Рассказы и повести - Виктория Токарева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Пишите рецепт.
Медсестра сидела по другую сторону стола в белом халате и красной мохеровой шапке. Казалось, будто она не на работе, а просто зашла посидеть. Шла мимо и зашла.
- Как зовут? - спросила медсестра.
- Меня? - переспросила мать. - Лариса.
- При чем тут вы? - обиделась медсестра.
- Маша Прохорова, - вмешалась девочка.
- Одевайтесь, - велела медсестра.
Лариса торопливо стала натягивать платье на Машу. Платье не шло, потому что волосы намотались на пуговицу. Лариса спешила. Маша кряхтела. Виктор Петрович ждал с вежливым отвращением.
- Следующий! - вызвала сестра.
Вошла следующая пара: бабушка и внучек. Оба принаряжены, с радостными, торжественными лицами, будто пришли в гости и не сомневаются, что им очень рады.
- Раздевайтесь! - предложил Виктор Петрович, обречено глядя в окно.
Лариса и Маша справились наконец с платьем, забрали рецепт и вышли из кабинета.
Трехлетняя Дашка сидела на стуле и честно поджидала. Увидев своих, она слезла со стула и вложила свою руку в руку матери. Лариса взяла Дашку за одну руку, Машу - за другую и повела их вниз по лестнице.
Маша шла возле стены, а Дашка - по другую сторону, везла руку по перилам, сгребая в ладонь все существующие в районе микробы.
- Убери руку, - приказала Лариса.
- Почему? - спросила Дашка.
- Потому что потому, все кончается на "у", - ответила Лариса.
Такой ответ был непедагогичным, но Лариса знала свою дочь: отсутствие логики действовало на нее гипнотически. Так и сейчас: она сняла с перил руку и даже сунула ее за спину.
Маше наоборот - все нужно было объяснять подробно, выделяя причины и следствия и их взаимосвязь.
Когда наконец добрались до раздевалки, то выяснилось, что пропал номерок.
Стали искать в сумке и по карманам, не желая верить и не мирясь с пропажей. Потом еще раз прошуровали все отделения сумки, все карманы и кармашки. Номерка не было нигде.
- Потеряли, - созналась Лариса, виновато глядя на гардеробщицу в синем халате.
- Ищите! - постановила гардеробщица и, считая аудиенцию законченной, ушла в глубь своего царства.
Лариса взяла дочерей за руки, и все трое побрели обратно, напряженно глядя в пол, прочесывая глазами каждый сантиметр сиреневато-бежевого паркета.
В районе уборной Даша нашла большую черную пуговицу с четырьмя дырками, а в кабинете Виктора Петровича - блестящий фантик из-под конфеты "Чародейка". Эти трофеи они принесли гардеробщице, но не заинтересовали ее.
- Не нашли, - сказала Лариса, и ее лицо стало жалостливым и виноватым. А девчонки смотрели нахально и весело, будто ничего и не случилось.
- Вот так и будут все терять, - обиделась гардеробщица. - А я отвечай!
- Я заплачу! - обрадовалась Лариса. - Сколько стоит номерок?
- Рубль, - официально объявила гардеробщица.
Лариса помнила, что, отправляясь в поликлинику, не взяла с собой денег. Но рубль мог оказаться в сумке. Она снова прошуровала глазами и пальцами все отделения. Ей попались четыре монеты по 15 копеек, три - по десять, пятак и еще пять копеечных монет.
В это время к гардеробу подошла пожилая дама с ленточкой в волосах. Волосы сзади и с боков были забраны под эту ленточку в аккуратный валик. Такую прическу носили перед самой войной, и дама осталась верна этой моде. О ней нельзя было сказать: бабушка. Именно - дама. Брови у нее были подрисованы черным карандашом. Причем линии - естественная и искусственная - имели разное направление. Своя бровь шла вниз, а рисованная вверх.
Дама подозрительно оглядела Ларису, ее брюки, подпоясанные ремнем, дремучую челку до середины зрачков. Потом посмотрела на детей - тоже в брюках и с челками, и в ее глазах выразилось беспокойство за современную молодежь и за будущее всей планеты, которую придется передавать в руки таких вот. Так же, наверное, чувствовал себя Леонардо да Винчи в глубокой старости, когда не видел вокруг себя ни одного достойного ученика, кому можно было бы передать свои кисти.
По законам времени, по биологическим законам, Лариса с детьми должна была жить после нее и вместо нее и от этого не нравилась еще больше. Дама с брезгливым недоверием посмотрела на Ларису, а потом на гардеробщицу, как бы делясь с ней своими сомнениями.
Лариса тоже покосилась на даму и приказала детям подвинуться, чтобы не загромождать собой пространство. Все было вполне вежливо и пристойно, но извечный конфликт поколений серой тенью пролетел над гардеробом.
Лариса еще раз пересчитала копейки и протянула гардеробщице тяжелую горсть. Этот жест последовал сразу после обмена взглядами, и гардеробщице было неловко принять деньги из неуважаемой руки.
