Аукцион - Яна Николаевна Москаленко

этого он вздрагивал от точных и коротких хлопков по щекам, а потом Влад схватил его за предплечье и потащил к выходу:

– Дыши, я с тобой. Дыши.

Адриан тяжело перебирал ногами, но побоялся остановиться. Все, что так долго было заперто, прорвалось наружу и преследовало их. Они вскочили на байки (каждый на свой) и помчали к водохранилищу. Сидя на берегу, Адриан сокрушался, что не хватало духу утопиться.

Вернуться во Дворец они решились поздним вечером. У Дворца толкалась Свита. Буч сидел, поджав колени к груди и уперев кулак в щеку, и складки кожи закрыли левый глаз. Он почесывал рыжую челку и вздыхал. В гомоне Свиты он один оставался спокоен. Охрана оцепила дворцовую площадь, в центре расселись овчарки с семьями – детей нянчили на коленях, тех, что постарше, держали за руку, чтобы не разбегались. На ступенях – советники, заняты кто чем. Плотный дым «Раковки» затянул воздух над головами людей; Данте тоже курил, подпирая плечами дверь, только «Прогрессивный». Крысы нажрутся бычков, выборочно подохнут.

Адриан уткнулся в спину одного из охранников.

– Не положено, – буркнула спина.

– Свои, – огрызнулся Адриан и, не дожидаясь ответа, отпихнул охранника и протиснулся на площадь; Влад следом, держался на расстоянии.

Охранник узнал их по голосу – правда свои, самые громкие среди здешних молодежных.

– Владуш! Адриаш! – Рука мамы Влада, пышная, гладкая, взметнулась над толпой, мама привстала на носочки, показалась и затянутая платком макушка.

Они подошли и увидели, что лицо мамы Влада под цвет платка – красное-красное. Она плакала.

– Что? – Адриан не мог понять, знает она или нет.

Мама Влада прижала ладони ко рту, поскуливая, затем притянула Адриана за шею и повисла на нем, уткнувшись ему в грудь.

– Да что такое?! – не выдержал Адриан, но все же прижал маму к себе – мягкую, пахнущую сахарной пудрой, пышками, родную. Знает или нет?

– В последних отчетах для Короля были наводки по мерзотностям! – Клык был тут же.

Он стоял прямо, сложив руки на груди, и даже головы не повернул в сторону сыновей – собственного и названого. Влад сжался в комок и, хотя давно перерос Клыка на полголовы, сейчас выглядел обмельчавшим.

– Засекали кое-что в районе стройки, – бесстрастно продолжил Клык, хотя у самого челюсть ходуном ходила от напряжения.

На ступенях зашевелились советники, Буч встал, потянулся, разминаясь, как перед боем. У Адриана в желудке холод, как обычно, затошнило, и ритмичные содрогания мамы Влада у его груди еще больше укачивали.

– Так а как… С чего взяли, что это… он? – лепетал Адриан беспомощно.

Клык так и не посмотрел, бледный (не так, как жена и сын, болезненно бледный), цедил сквозь зубы:

– Бульдог сознался сегодня. Буч тут же распорядился казнить. Второго не нашли… – Вены на руках у Клыка вздулись, приподнялись плечи, голова, наоборот, потянулась подбородком к земле, когда он вышептал хрипло, почти неразличимо: – Белобрысого.

Влад шарахнулся достаточно поспешно, чтобы стало ясно: он виноват. Адриан вытягивал шею, хотя и без того возвышался над большинством присутствующих, но казалось, если потянуться как следует, удастся разглядеть что-то – что угодно, не казнь. Буч демонстративно точил ножи – с длинным и ребристым лезвием, толпа одобряла, местные любили звуки оружия. Мама Влада все плакала и качалась, и Адриана укачивало вместе с ней. В голове ни одной мысли, кислая слюна и бурчание в кишках.

Вывели Бульдога, стало еще громче – это звенел лезвиями Буч. Адриан во все глаза смотрел на отца, глотал слюни и не понимал ни-че-го. Бульдог был спокоен, голову держал прямо, чуть хмурился, как всегда. Клык шумно выдохнул, смаргивая влагу с глаз.

– Наши законы, – Буч долго не распинался, длинных речей не любил, зато переходить сразу к делу – очень, – требуют повиновения! Категория мерзотностей требует соответствующего наказания! Такова воля Короля!

Смерть и Короли хозяйничали быстро, спешно. Бульдога держали двое охранников, его (бывшие) подчиненные. Буч заревел совсем нечеловечески и воткнул один нож Бульдогу в шею. Крякнуло, брызнуло, растеклось алое. Адриан слышал, плоть трещала под натиском ножа, скорее всего – мерещилось, слишком уж громко ревела толпа. Адриан сглатывал желудочную жижу, спазмы сжимали внутренности, и немного попадало в рот. На вкус – почти рвота с кровью, кровь лилась по ступеням Дворца. Охранники бросили Бульдога, стянули с него штаны, Буч оттолкнул их:

– Я сам!

Где-то кровь растекалась широкой лужей, где-то сбивалась в тоненькую струю, как же много ее в одном человеке, до него только дошло – невыносимо много.

Буч распрямился.

– Законы! Требуют! – Он зажимал что-то в задранной вверх руке, Адриан не мог разглядеть, но и без этого знал: отрезанный отцовский член.

Рвота булькнула уже ощутимо, Адриан не мог заблевать маму Влада, поэтому вытерпел, проглотил.

– Несите Ириску! – продолжал орать Буч.

Охранники выволокли клетку со здоровенной королевской мышой. Мыша чуяла кровь и визжала по-свински. Буч просунул отцовский член через прутья решетки осторожно, как если бы кормил пугливого котенка.

– Адриа-а-а-аш! – послышались рыдания снизу.

Хоть бы не блевануть, так много крови в одном человеке.

Боль сосредоточилась в груди: она перекрыла кислород, вытеснила все прочие чувства. Стройка больше не казалась убежищем. Полуразрушенное здание отвернулось и закрыло глаза – не прятало, игнорировало. Адриан сидел на своем обычном месте, весь в пыли и ссадинах, и сигарета дергалась в перебитых пальцах. В глубине души он знал, что рано или поздно все для них закончится. Кварталы требуют повиновения. Они отвергают все непонятное, чужеродное. В Кварталах крысы отгрызут себе хвосты, если на то будет воля Короля. Адриан ждал этого момента, но, когда финал оказался так близко, подумал:

я не могу.

Дым забивался в легкие нехотя, и становилось хуже с каждой затяжкой. Влад повернулся спиной, бледный, он таял в темноте стройки. Адриан боялся моргнуть, на секунду закрыть глаза. Вдруг он откроет их – а Влада нет. Челюсти отбивали чечетку. Еще есть время притвориться, что все могло быть иначе.

Скольких отец Адриана убил за мерзотности? Адриан не хотел считать, но следы от отцовских кулаков ныли на ребрах и лице, и он уже было решил: еще плюс два. В Кварталах за мерзотности убивали по парам, чтобы наверняка. Что делать? Дальше жить, оглядываясь через плечо, правда, неизвестно, сколько им оставалось. Был ли у них один час? Несколько дней? Год? Еще чуть-чуть – и оборвется.

– Мы проебались.

посмотри-посмотри-посмотри на меня.

Адриан хотел, чтобы Влад передумал и сказал что-то другое. Бывало, Адриана накрывало, и он рыскал по стройке, собирая косяки, выступы, пороги, захлебываясь от обиды и