Кесарево свечение - Василий Аксенов

Читатель, быть может, помнит, что наш герой в разговорах со своим прародителем Ваксино всегда отмежевывался от литературы как от пустякового пережитка. Так диктовал стиль эпохи. С рассусоленной литературоцентричностью в России должно быть покончено! Новый центр — это банк! На самом деле прежняя, еще с младых ногтей, причастность к московским и питерским кухням постоянно сказывалась, и ему стоило немалых трудов сохранять отчужденную мину во время бурных дискуссий сестер Остроуховых или родительских стычек над руинами социалистического и антисоциалистического реализмов.

Мало кто знал, а точнее, не знал никто, что иные из погибающих толстых журналов были спасены через вторые и третьи руки субсидиями мафиозо Горелика. Для самооправдания он и это относил к своему новому бзику, к экологии. Очистка воздуха от пердежа зловонных современников — вот чем мы должны, по идее, заниматься, говаривал он под банкой.

Недавно, опять же через подставных лиц — на этот раз это были отвязанные постмодерны из «Бочкотары», — он открыл в Интернете литературный сайт под названием «Говорим на „ты“!». Идеи новой литературы, словесность людей, говорящих друг с другом на «ты», должны зарождаться именно в виртуальном пространстве. Остающиеся за бортом Интернета, вроде старика Власа Ваксакова, останутся и за бортом новой словесности. Те, кто активно посещает этот сайт, включая даже и старика Стаса Ваксино, по крайней мере, не затеряются. Такова была принципиальная задача. На деле пока что получалась какая-то достаточно зловонная толкучка. Вот и сейчас, чтобы скоротать полет, Славка засовывает в свой лэптоп новую дискетку «Говорим на „ты“!», и первое, что появляется на экране, оказывается статьей критика Говновозова, уверенного в том, что этот псевдоним дает ему карт-бланш по всем аспектам постмодернизма.

На этот раз Говновозов злобно и безапелляционно драл недавно возникший в Мытищах «Клуб мочеглотов». Нет, мы не из тех, что творят фальшивые аркады струящихся фонтанчиков, витийствовал он. Мы за тех, кто работает по большому счету! Сволочи, обозлился Славка, концептуалисты сраные и зассанные! Закрою сайт, перекрою им кислород, а ведь без кислого не возникнет и вонючего.

Как раз в этот момент Герка перешел к еще одной истории из эротических похождений президента:

— Однажды мы с ним вдвоем прогуливались вдоль Женевского озера, валяли дурака вокруг бронзового Чарли Чаплина, поглядывали на дамочек. Вдруг у Славки загорелись очи. Сбылась мечта недоучки: по набережной Веве шествовала Дама с собачкой! И не какая-нибудь чеховская скромняжечка Анна Григорьевна, что ли, или как ее там — ну та, которую, je crois, господин Гуров тра-ля-ля в «Ореанде», — кстати, почему мы до сих пор не купили этот отель? — а совсем иного типа баронесса из наших. Ну, как вам ее описать? Ну, вот перед вами моя жена Марианна, пёс princesse Dikobrazova, так та дама, чтоб я так жил, была в два раза больше, то есть лучше. Ма chere, si vous vous conduisez comme toujours, vous finirez tres mal.[99] Я ведь могу объяснить и без насилия. Ну, просто это была своего рода Анита Экберг, только в брюнетистом варианте, и волосы ее водопадом лились до самой жопы. Вдобавок, когда она оборачивалась на мужчин, в глазах ее зажигались маяки сродни тому, что был построен фельдмаршалом Роммелем в дюнах Ниды. Такого никогда не случается с княжной Дикобразовой. Та просто маркирует кобельков своим невидимым лазером. Dieu, quelle virulente sortie![100]

Дайте мне закончить рассказ, ваша светлость! Что касается общего прикида незнакомки, он тоже оставлял сильное впечатление. Во-первых, собачка; это был золотой кобелек бассенджи, и коготки его напоминали ювелирные инкрустации. Во-вторых, шуба: она была составлена вперемежку из шиншилл и горностаев. В-третьих, машина — вдоль набережной медленно двигался ее рукодельный «Даймлер».

В общем, я вижу, Славка маячит. Набирает скорость, обходит плывущую, что твой атомный крейсер, фемину, резко поворачивается, идет встречным курсом. Ваш покорный слуга прикрывает тыл. «Мужчины, вы чего это?!»— восклицает объект и тормозит. Как будто жаром полыхнуло из турбин. Мы не ошиблись: она — из наших! Оказалось, Аврора Троцких прилетела из Кузбасса на бар-мицву своего племянника, наследника дома Левитов, ну да, тех самых — по никелю. Давайте быстро направимся в «Гранд отель», туда, где жил господин Набоков В.В, в честь которого набережная и соответствующее село. «Мы таких татар не знаем», — говорит мадам Троцких и трепещет все сильнее по мере приближения к отелю. «Мужчины, мужчины, — бормочет она, — ох уж эти мужчины». Я уж было настраиваюсь на выполнение дружеского долга, однако Мстислав категорически заявляет: это сокровище — мое и только мое! Разливают шампанское. Сибирячка морщится: «А сладенького нету? — Потом вспыхивает: — Да и не надо! Я и так горю от вас, товарищ Горелик!»

