Рассказы и повести - Виктория Токарева

- А ты откуда знаешь? - Лиля с удивлением уставилась на мужа. Он на нее, и они некоторое время рассматривали друг друга. Чувствовалось, что процесс взаимного узнавания у них еще не завершился.

Когда Лиля произносила слова, то ее губы смыкались на согласных с наивным и трогательным выражением. А глаза были раскрыты только для добра и удивления. В ней было что-то завораживающее, я смотрела на нее, как змея на дудку заклинателя.

- Вы учитесь? - спросила Лиля.

- Я портниха, - ответила я.

Далее я должна была поинтересоваться родом ее деятельности, но я не стала спрашивать.

- А меня вызвали на конкурс "Алло, мы ищем таланты".

Я должна была спросить насчет талантов, но воздержалась. А вдруг не нашли...

- У меня был неудачный репертуар, - сказала Лиля.

- Просто ты не умеешь петь, - сказал муж.

- Конечно. Ты никогда не находишь во мне никаких достоинств. Тебе любая лучше, чем я.

- Ну почему же? - возразил Александр, хотя это должен был сказать муж.

- Эта, из Казани, и вовсе петь не умеет. Истеричка, да и все, - обиженно сказала Лиля. - Просто у нее был подходящий репертуар.

- Она понравилась всему жюри, - дипломатично сказал Александр.

Подошел официант, заставил весь стол яствами. Александр положил мне на тарелку китайскую закуску: зеленые яйца, стухшие каким-то особенным, китайским образом, и к ним водяных червей.

- Сплошные калории, - объяснил он.

Славик разлил водку по рюмкам. Все подняли рюмки и сдвинули взгляды: летящие глаза Лили, испанские глаза Алехандро, неприкаянные мои глаза и равнодушные - Славика, под пеплом вежливой скуки.

- За знакомство, - определила Лиля.

Все молча выпили.

На вкус тухлое яйцо оказалось именно тухлым яйцом, и ничем иным. А черви в соевом соусе пахли сыростью.

Александр стал рассказывать Славику о жюри, о конкурсе, о талантах и о взаимосвязи этих трех категорий. Он говорил увлеченно, слегка подобострастно, как бы оправдываясь за неуспех Лили. Славик слушал, его лицо было внимательным и деликатным. Он, казалось, отодвигал подобострастие Александра и даже суть вопроса о конкурсе. Оставлял только суть самого Александра и был вежливо снисходителен к этой сути.

Лиля смотрела по сторонам с наивным и рассеянным выражением.

Я сидела и честно выполняла свою роль крыши.

Человек, которого берут для вида, называется "крыша"...

Я - крыша Александра. Славик - крыша Лили. Вернее, не крыша - а зонтик. Она держит его при себе на случай дождя или жары. А когда хорошая погода, то складывает и прячет в сумку: Лиля бегает по жизни с зонтиком и ищет себе дом.

Подошел какой-то хмырь и позвал ее танцевать.

Она поднялась из-за стола, но не сразу, а сначала потянулась, задвигала талией, как бы вывинчивая ее из бедер. Потом отделилась от стула и пошла.

Все мужчины в зале перестали жевать, смотрели на Лилю и посылали ей вослед и навстречу мощные флюиды. Воздух был плотный от флюидов, и Лиля шла медленно, разводя флюиды руками, плечами, коленями. Ее движения были замедленные и гибкие, как у кошки.

Славик безучастно смотрел ей вслед, а Александр положил руку на спинку моего стула, как бы говоря: у тебя - твое, а у меня мое, и твоего мне не надо.

Музыканты обрадовались и застучали как бешеные. Все запрыгали, и Хмырь запрыгал, а Лиля стояла неподвижно, с опущенным глазами, как бы вбирая в себя ритм.

Потом ритм вошел в нее и стал главнее, чем она сама. Лиля вскинула руки над головой во всю длину, как бы показывая все свое божье тело и одновременно извиняясь: ну простите, что я так хороша, уж так вышло. Она некоторое время вздрагивала на своих длинных ногах, потом перечеркнула в себе какую-то грань и пошла, гонимая вдохновением.

Если рассматривать танец как самовыражение, то танец Лили можно было прочитать так: я все беру у тебя, жизнь. Я все у тебя беру и все отдаю. Ничего не придерживаю. Я все прощаю и за все мщу. Я пойду по лежачим и сама согласна стать жертвой и услышать ботинок на своем лице...

- Ну, завелась, - сказал Славик обычным тоном, без восхищения и без раздражения. Видно, ему это божье тело и божье вдохновение успели десять раз надоесть.

- Она очень красивая, - сказала я.

- Да? - удивился Славик. - Там, где мы живем, другая эстетика.

- А где вы живете?

- В Муромской области. Село Карачарово.

- Действительно? - не поверила я.

- Ну, конечно, - Славик улыбнулся. Улыбка у него была какая-то неокончательная.

