Кесарево свечение - Василий Аксенов

И вот боссу однажды приходит идея раскрутить затрапезные Кукушки до уровня рыночного продукта по шкале м.с. — решение Артемия Артемьевича равносильно закону Вселенной. Потекли к островам денежные потоки, поехали в Богом забытый сектор океана лучшие мировые дизайнеры, строители и специалисты по стилю жизни. Как воплощение гигантских замыслов, поднялся из грязи отель «Бельмонд». Интересно, что никто ни на островах, ни на материке не знал, что за этим возрождением стоит Горизонтов. Даже в столице вездесущий и всезнающий «Ъ» не связывал нашего олигарха с фирмой «Шоколад и прочее», занимающейся обустройством этой почти коммунистической земли. А Артемий Артемьевич до поры только посмеивался.

Вот и теперь, на подлете, глядя на колонки цифр, выбрасываемые на экран компьютера информационным сектором «Шоколада», он усмехался — суховато, коварновато, по-макиавеллиевски.

— Как научить наших русских хотя бы частично внедряться в ситуацию? — произнес он. — Еще вчера в этом Революционске — кстати, Борис Борисович, позаботьтесь о возврате к историческому названию — мухи дохли на лету от всеобщей нищеты. Необольшевики растащили и просрали, прошу прощения у дам, ну хорошо, Милок, будем говорить, как у Достоевского — профершпилили все, что нахапали при деприватизации. Казалось бы, полное банкротство, не так ли? Помните, господа, их новый губернатор — ну внук какого-то комиссара, как его фамилиё, — да-да, Милок, — фамилия?

— Скопцо-внук, — напомнил Равиль Равильевич, и все о понимающими улыбками переглянулись. Не было еще случая, чтобы босс забыл чью-либо фамилию или номер телефона, а нынешняя рассеянность должна была просто продемонстрировать пренебрежение. Он продолжал с насмешливым переплясом хорошо отполированных ногтей:

— Помните, как этот внук целую неделю сидел у нас в приемной и был счастлив, когда Душан Душанович брал его с собой в ресторан? И что же? Едва лишь в действие вступил «Шоколад и прочее», как красные воспрянули и обнаглели. Вот вопрос на засыпку нашим иностранным членам правления — Вере Верхарновне и Эрни Эрнестовичу. Что сделали кукушкинские правители первым делом, когда к ним стал притекать ручеек от наших финансовых потоков?

— Ворроувалли, — немедленно произнес Э.Э. Это слово всегда получалось у него замечательно.

— Покупаль «ле мерседе», нэс па! — лишь на секунду отстала от него В.В.

— Браво! — вскричал А.А. — Ваши ответы, друзья, продемонстрировали глубокое понимание нашей национальной ментальности. К этому мне остается добавить только еще одно курьезное, — он быстро взглянул на свою подругу, та быстро и одобрительно кивнула, — курьезное наблюдение. Кукушкинские скопцовцы, все эти завы, замзавы и атаманы, типа забыли, откуда к ним пришло нынешнее благополучие. Может быть, они даже и не притворяются, просто забыли, и все. Они теперь прикрикивают на ребят из нашего «Шоколада», выражаются резко в псевдонародном духе. Похоже, что они даже гостиницу «Бельмонд» хотят провести по разряду своего коммунального хозяйства.

Когда улегся смех за круглым столом делового салона, Борис Борисович спросил с неожиданной для его пенсне интонацией:

— Чё делать-то с лохами будем?

Милок при этих словах как-то вскинулась, словно ей вместо розы преподнесли испачканную салфетку. Артемий Артемьевич с досадой поморщился:

— Следите за своей речью, Борис Борисович!

Неизящная фраза, однако, всколыхнула всю компанию. Надо все-таки как-то укоротить зарвавшийся обком. И не потому что красные, а потому что идиоты. Красноту трогать не будем, ведь это же все-ш-таки наша общая традиция. Ведь сами же в юности иной раз зажигались романтикой подвига — разве не так, Артемий Артемьевич? А все-таки надо разобраться с совком, экскьюзе муа за неаппетитное слово. Надо им сказать, чтобы поняли: остыньте, мужики! А не захотят, пусть лопаты, грабли и метлы в руки берут очищать загаженный Имперск. То есть возвращать ему былое изящество, стиль серебряного века, не так ли? Именно так, Милок, именно так!

Так, заговорившись, и не заметили, что уже стоят в темноте перед тусклым зданием аэропорта. А к «Горизонту» уже пружинисто направляется прилетевшая сюда заранее группа консультантов и экспертов «Шоколада и прочее» числом не менее двух дюжин. Нет, не все еще шансы потеряны у России: нарождается и разрастается у нас поколение консультантов и экспертов!

Дежурные по аэропорту гэбэшнюрг «красного пояса» недоумевали: это кто ж такой прилетел на собственном борту и не потребовал машину к трапу?

