Рассказы и повести - Виктория Токарева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Он говорит, что ты чемпион эгоизма, - сказал я жене брата.
- Просто я ему надоела, и ему надо к чему-то придраться, - на ее глазах заблестели слезы. - Я все бросила ради него. Он сломал мою жизнь.
Я вздохнул и пошел в комнату.
- Она ради тебя все бросила. Нехорошо.
- А что у нее было, чтобы жалко было бросить? Это я бросил больных родителей! Будь проклят день, когда я ее встретил. Господи! - Лодя прижал руку к сердцу и поднял глаза к потолку, как святой Себастьян. - Если бы можно было проснуться, и ничего не было. Сон. Если бы можно было вернуться туда, в пять лет назад, я за версту обежал бы тот дом, в котором я ее встретил.
- Ладно, - сказал я, - я пошел!
- Куда? - растерялся Лодя и перестал быть похожим на святого Себастьяна. Стал Лодей. - Как это пошел?
- Вы просто любите друг друга. А я как дурак хожу туда-сюда.
Я понял: у них шла борьба за власть. Лодя хотел подчинить жену. А жена отстаивала свои права на индивидуальность.
- Но книги... - Лодя пошел за мной следом.
- Вы помиритесь, и мне придется везти твои книги назад. Я так и буду - туда, сюда... Некогда мне.
Из кухни выскочила жена брата и схватила меня за руку. Пальцы у нее были тонкие, но очень сильные.
- Подожди! - крикнула она.
- Пусть уходит! - крикнул Лодя и, схватив меня за другую руку, потянул к двери.
Я делал шаг вправо, потом два шага влево, в зависимости от того, кто меня дергал: Лодя или его жена. Жена была сильнее, и я побоялся за свой плечевой сустав.
- Больно же... - сказал я.
- Пусть останется, поест! Он же два часа внизу сидел! - сказала жена.
Это было справедливо, но Лодя справедливо боялся, что, если я задержусь, их зыбкие отношения примут прежний крен, и тогда Лодя останется без жены, а жена без дачи.
- Не нужна мне твоя дача, - сказала жена, отпуская мою руку.
- Да бери, пожалуйста, - уступил Лодя.
- На что она мне? Сидеть там одной, как сурок...
- Ты одна не будешь. Приятелей много.
- Приятелей много, а ты один.
Жена смотрела на Лодю. Ее губы вспухли от слез, как весенние почки. В глазах стояло солнышко.
- Прости меня, - попросила она. - Я больше не буду красить губы.
- Я не могу простить. Я поклялся здоровьем нашего ребенка. Если я тебя прощу, бог накажет...
- У бога столько дел: времена года менять. Баланс в природе поддерживать. Думаешь, ему есть время слушать твои глупые клятвы?
Жена взяла Лодю за руку, и они пошли по коридору. Вошли в комнату и закрыли за собой дверь.
Я хотел было выйти из квартиры, но не знал, как обращаться с замками.
Я заглянул в дверной глазок. Была видна лестница и лифт, уменьшенный оптикой.
Я пошел на кухню и сел на табуретку. Очень хотелось есть. На холодильнике лежала газета. Я раскрыл ее, прочитал: "Производственное объединение "Кзыл-Ту" приступило к серийному изготовлению оригинального термоса для хранения и транспортировки обеда из трех блюд..."
Я вернулся к входной двери и стал энергично орудовать с замками. В какой-то счастливый момент дверь раскрылась. Лестница и лифт явились мне в реальных размерах.
"Стандарт"... Тогда получится: "Подсчитано отдельно по номенклатуре и каждому стандарту". Не годится. Может быть, "индивидуальность". Но слово "индивидуальность" применяется только к одушевленному предмету и не может быть применимо к единице оборудования. Например, моя индивидуальность состоит в отсутствии всякой индивидуальности. Индивидуальность Киры - в том, что она женщина. Главное в ней - это стихия женственности, которая от нее исходит и охватывает людей, зверей и даже неодушевленные предметы. Когда она держит в руке, скажем, ложку, то это уже не просто ложка, а ложка плюс еще что-то, весьма загадочное и вкрадчивое.
Все люди, которых я знаю, где-то работают, что-то делают, сеют разумное, доброе, вечное и по десять лет ходят в одном и том же пальто. Кира - ничего не сеет и одевается по завтрашней моде. У нее есть манера опаздывать на час и на два. Но если бы Кира совсем забыла о свидании, я все равно ждал бы ее - день, два, неделю - до тех пор, пока она не вышла бы из дома, скажем, за хлебом и не наткнулась на мою машину случайно.
Мимо машины прошли двое: женщина и девочка лет четырех. Глаза у женщины полны слез, а губы девочки упрямо поджаты.
- Это хамство, - обиженно проговорила женщина. - Хамство, и больше ничего!
- Ну и пусть! - ответила девочка.
Я смотрел им вслед. О! Как бы я хотел, чтобы эта была моя семья. Вернее, вместо жены - Кира. А в дочках могла бы остаться именно эта юная хамка.