- А кем вы работаете?

- Врач, - сказал Славик. - А Лилька лаборантка.

Я был для нее большое начальство.

- А что делает лаборантка? - спросила я.

- Анализы.

- Какие?

- Кровь. Моча и прочее.

- Лиля имеет дело с мочой? - искренне удивилась я.

- На это надо смотреть как на материал, - сказал Славик.

Подошла Лиля, сопровождаемая Хмырем. Из нее били фонтанчики счастья, а уголки глаз и губ норовили взлететь с лица.

- Душно, - радостно пожаловалась Лиля.

- Ничего. Положительные эмоции - это тот же кислород. Они ускоряют окислительные процессы.

Я посмотрела на Александра и догадалась: все радости жизни и явления природы не существуют для него самостоятельно, сами по себе, а выполняют служебную роль и служат непосредственно ему, Александру.

Музыка - кайф. Еда - калории. Радость - положительные эмоции. И мне вдруг захотелось в палатку к Игорю Корнееву. Сидеть себе, возведя глаза к звездам, и гладить на коленях нежную малахитовую ящерицу.

Александр разлил водку по рюмкам.

- Отсюда ты начнешь завоевывать Москву, - объявил он Лиле.

- А зачем ее завоевывать? - спросил Славик.

- А что еще делать? - поинтересовался Александр.

- Мало ли дел?

- Ты рассуждаешь, как старик, - определила Лиля.

- Старики мудрее молодых, - сказал Славик.

- Старики старше молодых, - сказал Александр. - Я буду старым тогда, когда я буду старым. А сейчас мне тридцать лет, и я никогда не умру.

- Как это? - спросила я.

- Не захочу.

- Все равно умрешь.

- Нет. Я вызову все резервные силы организма и останусь.

Я с мистическим любопытством посмотрела на Александра.

- Выпьем! - напомнил Александр.

Все выпили прозрачную пронзительную водку и сосредоточились на еде.

- Когда Леонардо да Винчи нанимался на работу к какому-то вельможе, он ему написал: "Я умею строить самолеты и рисовать лучше всех", - поведал Александр.

- Тогда не было самолетов, - уточнил Славик.

- Все равно. Летательные аппараты. Не в этом суть. Леонардо трезво понимал свое место. И каждый человек должен трезво понимать свое место, и это не имеет отношения ни к скромности, ни к хвастовству.

Лиля слушала, впитывала в себя Александра синими тревожными глазами.

- Я пою лучше многих, но буду петь лучше всех. - С Леонардо Александр перешел на себя. - А если явится тот, кто будет петь лучше меня, я оставлю эстраду и стану делать что-то другое.

- Летательные аппараты, - сказала я.

- Да. Летательные аппараты. Я изобрету самолет, который не будет разбиваться. Он, правда, не сможет сесть, но и не упадет. И мне человечество поставит памятник.

- А зачем вам памятник? - спросил Славик.

- А вам не хочется?

- Памятник? Нет, не хочется. Я исповедываю маленькие радости каждого дня.

- Потому что тебе недоступно большее, - отозвалась Лиля.

- Может быть, - не обиделся Славик.

- Я однажды был за границей. Там ныряльщики деньги зарабатывали, ныряли со скалы в залив. Надо было не просто прыгнуть и лететь, а в полете обогнуть выступ. Понимаешь? - Он обернул ко мне оживленное лицо. - Не просто лететь вниз, а управлять телом, чтобы не ахнуться о выступ. Так что вы думаете? Я тоже залез и прыгнул. И обогнул. Меня, правда, в тот же день посадили в самолет и отправили обратно.

Я посмотрела на Александра и по его лицу поняла, что он сейчас там, на вершине скалы.

- А знаете, почему я прыгнул?

- Любопытство к своим возможностям, - сказала я.

- Потому что вокруг было много народу, - сказал Славик.

- Верно, - подтвердил Александр. - Я очень завишу от чужого мнения. Я мог бы даже умереть на народе. Пусть меня поставят на лобное место и отсекут голову, только чтобы была полная площадь народу.

Подошел официант и стал убирать со стола пустые тарелки. Александр задержался на нем глазами, и я догадалась: он не хотел, чтобы официант отходил. Ему хотелось, чтобы он остался и послушал. Мы были для него не только Лиля, Славик и я. Мы были - аудитория. И чем она шире, тем лучше.

Александра было так много, что ему хотелось поделиться собой с другими.

А я - никакая. Мне и делиться нечем. Я, правда, могу собрать изношенные вещи и поставить на них заплатки в форме листика или сердечка.

Лиля и Славик отправились танцевать. Славик и сидел и танцевал потому, что он попал под ситуацию.

Крыша - соучастие в предательстве. Славик оказался соучастником собственного предательства.

- А ты действительно можешь изобрести летательный аппарат? - спросила я.