Тогда я ухожу смотреть хоккей и только слышу, как ее контральто перекрывает шум трибун и треск костей. «Слава, давай! Ты мой капитан! Я твой послушный пароход! Все трюмы мои — твои! Загружай меня, загружай! Слава моя, Горелик мой! Даю гудок — гугу, гугу!»

В заключение хочу поделиться одним почти чеховским наблюдением. Собаки африканской породы бассенджи никогда не лают и моют себя как коты.

Смех не успел еще разгореться, когда в проеме двери появился во весь рост Мстислав Игоревич.

— Что за век! — вздохнул он, скрещивая руки на груди — Всякий шут считает себя вправе добавлять и своего вздору в…

— Во что, Славочка? — поинтересовались недавно примкнувшие к компании Никитина и Мухаметшина.

— В и без того пробздетый воздух, — сумрачно завершил свою мысль президент.

В это время включился кокпит. Эрбас начинает снижение. Просьба всем сесть и пристегнуться. Притушили свет. За окнами в большом пространстве стояла полная луна. Виден был солидный кусок кукушкинской географии. Вровень с самолетом, но неподвижно, двигался неопознанный летающий объект. В первом ряду салона все вдруг увидели какого-то жутко плечистого в оранжевой майке. Он ободрял присутствующих кивками того, что у него было на месте головы, то есть густого пучка сильнейших листьев.

Вскоре засветились внизу огоньки гавани и карабкающихся по склонам гор кварталов Революционска. Исчез случайный попутчик. За две минуты до посадки быстро проплыла мимо окон вывеска «Hotel Belmonde». Появились тускловатые строения аэропорта и монумент мыслителю Чилье Нинелу, автору знаменитого выражения на кубарьском языке: «Хурасары аплегию, ад экснияшниян!» Скульптура была подсвечена таким образом, что наводила на мысль о близости человека к другим приматам. Посадка. Выруливание. На фасаде аэропорта длинный транспарант кумачовой ткани: «Привет участникам Месячника Островов российских!»

Самолет, как видно, ждали. Порядочная группа людей направилась к трапу. «Проверить — о.о.!»— тихо скомандовал Дима Дулин. Все, однако, обошлось. Это была дежурная группа хлебосолов: представители трудящихся, казачки с караваями, дикарки с традиционными змеями на плечах.

Наши персонажи благополучно прибыли на архипелаг, который они — откроем секрет — собирались превратить в зону экологического — и не только — благоденствия.

Эко чудо!

Месячник официально открылся на следующее утро. Сочинитель Ваксино в свежем пиджаке «американского кроя», довольный литературным развитием дела, но мрачный от исторических перспектив, сидел в третьем ряду и смотрел на сцену, где формировался президиум. Все там прекрасно знали, как рассаживаться. Одесную от губернатора Скопцо-внука сидел владыко Филарет, ошую расположился партголова Жиганьков. Таким образом составилось знаменательное трио, администрация в рамке народно-патриотических сил. Здесь же на первой линии разместились прочие попутчики Ваксино по самолету: пред Шкандыба, воитель Калош, ваятель Саблезуб, деп Дубастый. Вперемежку с ними сидели местные кукушкинские главы администраций. Из них один отличался отчетливо океанскими чертами тяжелого лица и демонстративно расчесанными волосами на ушах.

— А это кто такой? — поинтересовался писатель у своего соседа, замзавкульта и скрытого либерала. Тот охотно пояснил:

— Этнический лидер Вакапутов. Неоднозначная личность.

Кого мне напоминает это сборище, пытался припомнить Ваксино. Ба, да ведь это же брежневское Политбюро раннего созыва! Тут и унылая, как колхозное вымя, физиономия Косыгина, и олигофрен Подгорный, и уголовная, по Ломброзо, головенка Шелеста, и сыч Андропов, и расплющенное тесто Кириленко, и все остальные протокольные физии, а хозяин-то торжества — просто реинкарнация Ильича Второго в лучшие годы — ну, брови, разумеется, но также и массивная верхняя губа, и величественный зоб, и жесты, говорящие об огромном самоудовлетворении избранника кукушкинских масс. «Дорохые тоуарыщы прэдштауитэлы наших оштроуоу ы хосты архыпэлаха!» Как это замечательно, думал Ваксино. Еще чище, еще непосредственней, чем в Госдуме! Все тут присутствует, что требуется для номенклатуры: и фрикативное «г», и «э» оборотное, и «у» решительно вытесняют подозрительные московские фыканья, а местная шепелявость лишь подчеркивает неразрывную связь партии и народа. Даже и бюст высится над президиумом среди драпировки знамен — ну, хоть и не Ленина В.И, но зато легендарного Федота. Никто не забыт, ничто не забыто!