Мертвое царство - Анастасия Александровна Андрианова

не думаю, что ты прав, князь. Всё гораздо сложнее, чем тебе видится. Незыблемо только одно: и царь, и командующий разозлены. Теперь ты не отделаешься мирным обращением людей в новую веру, как хотелось Сезарусу. Народ Царства потребует мести за погибших, и даже если бы царь был против, ему не удалось бы избежать войны.

Князь надолго замолчал. Я не могла догадаться, о чём он думал и было ли в моих словах что-то новое и неожиданное для него. Я не предала Царство, рассказав ему об этом. Просто предупредила, чтобы он не недооценивал царскую мощь.

– Что ты скажешь, если я соберу войско первым и сам направлю его в Царство? Вместе со степняцкими головорезами. Им понравится мысль, что можно проникнуть ещё и в Царство: попробовать ваши вина и ваших женщин.

Он повернулся ко мне, и меня поразила его жестокая улыбка. Я сдавленно охнула, быстро уговаривая себя, что не сделала ничего непоправимого.

– Не уподобляйся своим врагам, – произнесла я фразу, когда-то слышанную от Ферна.

– Слова истинной Милосердной, – бросил князь и пришпорил коня.

Я прикусила язык и почти готова была поклясться себе, что больше не заговорю с ним даже под пытками – раз любое моё слово может навредить Царству, то лучше мне зашить себе рот. Но, с другой стороны, я не могла упустить возможности хоть как-то повлиять на князя: кому из Царства ещё представится такой случай? Если у меня была хоть малейшая возможность уговорить его не воевать, то я не могла её упустить.

Лес вдоль дороги расступился шире, больше не давил и не нависал над головой еловыми лапами, так что я смогла выдохнуть, напряжение чуть отступило, хотя вместо него навалилось много других неприятных чувств. Впереди слышались голоса, и для меня это уже было хорошим знаком. Значит, не оставит меня князь в лесу.

Мы выехали к какому-то поселению – не то большой деревне, не то маленькому городку. Нас встретили брехливые небольшие собаки и пара молчаливых монфов, ростом чуть уступавших нашим коням. Князь снова прикрыл волосы капюшоном, и никто из местных даже не смотрел на нас: подумаешь, простые путники в дорожной одежде. На улицах было людно: судя по обрывкам фраз и весёлым лицам, на площади недавно отгремело представление. Я слышала о скоморохах в Княжествах – вроде бы у них была своя гильдия и свой таинственный князь. Мне было любопытно хоть одним глазком взглянуть на знаменитых меченых шутов – на людей, не стыдящихся метин, не погибших от той хвори, а сделавших это своим достоинством.

Князь вывел коня к центральной площади. Там сворачивали балаган, и его вид меня разочаровал: штопаное полотнище, видавшее виды. Вряд ли он принадлежал гильдии, которая славилась богатством и незабываемыми представлениями. Зато чуть поодаль, у приказной избы, вокруг двух мужчин собралась небольшая толпа.

– Прям так уж поднимет из могилы? – громко спросил пожилой мужчина с жидкой седой бородой.

– Поднимет, – жарко заверил один из тех, вокруг которого собрались зеваки. – Если ваши близкие не перестанут верить и молиться.

– У нас-то частенько сжигают, – недоверчиво протянула старуха. – Как пепел-то подымешь? Никак, ясное дело.

В толпе захохотали, а говорившие явно смутились. Я натянула глубже капюшон: судя по выговору, мужчины были из Царства. И заводили разговоры о Милосердном прямо в деревне, стоящей посреди Великолесья. Я не знала, что мне делать: удивляться, восхищаться их безрассудной отвагой или бояться за дураков.

Мы с князем спешились и подошли ближе.

– А сам-то ты видел, как мёртвые встают?

– У нас было кое-что похожее, только мёртвые становились не живыми, а безликими тварями.

Князь медленно сложил руки на груди, и я испугалась за «проповедников». Они выглядели жалко: одежда явно не годилась для суровой зимы, а если присмотреться, можно было заметить раны, перевязанные ветошью. Я ухватила князя за локоть. Подумать только, как глупо! Конечно, он был волен решить убить бывших солдат прямо сейчас. Он даже не повернул ко мне головы, будто и не заметил мой порыв.

Постепенно людей собиралось всё больше, и это собрание уже не походило на проповедь, а превратилось в какой-то нелепый разговор, в котором было слишком много участников. Люди спорили, ахали, соглашались, возмущались, но по живым лицам и блестящим глазам делалось ясно: мысль о том, что человек может ожить после смерти, заняла их умы.

Затаив дыхание, я наблюдала за князем. При свете я рассмотрела, что его лицо расчерчивают тонкие, почти незаметные шрамы, которые вовсе его не портят. Он хмурился и задумчиво пожёвывал губу, но не спешил хвататься за оружие – а в том, что оно было при нём, я нисколько не сомневалась: на поясе выглядывала рукоять кинжала, спрятанная под плащом, и наверняка имелось что-то ещё.

Послушав ещё немного, князь резко развернулся и вновь вскочил на коня. Некоторые обернулись на него, маленький мальчик засмеялся, показывая на красивого жеребца и статного всадника, но никто вроде бы и не понял, кто слушал неуклюжую проповедь. Я тоже поспешила забраться в седло и пришпорила своего вороного, догоняя князя.

– Почему ты не вмешался? – крикнула я ему вслед.

Князь обернулся. Лицо его по-прежнему оставалось суровым и холодным.

– Не видел смысла. Мне нужно было самому послушать и самому увидеть, как на них смотрят мои люди. Если бы я хотел, отправил бы полдюжины бойцов, и они устроили бы такое представление, после которого ваши воины не смели бы соваться в мои деревни поодиночке.

– Зачем ты взял меня с собой? Я не понимаю.

Я правда ничего не понимала и ощущала себя ещё более потерянной, чем тогда, когда не могла выйти из светлицы. В положении пленницы, оказывается, было больше определённости, чем в положении гостьи.

Он мне не ответил – не счёл нужным. Во мне росла злая обида на этого человека, но вместе с тем крепнул и мой страх. Я не могла разгадать его – ни его помыслов, ни его настроения, и это пугало хуже всего.

* * *

Я-то надеялась, что мы взглянем на проповедников и поедем обратно в Горвень, но у князя были другие планы, которыми, впрочем, он не собирался со мной делиться. Я давно не сидела в седле, а в тереме и вовсе двигалась непривычно мало, так что скоро спина у меня начала ныть, а руки и лицо стыли от холода. Небо затянуло тонкой пеленой, сквозь которую по-прежнему пробивалось солнце, но начал сыпаться мелкий снег, тут же тающий на одежде. Под копытами лошадей хлюпала липкая грязь.

Видимо, заметив мою усталость, князь вдруг развернулся и сунул мне в руку сморщенный синеватый гриб.

– Что это? – спросила я и поднесла гриб к носу. Пах он прескверно – немытыми ногами и землёй.

– Лисьедух. – Князь пожал плечами, словно удивился, что я могу не знать названия этого