Запретное знание - Стивен Дональдсон

Если спутник был предназначен для связи, то сообщение находилось в самом мутагене.

Так оно и случилось.

Курс Земной истории изменился, когда внутри Интертеха было принято решение рискнуть привить мутаген человеку.

Женщина, которая добровольно вызвалась на этот опыт, вероятно, надеялась на своеобразное бессмертие, как личное, так и в научном смысле. Ведь, кроме всего прочего, крысы и так далее, которым было позволено выжить, были жизнестойкими, крепкими и обладали высоким интеллектом. Кроме того, они были плодовитыми; они могли спариваться со своим видом, но не распространяли мутаген. Если разум этой женщины увеличился бы в той же пропорции, она стала бы самым важным человеческим существом, какое рождалось на свет. Она могла распахнуть двери открытиям, возможностям и богатствам, которые позволили бы ей перенести ее изменение.

К несчастью, она выдержала всего полтора дня.

В течение этого времени она изменялась, как изменялись и животные; она стала, согласно сообщению очевидцев, «двуногим деревом с роскошной листвой и множеством конечностей». Но единственным признаком возросшего разума было то, что за полтора часа до смерти она потребовала бумагу. Как только она получила ее, она провела множество минут, яростно исписывая ее.

Когда она погрузилась в коллапс, были предприняты героические попытки спасти ее. Но они окончились ничем. Медицинская технология не могла помочь; она не имела ничего общего с ее новой структурой.

Аутопсия, вскрытие трупа, показала, что она стала генетически и биохимически похожа на мутирующих крыс и обезьян – продуктом того же самого мира. Она была изменена, начиная от РНК. Тем не менее, она была единственной живой формой, которая умерла быстро «от естественных причин». По мнению патологов, которые изучали ее труп от скальпа до ногтей на ногах, она умерла от «отвращения».

Вероятно, мутация вызывала неконтролируемую адреналиновую реакцию.

Так же вероятно, что знание о том, чем она стала – знание о том как изменил ее мутаген – испугало ее сильнее всяких слов.

Каковы бы ни были объяснения, ее «бессмертие» может быть подтверждено тем фактом, что некоторые тексты на данную тематику упоминают ее имя.

Или это может быть подтверждено тем, что ее последние записи позволили человечеству вступить в роковые связи с Амнионом.

В основном она писала цифры, столбцы цифр, которые не имели ни для кого значения, как и для компьютеров Интертеха – пока юный астроном, настолько же важный в цепи обстоятельств и такой же забытый, добровольно решил проанализировать их как звездные координаты.

Эти координаты позволили капитану Сикстину Вертигюсу и «Далекой звезде» установить первый контакт с Амнионом.

Глава 13

Морн начала дрейфовать к сознанию, когда амнионец выключил анестезию из смеси воздуха, который она получала через дыхательную маску.

Процесс, казалось, продолжался долгое время. Контролируемая шизо-имплантатом, наряду с инопланетными лекарствами, она была бессильна прийти в себя. Но постепенно она начала ощущать тупую боль в чреслах – родовая травма была смягчена каким-то сильным анальгетиком. Она чувствовала растянутость живота; эластичность мускулов исчезла. Но этого было недостаточно, чтобы сконцентрировать ее внимание; она не могла сосредоточиться на них.

Но тело начало медленно преодолевать эффект воздействия анестезии. Постепенно она поняла, что может слышать голос Ника.

– Морн! – кричал он. – Подымайся! Ты сказала, что ты не боишься. Докажи это. Вернись!

Часть ее слышала голос взбешенного Ника,, осознавая, что он в убийственной ярости. Она чувствовала его руки, трясущие ее за плечи, трясущие ее сердце. Она вспомнила, что ненавидит его.

– Эти сукины дети обманули нас! Они что-то сделали с ним!

Он тяжело закашлялся.

