Наполеон. Изгнание из Москвы - Рональд Фредерик Делдерфилд

Когда стемнело, путники свернули с дороги и воспользовались гостеприимством священника, у которого была не только печка, но нашлась и миска картошки. На третий день пути, 9 декабря, рану маршала, вновь причинившую ему беспокойство, требовалось перевязать, но целебные припарки замерзли в руках доктора Капьемена.

Вечером того же дня отряд достиг Ковно и нашел приют у старого друга Бодекура, военного интенданта, который только что узнал, что его единственный сын погиб при отступлении. После Ковно, за Неманом, дальнейшее продвижение стало сравнительно легким, и в конце концов Удино с сопровождавшими оказались в безопасности. Пройдет пять месяцев, и маршал вновь поведет своих людей в атаку на равнинах Саксонии.

Теперь оставался только Ней, который беспрестанно упорно сражался с фатализмом человека — раба своего долга. К этому времени он довел технику отступления до совершенства. К концу дня он обычно находил оборонительный рубеж, высотку, перелесок или небольшой овраг, смыкал ряды своих солдат и разжигал костры. После этого готовили еду, которую удавалось найти, и солдаты пять часов отдыхали. Приблизительно в десять часов вечера, под покровом темноты, арьергард опять возвращался на дорогу, чтобы с первыми лучами солнца остановиться, после чего все начиналось сначала. С момента боев у Красного Ней командовал четвертым арьергардом, который таял сейчас, как и предыдущие, с 2 тысяч до 500, с 500 до 50 человек.

Прямо перед маршалом, а иногда в поле его зрения, шел Бургойнь и около 10 тысяч отставших солдат с обмороженными ногами, не зажившими до конца ранами, с грыжами от непомерных усилий. Эти солдаты впали в отчаяние, но каким-то образом продолжали идти, останавливаясь, только чтобы погреться у наполовину угасших костров, поджарить кусок конины или приготовить конскую похлебку. Один из уцелевших после отступления оставил ее рецепт — толстые куски конины, припасенные с последнего бивака, кивер, полный тающего снега, и две-три пустые гильзы с порохом вместо соли. В результате получалась абсолютно черная похлебка, которая тем не менее спасла многим отступавшим жизнь и дала надежду на то, что они опять увидят Францию.

Бутылка бренди, купленная Бургойнем в Вильно, пригодилась, когда его отогнали от костра, сказав, чтобы он позаботился о себе сам. Тогда сержант пустил бутылку по кругу и вновь получил место у костра. Он также ухитрился сварить себе рис, обойдясь без кастрюли, используя кивер в качестве миски. По дороге он нагнал квартирмейстера Росси, служившего с ним в одном полку. Росси сильно обморозил ноги и оставил всякую надежду добраться домой. Однако некоторым солдатам приходилось еще хуже. У одного из биваков Бургойнь и Росси обнаружили троих отставших, которые не могли больше сделать ни шагу: многие пальцы на их ногах отсутствовали, а сами ноги имели синий цвет, как при гангрене.

В эту ночь, во время привала, Бургойнь и Росси, наконец-то догнавшие своих товарищей, решили, что дошли до предела своих возможностей, повели разговор о том, чтобы распределить свои добытые трофеи среди товарищей, шансы которых на возвращение были лучше. Однако, проведя ночь у ярко горевшего костра, они поднялись и вновь отправились в путь, поддерживаемые своими товарищами. Теперь, когда Ковно и Неман были в пределах досягаемости, все, от командиров до рядовых, заметно приободрились. Сержант-майор неоднократно объявлял привал и посылал солдат обратно за теми, кто упал и не мог идти. Бургойнь тоже не был бессердечным человеком. Он понимал, что такие люди, как он и Росси, ограничивают шансы на спасение более крепких солдат, вроде Гранжье. Поэтому, когда его друг, опираясь на штык, который он использовал в качестве опоры для передвижения по льду, помог ему выбраться из ледяной каши, Бургойнь настойчиво потребовал, чтобы остальные шли дальше, а сам решил рискнуть идти только с Росси. Они так и сделали, но к их компании примкнул еще один человек, гренадер из Пьемонта по имени Фалоппа.

Как выяснилось, Бургойнь оказался сильнее двух своих товарищей, и они подбадривали друг друга, отставая все больше и больше. Когда они оглядывались назад, перед их глазами представала странная трогательная картина — маршал Ней собирал отставших людей и гнал их вперед, как овчарка гонит овец. Бургойнь провалился в неглубокий овраг и умер бы там, если бы его крики о помощи не услышал солдат императорской гвардии. Бургойнь попросил дать ему руку, на что гвардеец рассмеялся. «У меня ее нет, — ответил он, показав обрубки пальцев, — но ты можешь ухватиться за мой плащ!»

Сержант так и сделал, воспользовавшись не только руками, но и зубами, и таким образом вновь оказался на дороге. Солдат рассказал ему, что потерял пальцы на дальней стороне Березины, и с тех пор его рука болела намного меньше, чем до этого.

Тем временем пьемонтец стал подавать признаки умопомрачения, наступившего от переутомления. Они шли вместе — Бургойнь, человек без пальцев, человек с обмороженными ногами и человек, который терял рассудок от нечеловеческого напряжения. Когда ночью 13 декабря эта четверка в конце концов добрела до Ковно и обосновалась в доме крестьянина, где уже квартировали четыре немца из городского гарнизона, Бургойнь и Росси заметили, что Фалоппа умирает. Вскоре он скончался в присутствии своих попутчиков.

14 декабря, с первыми лучами солнца, на улицах раздалась стрельба и немцы рекрутировали несчастного крестьянина, несмотря на его протесты, переодев в форму умершего Фалоппы и дав в руки гренадерский мушкет. Снаружи генерал Роге при помощи грубой силы, пытался согнать вместе группы отставших солдат и направить их к мосту. На улицах слышались выстрелы, крики, проклятия и глухие удары дубинки Роге, бившего зазевавшихся. Женщины из семьи крестьянина, которым Бургойнь заплатил несколько франков, чтобы они похоронили умершего Фалоппу, стали причитать, но, когда генерал Роге, увидев литовца во французской военной форме, погнал его на улицу вместе с оставшимися, им не пришлось притворяться, что у них горе, так как крестьянина, протестовавшего на никому не известном языке, подхватили и унесли уходившие солдаты. Ожидая переправы через Неман, Бургойнь умудрился пересчитать солдат своего полка. С 2 тысяч их количество уменьшилось до 60 человек.

Даже так его полк выглядел намного лучше, чем большинство частей, которые переправились через эту же реку за пять месяцев до описываемых событий. Капитан снайперов гвардии сумел предъявить только одного лейтенанта и одного рядового. Все остальные были либо мертвы, либо находились в плену. Весь корпус принца Евгения разместился в четырех домах!

Той же ночью маршал Мишель Ней и около 40 человек, шедших вместе с ним, вступили в