Из подъезда вышла Кира. Я смотрю на нее, и у меня настроение как у мальчика, которого взяли в цирк.
Кира садится в машину. Спрашивает:
- Хочешь яблоко?
- Нет, - отказываюсь я. Потом вспоминаю душистую упругость антоновки и говорю: - Вообще-то хочу...
Кира достает из сумки два яблока: одно для себя, другое, поменьше, для меня. При всем своем нежелании жить, она очень следит за своим здоровьем и не забывает о витаминах.
Я поднимаю очки на лоб и начинаю есть. Она искоса следит за мной, и я вижу, что ей все во мне не нравится.
- Может, пойти работать в штат? - раздумывает Кира.
- Ни в коем случае! - пугаюсь я, потому что не в состоянии совместить эти два понятия: Кира и штат.
Потом я думаю о том, что ежедневная служба дисциплинирует ее, и говорю: - А может, тебе действительно пойти в штат...
- Ты когда-нибудь играл сам с собой в бадминтон?
- Как это? - не понимаю я.
- Ну вот ты бросаешь волан. Он летит и падает в траву.
Ты подходишь, поднимаешь, возвращаешься на исходную точку. Опять бьешь ракеткой. Волан опять летит и падает в траву. Ты опять идешь, опять подбираешь...
- К чему ты это?
- К тому, что беседа - это тоже игра. Прием и подача.
А ведь я одна разговариваю.
- Почему?
- Я спрашиваю: "Хочешь яблоко?" Ты говоришь:
"Нет", потом тут же говоришь: "Да". Я спрашиваю: "Идти работать?" Ты говоришь "нет", потом тут же говоришь "да". Ты что, дурак?
Я боюсь сказать "нет", а потом тут же сказать "да".
- Не знаю, - говорю я, - вообще, я всегда хорошо учился...
- Господи... - вздыхает Кира.
Я обижаюсь, но не показываю вида. Иначе она скажет:
"Никогда не страдай при женщине. Вот придешь домой и страдай сколько хочешь".
Она злится и срывает на мне злость за то, что я - не тот, кто ей нужен. Ей нужен совершенно другой человек, а вместо него я. Со мной ей плохо, но без меня еще хуже.
Без меня ей некому будет показывать свою злость и не на ком ее срывать. У нее просто лопнет сердце.
Мы едем за город. Это называется у нас "по огородам". От основного шоссе идет бетонная дорога, по которой никто не ездит и не ходит. Куда она ведет? Откуда она возникла?
- Тебе надо родить, - советую я.
- От кого?
- От меня.
- Я не хочу от тебя. Ты некрасивый.
- Маленький я был очень хорошенький. Хочешь, карточку покажу?
Мы съезжаем с бетонной дороги и несемся куда-то по кочкам, мимо избушек с курами и гусями. Высокий человек в серой кепке провожает нас глазами. Он видит, что нам весело, и ему хочется вместе с нами.
Здесь я даю ей в руки руль и учу ее водить машину. Я учу ее уже два месяца, и она обнаруживает явные способности.
Кира не собирается водить машину, и мое обучение не имеет никакой практической пользы. Просто она выходит ко мне из своей жизни в растерянности, в раздрызгах, а я ее собираю. Я даю ей в руки руль, переключаю ее внимание на движение, на скорость, на повороты, и она забывает обо всем остальном. Она крепко держит руль, глаза ее горят, она похожа на девочку, играющую в лапту. Я люблю ее вместе с ее никчемностью и хамством. Я могу отвезти ее на самое синее море и научить водным лыжам. Я могу отдышать ее, как замерзшую птицу, и в ней не будет больше хамства отчаяния, а будет корректность человека, уверенного в своем завтрашнем дне. Я говорю:
- Выходи за меня замуж.
- Но я не люблю тебя.
Я знаю: она любит другого. Для меня это не новость, и все равно я чувствую, будто мне в грудь положили холодный брусок.
Кира смотрит на меня, и ей меня жаль.
- Ты понимаешь... Я люблю твое ко мне отношение, но то, что у нас с тобой, это совсем не то.
- Ну да... я понимаю... Но почему вы с ним не поженитесь?
- Потому что он непорядочный человек. В нем нет стремления к порядку. Он предпочитает тотальный хаос отношений.
- Зачем же любить непорядочного человека?
- Он, конечно, бывает низок, как свинья. Но зато он бывает высок, как никто. Я знаю его звездные часы. Это звездный человек. Ты рядом с ним все равно что губная гармошка в сравнении с органом.
Я запираю машину, и мы идем в лес.
Какая красивая осень - прохладная и строгая. Березы нежные, ели значительные. Я углублен в себя и не замечаю этой красоты, но она проникает через глаза, через уши независимо от меня и наполняет тишиной и смирением.
Кира останавливается и смотрит мне в лицо.
- Хочешь, я выйду за тебя замуж?
Я молчу, ожидая подвоха.
- Убей его, - серьезно говорить Кира. Я вижу, что она не шутит.