Их недоумение разделял и романист Ваксино, стоящий в полутьме отельного вестибюля у огромного окна с вплетенными в стекло ветвями металлической лианы и наблюдающий прибытие из аэропорта сплоченной группы молодых мужчин и женщин во главе с энергичным и не совсем отвратительным на вид джентльменом, идущим твердо шаг за шагом прямо в середину нашего повествования о закате XX века. Это кто ж такой прилетел? То ли я не решаюсь его назвать, то ли действительно не знаю? С чем он явился — с многоточиями или с точками над i, какое при нем оружие — словесное или огнестрельное?

В номере старого Стаса поджидали два телефонных сигнала: за время его блужданий по парку звонили сестры Остроуховы и Славка Горелик. Все они с огромной человеческой заботой осведомлялись, как он там «шустрит» на Кукушкинских островах. Были и пожелания. Поменьше воспоминаний. Побольше прямого действия. Они тоже еще не догадывались, что романист в этой части обретается на правах персонажа. Тем не менее сестры увещевали романиста пощадить кукушкинских казачек, а Славка надеялся, что ему не придется выкупать литературного отца из рабства на Шабаргэ. Между прочим, он сообщал: звоню тебе с борта самолета. Через два часа десять минут мы приземляемся в Революционске. Вот так сюрприз!

Чартерный аэробус был, пожалуй, великоват для небольшой компании из ООО «Природа». Не более дюжины персон, молодые русские денди и стильные дамы, все в основном уже известные нам лично или понаслышке, блуждали по салонам: то поддавали у бара, то танцевали в проходах, то начинали раскидывать преферанс, то смешивали карты, чтобы вернуться к бару. Там в течение всего полета с Крокодиловых островов верховодила парочка — Герасим Мумуев и Маринка княжна Дикобразова. Вместе с ними заседала другая пара — Олег Телескопов-Незаконный и Юлью Ласканен. Главную скрипку в квартете играл Мумуев. Он все рассказывал истории о любовных странствиях босса — Славки Горелика.

— Entrez nous, чтобы не вышло за пределы этого самолета, я давно заметил, что наш Славочка как литературный тип «лишнего человека» просто не может не мечтать о женском типе этой медии, ну, скажем, о «тургеневской девушке» или о «даме с собачкой». Вот однажды сидим мы с ним в клубе «Бочкотара», и тут входит баскетбольная команда манекенов, а во главе — une blonde[98] с толстенной косой вокруг головы, то есть вроде бы корона. Я, конечно, по своей растленной привычке сразу думаю, сколько она берет за ночь — наверняка не меньше трех сотен, а Славка мне на ухо шепчет: «Гер, смотри, да ведь это же королева Гиневра!» Оказалось, мы оба не правы — девушка попросила пятьсот. Стали рыскать по карманам, не набрали и сотни. Хорошо, что тут хозяин появился, господин Незаконный. У него и одолжились тысчонкой.

— До сих пор не отдали… нгкдм, — притворно возмутился Олег Владимирович.

Трудно было узнать в этом молодом человеке международного класса того безнадежного лоха из первой главы «большого романа». Тогдашнее извлечение из-под скамьи гусятинского парка культуры оказалось таким поворотным пунктом телескоповского маршрута, что ему и незаконный папа бы позавидовал. Прибившись к Мстиславу и Герасиму, а вместе с ними и ко всей корпорации тогдашнего «Канала», он стал богатым человеком или, вернее, стал считать себя таковым, поскольку даже и думать не хотел о том, кому на самом деле принадлежат записанные на него несколько крутых московских клубов, в том числе и скандальная «Бочкотара». По всему прикиду Тел.-Незаконного теперь были разбросаны маленькие монограммы, почти незаметные глазу неопытного человека, но зато сразу понятные атлетам элиты, если можно так выразиться. От всего прежнего у него остался только горловой звук нгкдм, напоминающий начало отрыжки.

Этот звук не устраивал его подругу Юлью категорисески (так по-фински). Иппёнаплятть, говорила она опять же по-фински, с этой отрыжкой на что ты можешь рассчитывать в международных кругах, пппетни алькохолик? С нашей финкой тоже произошли разительные перемены, и в ней тоже трудно было признать расхристанную нимфоманку из стремного кабака «Стреляй». Все-таки приятно видеть, как выкарабкиваются из созданной автором выгребной ямы вроде бы совсем уже погибшие персонажи. Посмотрите на указательный палец правой руки этой Юлью. Прежде ему ничего не оставалось, как только впиваться в тела спившихся трактористов из сел Ешьте и Тащите, теперь он безостановочно гуляет по клавишам маленького «мобиля», постоянно работающего в режиме save. Помимо всего прочего, на пальце этом светится далеко не безопасный рубин. Как видим, резервов у Ласки Юлью (так ее со значением называет Олег) оказалось вполне достаточно как для возрождения, так и для выполнения заданий корпорации. Добавим: глаза ее еще пуще стали напоминать озаренные полярным сиянием озера Лапландии.