Отель одиноких сердец - Хезер О’Нил

лестнице, прицепившейся к зданию как виноградная лоза. Вопрос о том, почему он решил подняться вверх, вместо того чтобы спуститься вниз, можно считать либо метафизическим, либо теологическим, но ответа он ни в каком случае не имеет. Пьеро полез вверх, и сутенер последовал за ним по пятам.

В руке преследователь сжимал нож. Он держал его так, чтобы пырнуть Пьеро, как только представится случай. Из ближайшего окна высунулась девочка и дала Пьеро столовый нож, чтобы ему было чем защищаться. Перед этим она как раз им мазала на тост клубничный джем. Казалось, что красный джем на кончике ножа – это кровь из только что нанесенной раны.

Добравшись до конца пожарной лестницы, Пьеро повертел ножом так, будто это была дубинка. Дети на балконе третьего этажа при виде этого захлопали в ладоши. Хоть в эстетическом отношении это произвело сильное впечатление, от страха сердце сутенера в пятки не ушло. Он вырвал у Пьеро нож и направил на него оба лезвия, выглядевшие как рога быка, готовые пронзить юношу.

С веревок свисали простыни, напоминая верх огромного, пестрого, латаного-перелатаного циркового шатра.

Выбравшись на крышу, Пьеро побежал к другому ее краю. Сутенер бросился за ним. Добежав до конца крыши, Пьеро сразу понял, что оказался в ловушке. Он заметил лестницу и перекинул ее с одного дома на другой. Между зданиями разверзалась пропасть. Девчушка, прыгавшая во дворе через скакалку, остановилась и крикнула по-французски:

– Поглядите наверх!

Все высыпали из квартир посмотреть, что там происходит. Одни столпились на площадках пожарных лестниц, ставших похожими на театральные ложи. Другие расселись по краям крыш, свесив ноги вниз, как будто заняли самые дешевые зрительские места на галерке. Многие кричали Пьеро, чтоб он не вздумал переходить по лестнице на другую крышу, что такое у него ни за что не получится.

Солнце светило ему в голову как огромный прожектор, свет был очень яркий и жаркий. Он вдруг испугался, что могут загореться его крылья.

Зрелище и впрямь было потрясающее. Пьеро в потертом своем костюме выглядел потрясающе. Все ахнули и смолкли, наблюдая, как он на цыпочках начал перебираться по лестнице на соседнюю крышу. Желая сосредоточиться, Пьеро что-то мурлыкал себе под нос, аккуратно переступая с перекладины на перекладину. Он ведь всегда прекрасно умел сохранять равновесие. Под ногой треснула перекладина. Он расслышал этот звук так отчетливо, как если бы в его собственном теле сломалась кость, и скользнул с лестницы вниз.

Пока он падал, в памяти вспыхнула картина, как им с Розой захотелось поиграть в парке, когда они были маленькими. Они зашли на игровую площадку, забрались на гимнастическую сетку и свесились с нее вниз головой, глядя друг на друга. Оставаясь в этом положении, они продолжали разговор. Он представил себе тогда, что она русалка, свисавшие вниз и казавшиеся невесомыми волосы придавали ее облику таинственный вид. Пьеро улыбнулся воспоминанию.

И тут же ударился о землю.

На него вспрыгнула кошка. Она подняла лапу и показала острые когти, напоминавшие лезвия выкидных ножей.

Поппи распахнула стеклянные парадные двери гостиницы. Ей удалось отвязаться от стула, но галстуки, которыми были связаны руки, еще свисали с запястий. Она сбежала по ступеням вниз и склонилась над Пьеро. Он лежал на спине с закрытыми глазами. Вид у него был такой спокойный, что его легко можно было принять за мертвеца. Но рот его открывался и закрывался, как у брошенной на палубу корабля рыбы, которая вот-вот должна была испустить дух и думала при этом о том, что знала ведь, что такого жирного червяка ей подсунули неспроста. Поппи взяла Пьеро за руку и склонила голову к его лицу.

– Пожалуйста, скажи Розе, что мне очень жаль, хорошо? – проговорил Пьеро. – И неважно, что я понаделал столько глупостей, она была для меня единственной.

Поппи отпрянула от него и села рядом. Если бы вы хоть немного знали о ее прошлом, то могли бы предположить, что ей было по плечу совладать почти со всем. Она ублажала мужчин ртом под лестницей, а когда те кончали, вставала, отряхивала с колен налипшие камешки – как маленькие бриллианты – и потом как ни в чем не бывало выходила на улицу и шла своей дорогой.

Но всякому терпению есть предел. Она так тщательно готовила для него эту постановку, а его последние слова были обращены к Розе! Розе? Та за столько лет ради Пьеро пальцем о палец не ударила, а теперь он ей свои последние слова посвящает?

Сутенер, уже спустившийся с крыши, отвел взгляд от юноши на тротуаре, взглянул на Поппи и протянул к ней руку.

– Милашка, – шепотом произнес он.

Она вложила в его руку свою. Серебристый ключ от номера в гостинице выпал у нее из кармана, как спала чешуя с Русалочки в тот миг, когда она стала человеком.

30. Упражнение для сломанных пальцев

Придя в себя, Пьеро обнаружил, что на обе его руки наложен гипс, отчего можно было подумать, что они обтянуты белыми перчатками. Сидеть он не мог из-за сломанных ребер. Пьеро взглянул на кончики пальцев, выглядывавшие из гипса. Они почернели.

Сидевший на краю кровати полицейский сурово посмотрел на него и показал Пьеро листок бумаги с наброском его портрета.

– Надо же, как здорово, – сказал Пьеро. – Вы меня нарисовали.

– Этот рисунок сделан художником на основе описания, данного четырехлетним мальчиком. Мы считаем, что на нем изображено лицо вора, который грабит дома по всему Вестмаунту.

Где-то в глубине сознания у Пьеро мелькнул образ мальчугана с волчком, улыбавшегося ему несколько ночей тому назад.

– Хотя, по здравому размышлению, такого лица я раньше никогда не видел.

– Гм. Мы перерыли весь ваш дом, но ничего там не нашли. Но вы ведь сразу все продаете по бросовой цене, чтобы уколоться и забыться. Мы следим за вами, Пьеро. Вы маленький мерзавец. Вы совершаете преступления в собственном районе. Стоит вам еще хоть раз очутиться в Вестмаунте, и я вас посажу.

Пьеро ничего не сказал полицейскому, однако для себя он уже решил, что с такой жизнью покончит навсегда. Но что ему оставалось делать теперь, со сломанными руками? Сможет ли он, как и раньше, играть на пианино?

Этот вопрос он задал врачу, который пришел вскоре после ухода полицейского.

– Я знаю, что глупо говорить, насколько вам повезло здесь лежать с переломанными костями. Но тот факт, что вы еще живы, просто поразителен. В связи с этим падением вас надо было бы занести в книгу