, чтобы поздравить меня с Новым Годом, и, естественно, тронута.

Отправляю ее в койку, а кто будет мешать спать, советую послать нахер. Кажется, даже слышу мужской смех на заднем плане. Рози берет с меня клятву, что не второго-так третьего-или четвертого мы с ней встретим Новый Год еще раз, только вместе. Затем мы прощаемся. Кажется, она валится с ног, и насчет «послать нахер» — это ей и самой не терпится.

Прежде чем успеваю осознать, что проспала Новый Год, меня опять с ним поздравляют:

— Frohes Neues. С Новым.

— Frohes Neues, Мих. Тебя — тоже.

— Как ты, Кати? Тебе лучше?

Мне зашибись.

— Я в порядке, но теперь, вот, мама в больнице. Гнойная ангина с осложнениями.

Потому что я с какого-то перепугу решила позаливать тебе, что заболела сама. Хоть суеверность — дело смехотворное, но… накаркала.

— Ну надо же… Как она?

— Чуть получше.

— Очень надеюсь, что Лилия скоро поправится.

Миха, даже будучи моим мужем, не называл мою маму мамой — не принято.

Вообще-то, он не обязан ни справляться обо мне или моей маме, ни тем более звонить с поздравлениями или пожеланиями — мне или нам с мамой вместе взятым. Наверно, надо заценить его — что это? не-пофигизм? пусть так — и постараться ощутить по отношению к нему — что там? — благодарность.

Но я внезапно ощущаю, что не в состоянии переключиться на новогодний смолл-ток, как не переключилась на Новый Год. Не могу отвлечься. Просто мама у меня пока так не болела. Поэтому я с ходу придумываю, будто она звонит мне как раз, благодарю за звонок и спроваживаю Миху.

Мама мне не звонила, это я просто так наплела и теперь звоню ей — надоедать.

— С Новым годом, мам.

— С Новым годом, дочь. Катюш, не приезжай сегодня.

— Почему? Мам Лиль, тебе что — хуже?!

Только без истерик. Сама не люблю несдержанных реакций. Наверняка маме нельзя сейчас волноваться.

— Нет, мне не хуже. Мне просто хочется… Катя, я просто не готова сейчас к тому, чтобы ты ко мне приехала.

Бедная моя мама… Неужели за последние дни я так ее достала, что она уже боится говорить мне, как на самом деле себя чувствует?..

Естественно, от ее слов мне хочется сейчас же прыгнуть в воображаемый вертолет, чтобы через полминуты быть в Шарите.

Наверно, мама читает мои мысли, а может, я просто слишком долго ничего не говорю, потому что она повторяет спокойно, но настойчиво:

— Катя, мне правда не хуже. Мне лучше.

И тут до меня, кажется, доходит. Я со своей этой опекой превращаюсь в тирана-сиделку. Когда в последний раз проявляла такую собственническую заботливость? Проявляла ли вообще? Это что-то новенькое и, как правило, за подобным поведением в некой мере кроется тупость и ограниченность.

Будь взрослой, твержу себе. Успокойся.

— Конечно, мам. Я поняла

Может, когда заботишься о родителях, тоже нужно уметь отпускать.

Не знаю. Не довелось мне испытать подобного с детьми и сравнить