Рассказы и повести - Виктория Токарева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тамара чмокнула врача в щеку, чего он совершенно не желал, и выскочила в коридор. Схватила меня за руку, и мы помчались в сторону гардероба. Женщина из Донецка проводила нас глазами. Я улыбнулся ей виновато. Я был виноват в том, что уходил, а она оставалась.
Мы оделись и вышли на улицу. Тамара достала два апельсина. Один мне, другой - себе. Я стал сдирать кожуру зубами, и мой рот наполнился душистой горечью.
День был пасмурный, но сочетание неба и снега на крыше - прекрасно по цвету.
- Здравствуй, день! - крикнул я.
- Ты чего орешь? - удивилась Тамара. - Встал и орет. Едем!
Мы сели в машину.
- К спекулянтке! - велела Тамара. - На улицу Вавилова.
Обретя здоровье, ей захотелось красоты.
Я привез Тамару на улицу Вавилова. Здесь она меня с собой не позвала.
Тамара отсутствовала час или полтора, потом явилась с какой-то конструкцией на ногах, напоминающей каторжные колодки периода Смутного времени. Не хватало только звенящих волочащихся цепей.
Тамара села в машину. Оглядела свое приобретение.
- Что это? - спросил я.
- Колотырки. Как корова на копытах, - определила Тамара.
- Удобно?
- Ну что ты...
- А зачем купила?
- А черт его знает... Модно...
- Сколько? - спросил я.
- Не могу сказать. Стыдно. Совестно вслух произнести.
- Зачем ты поддерживаешь рублем недостойные элементы нашего общества? Это безнравственно.
- Ты шутишь. А ведь это так.
- Я не шучу.
- Ты себе не представляешь: она со мной так разговаривает и держится, как будто это я спекулянтка, а она ученый-физик. Я всю жизнь робею перед нахалами.
Я вывел машину из переулка. Выехал на главную улицу.
По тротуару, полоща юбкой, шла цыганка с цыганенком на руках. На ногах у нее были фетровые боты, на плечах - плюшевая рвань. Но взгляд ее был устремлен куда-то сквозь людей и, как казалось, был объят высоким гордым помыслом.
- Как бы я хотела когда-нибудь пройти вот так... - задумчиво сказала Тамара. - Ни от чего не зависеть: ни от жилья, ни от людей.
- Хиппуй! - предложил я. - Хиппи - интеллигентные цыгане.
- Ну да... - не согласилась Тамара. - В моем-то возрасте. Хиппуют с пятнадцати до двадцати пяти.
- А тебе сколько? - спросил я.
- А ты как думаешь?
- Шестнадцать.
- Правильно, - согласилась Тамара. - Мне всегда будет шестнадцать. Шестнадцать плюс старость. Шестнадцать плюс смерть. В библиотеку!
- Зачем?
- Мне надо материал собрать.
- Ты же собиралась борщ варить, как симфония.
- Борщ сожрут и спасибо не скажут. А мысли останутся. Какой-нибудь тощенький студент лет через сто придет в библиотеку, отыщет мою брошюрку. Изучит. Скажет: "Спасибо, Тамара!" И спасет человечество.
- Почему через сто?
- Может быть, и через год. Придет, а книжки нет. Поехали!
... Для технического проекта число единиц оборудования подсчитывают отдельно по номенклатуре к каждому типоразмеру...
Я стал думать, как перевести на английский язык "номенклатуру" и "типоразмер". В это время раздался телефонный звонок. Мужской голос казал, что он разводится с женой и чтобы я помог ему перевезти книги. Я спросил:
- А кто это говорит?
Голос сказал:
- Володя.
Я не знал ни одного Володи и спросил:
- Какой Володя?
Голос сказал, что это - мой брат.
У меня действительно есть троюродный брат Володя, но мы разговариваем по телефону раз в семь лет, и я успеваю отвыкнуть от его голоса. В детстве его имя сократили: не "Вова", а "Лодя", и я не могу представить его под другим именем.
- Лодя? - спросил я.
- Ну да, - недовольно отозвался Лодя. Он терпеть не мог этой клички.
Однажды, в том же далеком детстве, мой папа подарил ему чашку с надписью: "Дорогому Лодуське от дяди Юры". Лодя тут же грохнул чашку об пол, за что был побит родителями, не больно, но унизительно.
- Ты не мог бы за мной приехать? - спросил Лодя.
- Я работаю, - сказал я.
Я действительно работаю. У меня задолженность в редакции 24 листа, что составляет полгода работы. Если сидеть с утра до ночи, не отвлекаясь на сон и на обед, я могу погасить задолженность за полтора месяца. Но для этого необходимо, чтобы меня никто не отвлекал. Однако я не женат, живу вне обязательств, работаю дома, и моим временем распоряжаются по собственному усмотрению.
- Я развожусь, - сказал Лодя. - Мне нужна поддержка.
