Наполеон. Изгнание из Москвы - Рональд Фредерик Делдерфилд

Именно здесь сержант стал свидетелем удивительного поединка между одним из своих старых друзей, гвардейцем по имени Добентон, и пьяным русским кирасиром, закончившимся смертью последнего, невзирая на тот факт, что французу сильно мешал сидевший у него на плечах полковой пес Мутон.

Мутон, бывший полковой пес с 1808 года (похождения которого за последние четыре года могли бы лечь в основу отдельной героической саги), отморозил лапы, и Добентон, охотно рискнувший своей жизнью, чтобы спасти животное, посадил пса себе на плечи, привязав его к ранцу! В поединке со всадником пес увлек Добентона на землю и получил немало ударов саблей, предназначавшихся его хозяину. Спрятавшемуся за повозкой Бургойню удалось с близкого расстояния застрелить кирасира, но другой солдат из отступавших подхватил лошадь, и Добен-тон погнался за ним, оставив пса на попечение сержанта.

Бургойнь оказался менее сентиментальным, чем его друг. Он оставил Мутона в повозке. Это все, что он мог сделать, так как должен был позаботиться о себе.

Уцелевшие в этой схватке были спасены подоспевшим арьергардом Нея, который, заслышав стрельбу, двинулся вперед с удвоенной скоростью. Русские исчезли, оставив после себя нескольких лошадей. Бургойнь написал об этом скором спасении: «Никогда в жизни я не забуду вид маршала, командующего в тот момент, его величественную позу, когда он стоял, повернувшись к врагам, и уверенность, которую он вселял в несчастных больных и раненых вокруг него. В этот момент он напоминал героя былых времен. В эти последние дни гибельного отступления он был спасителем для оставшихся в живых солдат армии».

Теперь колонна отступавших натолкнулась на еще одно роковое препятствие — покрытую льдом гору Понари, находившуюся на небольшом расстоянии западнее Вильно. Именно здесь окончили свое существование остатки обоза с императорскими сокровищами.

Ценность сокровищ, находившихся в обозе в тот момент, достигала почти 7 миллионов франков, большинство из них в золоте. Поразительно, что обоз удалось довезти так далеко, учитывая нехватку лошадей. Тем не менее ледяной подъем оказался для них последним испытанием. Как только лошади встали, солдаты всех званий начали бешеную борьбу за возможность немного обогатиться. Люди, которые с трудом могли идти, нагружали себя деньгами, позднее пытаясь менять пригоршни тяжелых пятифранковых монет на меньшее количество золотых монет большего достоинства. Но грабителей оказалось немного. Все, кроме этого меньшинства, справились с искушением поддаться алчности. Бургойнь имел при себе 800 франков золотыми монетами и 100 пятифранковыми монетами, но его более беспокоило собственное нездоровье, голод и кишащая паразитами нательная рубаха. Ему опять повезло, когда он нашел коробку с двумя шляпами (которые он променял на стакан вина) и дорожный сундук с тремя новыми рубахами.

Человек, который дал ему вина в обмен на шляпы, был его старым товарищем, недавно получившим свое звание офицера. Бургойнь встретил его, когда тот шел против потока беглецов, пытаясь присоединиться к армии. Бургойнь сказал ему, что армии больше не существует, а Принье осведомился о причинах стрельбы, которую слышал дальше по дороге. Сержант ответил, что это арьергард Нея. «Ну, тогда я присоединюсь к арьергарду!» — сказал Принье и заспешил по дороге в сторону Вильно.

Через некоторое время после этого Бургойнь получил приятное известие о том, что оставшиеся в живых солдаты его полка находятся не так далеко впереди, и приложил нечеловеческие усилия, чтобы догнать их. Это ему удалось, и он опять был с радостью принят в их ряды, как человек, воскресший из мертвых.

Теперь егеря Марбо смешались с солдатами арьергарда. Ночью они разбили лагерь, окружив его санями и разведя внутри образовавшегося круга костры. Генерал Марион часто приходил погреться, и в один из его приходов Марбо узнал правду о разграблении императорской сокровищницы у горы Понари, упоминаемом Де Сегюром (чей отчет об отступлении так много сделал для реабилитации репутации маршала Нея после Реставрации) как отдельный пример вопиющей недисциплинированности. Де Сегюр, сообщал Марбо, не знал всех фактов. Обоз опустошили по приказу Нея, который понял, что дальше везти деньги невозможно. Естественно, он предпочел, чтобы они оказались в руках французов, а не русских. Многие из арьергарда оправдали его доверие. По возвращении во Францию большая часть награбленных сокровищ была возвращена военному казначею теми людьми, которые эти сокровища взяли.

Одной из групп беглецов, спешивших к Неману, удалось добиться намного большего на своем пути. Это был небольшой отряд, состоявший из членов семьи, окружавших тяжелораненого маршала Удино. Они ехали на двух повозках, оставив главные силы позади.

Несмотря на свою рану и звание, Удино был вынужден терпеть те же лишения, что и другие офицеры и солдаты.

Преодолев покрытую льдом гору Понари, повозки мчались по покрытой снегом дороге со стремительной скоростью, двигаясь намного быстрее, сообщает мадам Удино, чем когда они наступали при летней жаре и пыли. Однако человека, лежавшего распростертым на матрасе, сильный холод и тряска должны были страшно утомить. Когда опустилась ночь, отряд нашел прибежище в большом сарае — это было все, что осталось от придорожных построек. На их несчастье, это жалкое прибежище было занято частью штаба генерала Луазона, которая направлялась в Вильно на подкрепление дивизии, давно переставшей существовать. Маленький отряд Удино потребовал место у печки, сославшись на то, что маршал умирает, однако им с невероятным трудом удалось протиснуться в группу офицеров, так тесно расположившихся вокруг огня, что никто, кроме раненых, не мог сидеть или лежать. Когда кто-нибудь умирал, его выносили наружу, а на его место приходили другие, отчего теснота не уменьшалась. Рана Удино воспалилась, и у доктора Капьемена, лечившего маршала, возникли большие трудности при перевязке, поскольку его пальцы окоченели от холода. Ночью огонь стал гореть слабее, но никто не отважился добровольно выйти наружу, чтобы принести дров. Через некоторое время доктор все-таки вышел на мороз и с триумфом вернулся, неся часть колеса от пушки. Сопровождавшие маршала принесли провизию — вино, домашнюю птицу, хлеб и ветчину, но сильно замерзшая пища была совершенно непригодна для еды. Однако холод, наверное, спас жизнь Удино, защитив его от повсеместной опасности, существовавшей в XIX столетии, — разложения. Именно оно убило его друга маршала Ланна после ампутации ног во время жаркой и влажной погоды на Дунае в 1809 году[70].

Как только рассвело, отряд вновь отправился в путь. Мадам Удино боялась самого худшего. «Запертые в нашей повозке, между серым небом и белой землей, — сообщала она, — мы чувствовали себя так, будто нас завернули в могильный саван». В каждой черневшей печной трубе или каждой отдельно стоявшей сосне им мерещился казак,