Мертвое царство - Анастасия Александровна Андрианова

странного гриба. – Каждый путник берёт его с собой. Придаёт сил и помогает преодолеть дорогу. Вижу, тебе трудно с непривычки, хоть и в пути мы совсем мало. Отломи кусочек, он не такой противный, как ты думаешь.

В голове у меня мигом пронеслось много всякого: я вспомнила и россказни о пирогах с ядовитыми грибами, которыми в Княжествах запросто угощают врагов; и о порошках из грибов, которые используют волхвы, чтобы достичь исступления; и о грибных отварах, которые девушки подливают парням, чтобы любили их дольше и крепче. О лисьедухах, помогающих путникам, я не слышала ничего.

– Оставь себе, – выдавила я и протянула гриб обратно князю. – Ты прав, едем мало. Я давно не разминалась, но не развалюсь, не такая уж и неженка.

Вероятно, мой отказ от вонючего гриба оскорбил князя, но виду он не подал, просто замолчал почти на всю дорогу.

Мы ездили по деревням, просто проходили шагом по главным слободам, прислушивались к разговорам и присматривались к людям. Я наблюдала за князем, как он внимательно и зорко следит за жизнью в своих землях. Он был спокоен и уверен, но иногда украдкой трогал рукоять кинжала на поясе.

В одной из деревень нам встретились иноземцы: они говорили на незнакомом языке, да и выглядели не так, как местные, – носили чудные полушубки из чьего-то короткого серого меха с кожаными вставками, волосы украшали деревянными бусинами, все были жилистые и невысокие. Лицо князя мрачнело, когда мы натыкались на иноземцев, шумящих у кабаков и торгующихся на ярмарках.

Я боялась задавать вопросы – таким угрюмым выглядел князь. Иноземцы вроде бы не делали ничего, что могло бы его разозлить, но я догадывалась, что князя заботит само их присутствие. Мы повернули на Тракт, лишь когда начало темнеть. Моя спина и плечи совершенно задеревенели, и о тереме я думала почти как о доме. С удивлением я осознала, что почти весь день провела в Великолесье, но рядом с князем и не вспоминала о нечистецах, спящих где-то в зимних чащах.

– Это были степняки, – неожиданно подал голос князь. Впереди уже виднелся Горвень, мигали огни на холме. – Ты могла видеть их в битве на Перешейке.

– Зачем ты впустил их в своё княжество?

Мне показалось, что спина князя чуть сгорбилась. В темноте уже не разобрать было его лицо.

– Это не нужно знать иноземной гостье. Знай только, что две наши армии сломят все войска, которые соберёт Сезарус.

Его слова прозвучали гулко и грозно. Я давно замёрзла и привыкла к мурашкам, бегающим под одеждой, но сейчас меня пробила крупная дрожь.

Он показал мне свои земли: дикие, заросшие чёрными лесами, летом – кишащие нечеловеческими тварями. Показал степняков, дикарей, бродящим по деревням. Холмолесское и его мёртвый князь открылись мне во всей свирепости, дикости и коварстве. Я услышала и увидела достаточно, чтобы понять: война с этим человеком будет самой кровавой и жестокой. Сезарус и Раве просто ещё не поняли это.

– Ты напишешь письмо своему другу-командующему. Как там его? Раве? Напишешь что я попрошу. Мне нужно, чтобы и он, и царь оставили нас в покое. Я не хочу убивать людей, но видит Серебряная Мать, мне придётся, если мои земли захотят растерзать. Ты поняла меня, Лариме?

Я кивнула, не заботясь о том, увидел князь мой жест или нет. Я поняла ещё и другое: чтобы змея перестала плеваться ядом, её нужно обезглавить. Ясно как день.

Князь

Сложно сказать, что в тот день разозлило меня больше: нахальные проповедники царя или степняки, чувствующие себя в моих деревнях как дома. Хуже всего было то, что я ничего не мог сделать: если проповедников уничтожить, отправить дружину, чтобы разобрались с ними, то не возвеличу ли я их? Не вспомнят ли люди всю ту чепуху, какой пытались забить им головы? Не станут ли судачить ещё больше и ждать, что Милосердный воскресит проповедников?

Мы с Рудо скакали по снежному полю. Я испытывал вину от того, что стал реже брать пса с собой, делая выбор в пользу коня, потому и старался в свободную минуту выгулять монфа. И ведь не объяснишь ему, что не нарочно обижаю, а всего лишь хочу оградить от беды. Не человек, не поймёт.

В лицо мне сыпал снег: злой, колючий, отрезвляющий. «У нас частенько сжигают» – сказала какая-то старуха тогда, когда мы с вражьей девкой катались по деревням. И ведь правда.

Убить и сжечь показательно, чтоб неповадно было лазить к нам. Они же ещё и после скоморохов выступали – вряд ли Трегору понравится такое соседство. Станут люди связывать скоморошьи выступления с чужеземными проповедями и будут ждать: спели, сплясали на игрищах, значит, потом небылицы про восставших из мёртвых расскажут.

Убить, сжечь, прах развеять по ветру, а кости размолоть в порошок – чтоб ничего от наглецов не осталось. Размолоть и отправить с гонцом царю – пусть смотрит и думает. Будь ты тысячу раз Милосердным, а сожжённого не соберёшь и лей хоть целую реку живой нечистецкой воды – не поможет уже ничего.

Рудо подо мной понёсся ещё быстрее, будто почувствовал мою радостную злость, а мне вдруг показалось, будто мои руки, хватающиеся за пёсью шею, – зелёные, будто у лесового, но наваждение быстро прошло.

Впереди горели огни. Не городские и не деревенские, какие-то дикие и высокие, словно гуляли там какой-то праздник, хотя до зимнего долгого дня Серебряной Матери было ещё далеко. Я пустился туда, хоть уже догадался, кого там встречу.

Степняки громко пели свои чудные песни и играли на больших, в мой рост, бубнах из конской кожи. Костры полыхали до небес, и невольно мне подумалось: сколько же моих деревьев пошло на них? Позволяли ли степняки себе такую роскошь, когда ещё не пришли в Княжества? Вероятно, нет.

Меня встретили так, будто давно дожидались. Налетели вихрем весёлые степняцкие парни, подбежали девки в полушубках, с лентами в волосах, красиво заплясали вокруг. Я залюбовался ими, раньше ведь почти не видел их женщин, а тут сразу стайкой закружили, да такие все ладные и улыбчивые, что всякий бы залюбовался. Степняцкий праздник чем-то напоминал скоморошье игрище: тут тоже плясали, пели и играли на инструментах, жгли дымные злые костры и делали всё с такой истовостью, будто новый день никогда не наступит, сольётся в вечную морозную ночь.

Я спрыгнул со спины Рудо, и тут же две девки схватили меня за руку, потянули куда-то, к самому высокому костру. Вокруг меня мелькали весёлые хмельные лица, сильно пахло фейдером, жареным мясом и горелым жиром, и как я ни старался, не мог разглядеть оружия ни у кого из степняков. Всё же я догадывался, что полностью безоружным этот народ не станет ходить, и бдительности не терял.

– Старый друг, князь!

Мне навстречу