Когда-то у Лоди была свадьба, но на свадьбу он меня не позвал. Ему это даже в голову не пришло, поскольку родственник я дальний, а народу и без того много.
- Я очень занят, - сказал я.
- Ну неужели ты не можешь отвлечься на полтора часа?
Когда-то мы были маленькие и встречались на днях рождения. Сейчас мы выросли и практически не видимся, за исключением тех случаев, когда кто-то умирает. Когда кто-нибудь умирает - все собираются и узнают друг о друге все новости, тихо заинтересованно переговариваясь, как ученики во время контрольной. А родственники усопшего строго оглядываются, одергивают глазами.
Я, конечно, мог бы отказать Лоде. Но в отказе я усматриваю предательство детства и общих корней. Ведь я родился не сам по себе. До меня был мой папа, двоюродный брат Лодиного папы. Был мой дел, родной брат Лодиного деда. И общий прадед. В сущности, мы из одного древа. Но сегодня духовные и деловые связи сближают людей больше, чем кровные. И люди живут так, будто они родились не от древа, а сами по себе. И это в конце концов мстит одиночеством.
- Ладно, - сказал я. - Приеду.
- Дом с желтыми лоджиями, - напомнил Лодя. - Я буду стоять внизу.
Я подъехал с Ломоносовского проспекта и остановил машину против дома с желтыми лоджиями.
Лоди не было и близко.
Я выключил мотор. Взял с заднего сиденья папку с рукописями и стал работать, пристроив папку на колено.
..."Типоразмер" можно перевести как два слова - "тип" и "размер". А можно найти третье, которое по смыслу определяло бы "типоразмер". Я стал искать синоним.
За время работы в издательстве я перевел много разнообразных книг: о том, как перевозить бруснику (мы экспортируем бруснику в Италию), как содержать крупный рогатый скот.
Благодаря переводам я осведомлен во многих областях промышленности и сельского хозяйства и могу быть интересным собеседником. Но никто не говорит со мной ни о бруснике, ни о числе единиц оборудования. Всем хочется говорить о странностях любви, а в этом вопросе я вторичен и банален и похож на чеховского Ипполитыча, который утверждает, что Волга впадает в Каспийское море и что спать надо ночью, а не днем.
Мои переводы уходят за границу, и я никогда не встречал ни одного своего читателя. Приехал бы какой-нибудь слаборазвитый капиталист, позвонил мне домой и спросил:
- Это мистер Мазаев?
- Я.
- Спасибо, Мазаев.
- Пожалуйста, - сказал бы я.
И это все, о чем я мечтаю.
Лодя, однако, не появлялся, хотя мы договорились, что он будет ждать меня внизу с узлом или с узлами, в зависимости от того, как они переделят имущество.
Мне надоело сидеть. Я поднялся на четвертый этаж и позвонил в дверь.
Отворила жена брата. Она была бледная, лохматая, охваченная стихией отрицательной страсти.
- Скажи ему... - закричала она мне в лицо, не здороваясь. - Скажи ему, пусть он не забирает у меня дачу. Когда я ее заработаю... Я женщина! У нас ребенок!
Я вошел в комнату. Лодя стоял у окна ко мне спиной, сунув кулаки в карманы. Он был толстый. И в детстве тоже был толстый, с пухлым ртом.
- Отдай ей дачу, - сказал я. - Ты же не будешь там жить.
- Я туда носа не покажу! Я вообще эту дачу ненавижу! Я ее сожгу, но ей не отдам! Сожгу, а не отдам!
Лодя вытащил из кармана один кулак и потряс им над головой.
Я никогда его не видел таким. Лодя был флегма, и мне всегда казалось, что общая температура тела у него 34 градуса, как у медведя в спячке.
- Почему? - спросил я.
- Потому что она профурсетка.
Я пошел на кухню и, пока шел, искал синоним слову "типоразмер". Жена брата стояла посреди кухни и ждала результата переговоров.
- Он не отдает, - сказал я. - Он говорит, что ты профурсетка.
Жена брата посмотрела на меня глазами, сверкающими от слез. Ее лицо было красивым, одухотворенным от гнева.
- Митя... - тихо сказала она. - Вот ты послушай, что было: мы собирались в гости, он сказал: "Не крась губы, тебе не идет..." А я накрасила, потому что сейчас такая мода.
- Но если тебе не идет...
- Но если такая мода...
Я пошел к брату.
- Она накрасила губы, что тут особенного? - спросил я.
- Дело же не в том, накрасила она их или нет. Дело в том, что она превыше всего любит себя и свои удовольствия! А на меня ей плевать с высокой колокольни! Даже если я завтра попаду под трамвай, она вечером пойдет в кино и будет говорить знакомым, что ей очень тяжело и надо было отвлечься. Это страшный человек, Митя! Ты ее не знаешь! Это - чемпион эгоизма!
Я постоял и пошел на кухню. Квартира была старая, довоенной постройки, коридоры длинные. Я устал ходить туда и обратно.