Представление должно продолжаться - Екатерина Мурашова

– Я зайчика хочу, – слабо улыбнулась лежащая высоко на подушках Аморе. – Можно зайчика?

– Зайчика можно нарисовать, но его нельзя будет позвать сюда, – объяснил Владимир. – Он в лесу, в полях живет, а в усадьбу ему ходу нет. А птичку или мышку мы сначала нарисуем, а потом позовем.

– Мышку, – не споря, согласилась Аморе.

Серый и коричневый карандаши буквально запорхали над листком. Через минуту из путаницы линий выглянула усатая мордочка с бусинками глаз и коричневатыми округлыми ушками.

– Браво, Вольдемар! – Аморе подняла и пару раз свела вместе ладошки, не без труда изобразив аплодисменты.

– Зовем ее? – спросил Владимир. – Ты не забоишься? Девки и бабы иногда мышей брезгуют и визжать начинают. У нас Феклуша такая…

– Я не такая.

Владимир встал, отошел к стене, нашел взглядом мышиную норку, присел, положил рисунок. Его лицо изменилось в процессе всего этого весьма странным образом. Можно сказать, что оно сделалось до-человеческим, т. е. что-то в нем вернулось к тем незапамятным временам, когда человек еще не противопоставил себя лесу, лугу, реке и не принялся с ними сражаться.

Дальше Аморе, обладающая очень тонким слухом, услышала высокий не то свист, не то писк. Владимир сделал ей знак не шевелиться.

Прошла еще пара минут, и из норки высунулся, а потом и вылез мышонок – маленький, нежный, словно сшитый из серо-коричневого бархата. Точь-в-точь такой, как на картинке. Плавными, оглаживающими воздух движениями Владимир подвел мышонка к кровати, на которой лежала девочка. Аморе с трудом перекатилась на своем ложе, свесилась вниз, что-то ласково прошептала по-итальянски, обращаясь к зверьку.

– Опусти ладонь, – одними губами велел Владимир. – Ковшиком сложи.

Девочка выполнила указание и мышонок, как в лодочку, залез к ней в ладонь.

– Мио Дио! – прошептала Аморе. – Какой он… живой!

– Посмотрела? Теперь отпусти его.

– Как?

– Подуй ему в мордочку.

Аморе выдохнула изо всех своих небольших сил. Мышонок вздрогнул, встряхнулся и стремглав скатился с кровати. Метнулся к стене, пронесся вдоль нее и исчез в норке.

– Жалко, что зайчика нельзя… – вздохнула спустя время Аморе.

– Ты обещала за живой рисунок бульон выпить и пирожок с капустой съесть, – напомнил Владимир. – Сейчас я Катарину позову…

– Погоди, Вольдемар… Я хотела… Ты только не сердись на меня…Мне вчера Атя с Кашпареком театр показывали и Атя сказала, что ты… что у тебя… наверное, это неправда, но ведь Кашпарек тоже… ты только… У тебя что – вправду хвост есть?! – выпалила наконец девочка.

– Есть, – не колеблясь, подтвердил Владимир. – Не очень большой, конечно, но все же…

Потускневшие от болезни глаза Аморе возбужденно заблестели.

– Вольдемар, я очень… как по-русски?.. Я очень прошу меня извинять, но нельзя ли мне… – всегда бледненькая, как выросший в тени цветок, девочка даже зарделась от смущения.

– Посмотреть хочешь? – легко догадался Владимир. – Да пожалуйста, сейчас.

– А ты не будешь сердиться?

– Да за что? Оно же всем любопытно, потому обычно-то люди без хвостов живут.

Мальчик развязал пояс, спустил люстриновые штаны и повернулся боком, чтобы Аморе могла получше разглядеть.

– Ой! – взвизгнула от восторга девочка. – Он шевелится!

– Ну да, – кивнул Владимир. – Шевелится, только маленько. С кошкой или собакой не сравнить. Потрогать хочешь?

– О, Любовь Николаевна! Доброе вам утро, хорошо, что пришли, а то мы уж обыскались… – Настя улыбнулась тонкой и вялой улыбкой, напомнившей Люше осенний ивовый лист.

– Я на конюшне была. Орлику копыто смотрела.

– Ага. А вы Агафона-то зачем из деревни привезли – по делу или просто так?

– Да без него скучновато как-то, – пожала плечами Люша.

– Скучновато? Ага, – Настя кивнула. – С ним-то веселее. Тогда вы вон туда скоренько пройдите – слышите, грохочет? – это они с вашим племянником, сцепившись, по лестнице вниз катятся…

– А что случилось?

– Вот уж не знаю. Агафон в комнату к Любочке зашел и сразу, как с цепи спущенный на Володю кинулся. Орет: убью, паскудник! Уже два раза разнимали, Феклуша даже ведро воды на них вылила. Пока Агафон его до конца не убил, может, соизволите их разнять…

Глава 18,

В которой большевики громят анархистов, а Январев встречается с Раисой Овсовой и Степаном Егоровым и знакомится с инженерм Измайловым.

В кабинете революционного начальника все было почти так же, как и у его старорежимного предшественника, и в то же время – немножко навыворот. Стулья стояли вдоль стен неровно, некоторые – спинками вперед, выдвинутые ящики каталожного шкафчика заполнены совсем не подходящими для них по размеру бумагами. Массивный письменный стол обит поверх зеленого сукна красным кумачом. Кумач, впрочем, уже начали отдирать: хозяин устыдился таки нелепости, но не закончил, отвлеченный более важными делами. Над столом – большой парадный портрет Карла Маркса… вот кто, хотелось бы знать, создает эти портреты в такие короткие сроки и в таких количествах?..

– Товарищ Иванов, я бы хотел у вас об анархистах подробнее узнать.

– Что ж, товарищ Январев, вся операция против анархистов уже, можно сказать, подготовлена, день выбран с учетом того, что часть из них будет в театре…

– В театре? А я думал, они там, в занятых ими особняках, сидят практически безвылазно…

– Большая часть – так и есть. Рассуждают об анархии посреди купеческих хором, пьют ханжу да воблой закусывают, – усмехнулся товарищ Иванов. – Но наличествуют и такие, у которых интересы поразнообразнее. Для этих на Волхонке имеется специальный анархистский театр. Называется «Изид» (анархистский театр с этим названием действительно существовал до разгрома анархистов большевиками – прим. авт.) – наши разведчики в нем побывали.

– И что ж там? – с любопытством спросил Январев.

– Все замотано красными и черными тряпками, свечи стоят, лозунги висят.

– А сам спектакль?

– Спектакль – обычная декадентско-анархистская чушь. Что-то про крестьян. Декорация – изба с портретом князя Кропоткина в красном углу. В конце конек на крыше увозит эту избу в небо, видимо, символ…

Двадцать пять особняков. Приблизительно четыре тысячи бойцов «Черной Гвардии». Решили брать все сразу, в одну ночь. Ультиматум о сдаче, пять минут на размышление, потом – штурм. Руководит всей операцией товарищ Бела Кун.

– И когда же намечена операция? Я хотел бы присоединиться к товарищам.

– Вы?!.. – изумился комиссар. – Простите, товарищ Январев, но зачем это? Они же все пьяны и вооружены до зубов. В особняке на Нижней Масловке по данным разведки установлено даже горное орудие. Ночной штурм – дело чекистов и красногвардейцев. Вы с вашим опытом нужны революции для другого, для организационной партийной работы…