Волшебники Маджипура - Роберт Силверберг

- Это ведьмовская звезда, - мрачно повторил Гиялорис. - Демоническое знамение.

- И что же оно, по вашему мнению, предвещает? - спросил Септах Мелайн. - Скажите мне, о чем эта звезда говорит вам, потому что я ничего в таких вещах не понимаю и не могу разобраться в этом самостоятельно. О, разгадайте мне эту загадку, милый Гиялорис! Какое известие несет нам эта звезда, если она и в самом деле являет собой предзнаменование?

- Вы опять по своему обыкновению дразните меня, Септах Мелайн?

- Нет-нет, - возразил тот. - У меня и в мыслях не было насмехаться над вами.

- Конечно же было, - раздался голос показавшегося из люка Свора, - Вы играете с бедным Гиялорисом, как будто считаете его простаком, которым он, по правде говоря, не является, хотя я полагаю, что ему сильно недостает вашей хитрости - как, впрочем, и подавляющему большинству людей. Но сыграйте лучше со мной, господин мой Септах Мелайн. Это будет не так легко.

- Ну что ж. В небе появилась новая звезда.

- Да, я ее вижу. Неподалеку от зенита, немного на запад от Ториуса, горит ярким и ровным светом.

- И что, по вашему мнению, означает это явление, Свор? Вы так глубоко верите в колдовство! Поведайте мне, ведь я устроен совсем по-другому и не в состоянии самостоятельно постичь такие вещи. Гиялорис называет это демоническим знамением. Как вы считаете, что именно пытается сообщить нам таинственный демон? Неужели нас ждут впереди новые, еще более тяжелые потери - нас, уже и так утративших столь много?

- Ах, как раз наоборот, - сказал Свор, лукаво улыбаясь и расчесывая пальцами курчавые завитки своей бороды, - я вовсе не одарен божественным даром провидения, о великолепный Септах Мелайн, но, даже несмотря на это, считаю, что могу достаточно хорошо для любителя понимать небесные письмена. Звезда, которая явилась к нам сегодня вечером, была зажжена, чтобы показать, что дух разгневан тем злодеянием, которое совершил Корсибар. Эта звезда наше спасение. Она означает гибель Корсибара и возвышение Престимиона.

- И что же вам сказало об этом? - спросил Септах Мелайн.

- Если вам приходится задавать этот вопрос, мой дорогой друг, то вы никогда не сможете понять ответ.

Септах Мелайн лишь усмехнулся и пожал плечами. Зато Гиялорис что-то чуть слышно промычал, соглашаясь со словами Свора. Он склонил голову, коснувшись лбом досок палубы, воздел руки к звезде и сделал несколько ритуальных жестов, говоривших о приятии знамения и о смирении.

Город Палагат, расположенный на восточном берегу Глэйдж, являлся крупнейшим из населенных пунктов на всем протяжении реки между Лабиринтом и озером Рогуаз. Это был центр сельскохозяйственной провинции, куда фермеры из трех соседних районов доставляли свои товары, чтобы затем отправить их в другие города, лежавшие выше и ниже по течению. Хотя вся окружающая местность представляла собой плоскую равнину, сам Палагат стоял на невысоком холме в излучине реки. Раскинувшийся вокруг широкий, ничем не нарушаемый простор и зелень густой листвы менгаковых деревьев, возвышавшихся над домами подобно театральному заднику, позволяли Палагату доминировать над пейзажем на расстоянии многих миль, как если бы он находился на вершине Замковой горы.

Коронали и другие высокие властители, путешествовавшие этой дорогой, частенько прерывали в Палагате свое плавание, так как из всех городов нижнего течения Глэйдж этот обладал наилучшими условиями для приема столь знатных гостей. Вымощенная кирпичом четырехрядная дорога, соединявшая оживленную и просторную гавань Палагата с центром города, была щедро украшена по обеим сторонам доставленными из парка лорда Хэвилбоува пальмами с ярко-красными стволами и носила честолюбивое наименование Королевского тракта. Сегодня в честь прибытия нового короналя каждое дерево по всей длине дороги было украшено знаменами зеленого и золотого цветов, увенчанными наконечниками в виде Горящей Звезды. Конечно, если бы в Палагате имелись плакаты с изображением лорда Корсибара, то они тоже украсили бы его путь, но, поскольку никто не ожидал, что прежний корональ выберет своим наследником именно его, в городе не оказалось ни одного портрета нового лорда. Однако, несмотря на спешку, встреча почетных гостей была организована очень внушительно: гремели трубы, лязгали бесчисленные тарелки, все вокруг было увито красочными гирляндами, дорогу усыпали цветами, от порта до города выстроился почетный караул, возглавляемый сотнями муниципальных чиновников от мэра, облаченного в праздничное бархатное одеяние, до начальников бесчисленных служб и их клерков; торжественно пели многочисленные маги в богатых парчовых облачениях. Тысячи рядовых граждан выстроились вдоль дороги. Они изо всех сил вытягивали шеи, чтобы хоть краешком глаза взглянуть на нового короля, и восторженно выкрикивали: "Корсибар! Корсибар! Лорд Корсибар!"

Он уже почти успел привыкнуть к этому.

В первые дни все происходящее казалось ему нереальным, похожим на сон: и обращенные к нему знаки Горящей Звезды, и титулование непривычным званием "лорд" или "властелин" вместо привычного "принц", которое он носил всю жизнь, и затаенный страх и почтение в глазах всех, кто искоса поглядывал на него, думая, что он в этот момент смотрит в другую сторону. Каждое утро, просыпаясь, он ожидал увидеть возле своей кровати отца, услышать его сухой голос: "Ну что ж, Корсибар, пора покончить с этим смешным маскарадом".

Но каждый день оказывался очень похожим на предыдущий: знаки Горящей Звезды, смиренное: "Мой лорд" и "Да, ваше высочество"... Когда он в один из последних дней своего пребывания в Лабиринте встретился с отцом, слов было произнесено очень мало. Встреча прошла в официальной, хотя и несколько натянутой атмосфере. Конфалюм, удрученный и подавленный, не выказал никакого желания как-либо вмешаться в ту из ряда вон выходящую ситуацию, которая возникла вследствие смелых и быстрых действий его сына в Тронном дворе. И лишь когда они прощались, перед тем как Корсибар покинул подземный город, отправляясь в триумфальную поездку на север, чтобы занять свой трон, на один краткий миг новый понтифекс позволил себе открыть те мучения, которые испытывал из-за происшедших событий. В его глазах, смотревших прямо в глаза сына, блеснула одна-единственная вспышка ярости и безумного, отчаянного желания показать, насколько он возмущен тем, что ему, который лишь несколько недель назад был самым могущественным человеком в мире, пришлось в безропотной покорности склониться перед своим собственным детищем. Тем не менее он ни словом не обмолвился о своем недовольстве поступком Корсибара, не протестовал, не попытался заставить сына отречься от содеянного. Это свершилось, и это невозможно было изменить: власть в мире впервые за всю его историю перешла от отца к сыну.