В ожидании счастья - Терри Макмиллан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь, когда я задумываюсь, то понимаю, что требую так много от мужчины, вероятно, потому, что знала Кеннета. Я привыкла к тому, что он обращался со мной, как с настоящей дамой. А когда привыкаешь к хорошему, невозможно перейти на дерьмо.
Тогда я не сомневалась: наши отношения будут долгими и выльются во что-то прочное. А вышло не так. Он неделями не звонил. Потом появлялся, как будто мы только вчера расстались. Часами мы болтали по телефону о чем угодно, только не о чувствах. Когда я наконец поняла, что люблю его, мне было слишком страшно ему признаться. Я точно знала, что он думает обо мне, но понятия не имела, что он чувствует. Раньше со мной такого не случалось. Я не знала, встречался ли он одновременно с другими женщинами, и что значили для него встречи со мной: просто отдых, временное развлечение, времяпрепровождение. Мне надоело строить догадки, а расспрашивать было неловко. В один прекрасный день я написала ему, что больше не хочу с ним видеться. Он никак не мог понять из-за чего. Тогда я соврала, что встретила другого. С тех пор он больше не давал о себе знать.
Интересно, зачем ему вдруг понадобилось меня видеть после всего. Почему ни с того ни с сего он поднял трубку и позвонил маме, чтобы меня найти? И почему именно сейчас? Хотелось верить, что он не собирается начинать все заново и увлечь меня так, что я потеряю голову. Все равно этому не бывать. Он женатый человек. И наплевать, что я его любила. Наплевать, даже если он по-прежнему выглядит не хуже Эвандера Холифилда. Все пустое — и улыбки как на рекламе зубной пасты „Пепсодент", и заставляющие таять объятия, и все эти страстные лобзания. Пусть только попробует поцеловать. Близко не подпущу. Обнимет — не прижмусь. И в глаза смотреть не буду. А станет грустно, начну поддаваться, сразу стану держать дистанцию. Не знаю, как там и что, а уж спать с ним, точно — ни за что.
* * *С работы мне нужно было позвонить в шестнадцать разных мест и кое-что доделать для презентации отдела маркетинга, назначенной на вторую половину дня. Но прежде я решила позвонить маме и разделаться с этим.
Мама, видимо, сидела у телефона, потому что сняла трубку сразу после первого гудка. Не успела я поздороваться, как она уже, по своему обыкновению, перехватила инициативу:
— Ты чего не звонишь? Я тут волнуюсь. Город чужой — мало ли что? У тебя все в порядке?
— Нормально, мам. Мы же две недели назад говорили с тобой. Что-нибудь случилось?
— Нет. Шейла беременна.
— Снова?! Что она собирается делать с четырьмя детьми?
— Уж ты лучше помалкивай. Пуки уже вернулся.
— Давно?
— Две недели как.
— Как он? Что делает?
— Ищет себе работу. Выглядит таким молодцом и поправился, немножечко. Поживет тут со мной, пока не наладится. И если не станет баламутничать, пускай себе живет здесь, сколько пожелает.
— Смотри, мам, осторожно, чтоб в отделе социальной помощи не узнали.
— Не их забота.
— Очень даже их. У них и так свербит, что у тебя в квартире две спальни. Им не нравится, что у тебя есть дочь, которая в состоянии платить за твою квартиру. Смотри, если узнают, что у тебя кто-то живет, так и выселить могут.
— Я буду осторожна. К слову сказать, поскольку ты только что переехала, думала переждать и не говорить тебе.
— Чего не говорить?
— Мне квартплату поднимают.
— На сколько?
— На сорок восемь долларов.
— Не так уж плохо.
— По-моему, ничего хорошего. Вот только что получила новый договор по аренде. Велят заполнить бумаги. Надо будет тебе их прислать, чтобы ты подписала.
— Я же вроде несколько месяцев назад что-то подписывала.
— То были талоны на питание. Помнишь? Тогда велели, чтоб ты написала, сколько именно ты за меня платишь. А теперь другое — теперь они просят подтвердить, что ты все еще платишь часть ренты за меня. Вот и все.
— Достали они меня своими бумажками!
— А мне тут каково заполнять все это? Путаница одна. И ведь одно и то же пятьдесят раз по-разному переспросят. Ну, так я тебе завтра это отправлю. А ты пришлешь поскорее назад?
— Ладно.
— А уж Пуки наш скоро меня совсем съест с потрохами.
— Тебе деньги нужны?
— А кому они нынче не нужны? Но нет, мне не надо. Ты и так вон сколько для меня делаешь. Тут от Сэмюэла весточка пришла. Знаешь ли, он теперь в Германии служит.
— Нет, мама. Я ничего не знаю. Мне вообще никто ничего не говорит. Как у него дела? Его когда-нибудь еще на побывку отпустят? Уже два года, как я его не видела. Вообще даже забываешь иногда, что второй брат есть!
— Не знаю, про побывку в письме ничего не говорится. Что ж я могу тебе сказать? А что твоя новая служба?
— В порядке.
— Работается как?
— Нормально.
— Я рада. Кстати, порадуй-ка меня еще: ты там познакомилась с кем-нибудь?
Я ждала этого вопроса.
— Нет.
— А бываешь где-нибудь?
— Да.
— Что ж ты ни с кем не познакомишься? Ведь целый месяц уже прошел.
— Не все так просто, мам.
— Тоже мне, большое дело — с мужчиной познакомиться.
— Ладно, я стараюсь. Раз ты заговорила о мужчинах, зачем Кеннету дала мой телефон?
— Он попросил. Что же мне было притворяться, что я не знаю номера телефона родной дочери?
— И что ты ему обо мне наговорила?
— Что ты живешь в Финиксе.
— А еще?
— Что ты еще не нашла свою половину.
— Так я и знала.
— Да он сам возьми да и спроси: „Она замужем?" А что такое, он приезжает, что ли?
— А ты не знаешь?
— Через месяц, сказал, двадцать шестого приедет. Или ты не рада? Он же тебе, кажется, по душе был?
— Это тебе он был по душе, мам.
— Что правда, то правда. Если мне память не изменяет, с тех пор, как вы расстались, много воды утекло. Он был то, что тебе надо. А у тебя гулял ветер в голове и никакого терпения. Да ты и сейчас такая же. Он к тебе с умом относился, а тебе все плохо.
— Мам, у него есть жена.
— И, видно, хорошо ему с ней живется, если он из кожи вон лез, чтобы у меня твой номер узнать?
— Просто разыскивал старого друга, никакого другого смысла я тут не вижу.
— Ага, знаю я таких „старых друзей". Когда переспишь, это уже не дружба.
— Мама, какой год сейчас?
— Я знаю, какой год. Есть вещи, которые не меняются с годами. И это тоже. Скажешь, ты ничего к нему не чувствуешь?
— Я же говорю, мама, что отношусь к нему как к старому другу. Да я этого Кеннета четыре года в глаза не видела.
— И что? Да хоть пятьдесят лет! Если уж полюбила человека, так уж и будешь продолжать любить.
— Мне пора.
— Позвони Шейле.
— А что она не позвонит?