- Не возьму я твои деньги, - строго сказала гардеробщица.
- Почему? - растерялась Лариса, держа протянутую руку на весу.
- А зачем они мне? Мне номерок нужен, а не деньги.
Дама тем временем оделась и ушла, но гардеробщице было уже неудобно отменять принятое решение.
- А кому же мне их отдать? - спросила Лариса.
- Отнеси сестре-хозяйке...
Лариса сомкнула пальцы, сжала мелочь в ладони и пошла в конец коридора. Дети побрели следом, держась поодаль, как чеховские нахлебники.
На белой двери висела табличка: "Сестра-хозяйка".
Лариса постучала и, не дожидаясь ответа, вошла в кабинет.
Сестра-хозяйка в белом халате и белом колпаке, похожая на булочницу, рылась в ящике своего стола, видимо, что-то разыскивая, и была очень сосредоточена на этом занятии.
- Простите, мы потеряли номерок, - сказала Лариса.
- Ну и что? - сестра-хозяйка отвлеклась от своего ящика.
- Вот. - Лариса разжала ладонь и показала монеты - желтые и светлые, большие и маленькие - почти все образцы, имеющиеся в денежном обращении.
- Ну и что? - не поняла сестра-хозяйка.
- Деньги, - объяснила Лариса.
- А я при чем?
- В гардеробе сказали, что я могу вам отдать.
- Почему мне? - неприятно удивилась сестра-хозяйка. В ней была задета щепетильность малооплачиваемого человека.
- А кому?
- Где потеряли, там и отдайте.
Сестра-хозяйка снова стала искать в ящике то, что ей было нужно.
- Извините, - смущенно проговорила Лариса и вышла из кабинета. Закрыла за собой дверь.
- Я кушать хочу, - пожаловалась Даша.
- А я пить... - поддержала Маша.
- Кто держал номерок? - с раздражением спросила Лариса.
- Она. - Даша показала на сестру.
- Не я, - отреклась Маша.
- И это дети... - горько заключила Лариса. - Раззявы. Халды. Почему у других дети никогда не простужаются и ничего не теряют? Вот сдам вас на пятидневку.
Даша и Маша выслушали. Поверили. На их души опустилось горе.
- Не ходите за мной! - приказала Лариса. - Стойте здесь. На этом месте.
Она ускорила шаг и пошла к гардеробу.
Возле барьера уже выстроилась порядочная очередь, и гардеробщица орудовала в поте лица.
- Сестра не взяла, - сказала ей Лариса через головы.
Гардеробщица промолчала. Она тащила охапку пальто, взвалив ее на свой живот.
- Может, все-таки возьмете? - Лариса протянула через головы кулак с мелочью.
- Не лезьте, - попросила женщина. - Тут с детьми стоят.
- Я уже стояла, - объяснила Лариса.
- Ни стыда, ни совести, - отозвалась другая, из середины очереди. Им плюй в глаза, а они скажут: дождь идет.
Гардеробщица продолжала молча выдавать пальто, делая вид, что не знает Ларису. Видит первый раз.
Ларису оттеснили от гардероба.
Она выглянула в коридор. Дети стояли там, где она их оставила, под плакатом о вреде алкоголя. Маша тихо плакала. А Даша рассматривала плакат: у нее была потрясающая способность: моментально приспосабливаться к новым обстоятельствам и ни о чем не сожалеть.
- Что ты ревешь? - спросила Лариса, подходя. - Ну, что ты ревешь?
Маша нырнула головой, вытянула губы и зарыдала еще вдохновеннее, поскольку было кому показать свое горе.
Маша плакала абсолютно так же, как тетя Рита. У них в роду была дальняя родственница, старая дева, окончившая свою жизнь в доме для престарелых. Так вот, когда тетя Рита плакала, у нее складывались губы и дрожали брови - абсолютно так же, как у Маши. Вернее, у Маши так же, как у тети Риты, и было непонятно: через какие тайные пути передались природе эти сочетания хромосом...
- Давай мириться, - предложила Лариса и присела перед Машей. Та навалилась на мать своим тяжелым тельцем и сладко обрыдала ее лицо, горячо дыша в щеку.
- Ну, все, - сказала Лариса, целуя мокрое личико.
- Все?
Маша кивнула, продолжая источать слезы, но не горькие, как прежде, а легкие и просветленные. Брови и щеки были в красных нервных пятнах.
Даша стояла рядом как истукан, с интересом рассматривая нарисованного неаккуратного дядьку с красным носом.
"Вся в Прохоровых, - подумала Лариса. - Прохоровская порода".
Из кабинета вышла сестра-хозяйка.
- Простите... - начала Лариса, но сестра-хозяйка прошла мимо, как проходит генерал мимо новобранца. Потом она вернулась и заперла кабинет, и ее широкая спина как бы говорила: "Ходят тут... еще пропадет что-нибудь..."