Новый ее кусочек, совершенно другой отдел, сообразил, что она не может слышать его. Он был одет в тяжелый скафандр, а у нее на голове не было наушников. Тем не менее, не его голос и не его кашель привлекли ее внимание.

Они что-то сделали с ним.

С ним? С кем?

Словно пролом в густом дыму – вспышка света, ответ пришедший ей в голову.

Дэвис. Ее сын.

Амнионец что-то сделал с ее сыном.

Она лежала неподвижно, словно оглохла; словно была мертва. Снаружи ничто не свидетельствовало, что она отчаянно сражается, пытаясь найти силы и открыть глаза.

У нее сложилось впечатление, что Ник отстранился от нее. Его голос шел в другом направлении, когда он рявкнул:

– Ты обманул нас, ты, трахнутый сукин сын. Ты что-то сделал с ним.

Дэвис Хайланд. Ее сын. Повод, почему она была здесь – повод, почему она сдалась на их милость.

Нику ответил другой голос, который она тоже не должна была слышать. Он был полон оскаленных зубов и сернистого света.

– Человек, предположительно капитан Ник Саккорсо, это ложное обвинение. Амнион не согласен с ложными обвинениями. Общеизвестно, что Амнион не занимается нечестными сделками. Ваши собственные тесты подтвердят, что отпрыск – человек. Генетическая идентичность точно такая же как была в чреве женщины. Ваши утверждения ложны.

Новый приступ кашля разодрал легкие Ника. Когда он снова мог говорить, он прохрипел:

– Тогда почему он так выглядит?

Чужой голос был невозмутим.

– На ваш вопрос нет ответа. Есть ли какой-нибудь недостаток в физических формах отпрыска? Это не имеет значения. Тесты демонстрируют, что генетических дефектов нет. Но если вы пожелаете, чтобы отпрыск был изменен, это может быть сделано.

– Ты сукин сын, – выругался Ник, заходясь новым кашлем. – Он не выглядит похожим на меня.

– Человек, предположительно капитан Ник Саккорсо, – объяснял голос с тем, что можно было бы назвать амнионским терпением, – ваше генетическая идентичность не имеет ничего общего с данным отпрыском. Он не ваш – перевод предлагает слово «сын». Таким образом, всякая общность была бы удивительной.

Молчание Ника было таким же громким, как вопль.

С усилием, которое казалось обессилило ее до мозга костей и сделало ее слабой, как перо, Морн открыла глаза.

На мгновение сернистый свет, льющийся с потолка, ослепил ее. Но как только ее глаза открылись, они самопроизвольно моргнули. Слезы потекли по ее щекам, оставляя влажные деликатные следы, которые были скорее нервной реакцией, чем последствием родов. Она чувствовала себя голой от макушки до кончиков ног; но что-то поддерживало ее тепло. Постепенно она все больше приходила в сознание.

Вскоре она могла видеть.

Фигура в тяжелом скафандре с открытым визором стояла в нескольких шагах от нее, рядом со вторым столом. Рассеянный желтый свет сверкал на поверхности колпака.

Ник.

Он напирал на ржавую чудовищную фигуру, которая могла быть доктором-амнионцем.

Возвышаясь над столом, амнионец сказал в передатчик:

– Отпрыск начинает приходить в сознание. У людей период адаптации продолжителен. Перенос личности вызывает – перевод предлагает слово «дезориентация». Какое-то время его разум не сможет отделить себя от источника.

Данных недостаточно, чтобы предвидеть направление этой дезориентации. Рассуждения подсказывают, что приспособляемость может быть повышена путем стимуляции.

Доктор провел одной из рук по колпаку, и колпак бесшумно открылся.

Морн увидела, как голые конечности начали подергиваться, раздался влажный кашель. Звук был слабым; он, казалось, исходил от ребенка, которому не хватает воздуха.

Ее ребенка.

Она попыталась пошевелиться.

Какая-то тяжесть давила на нее. Небольшая, но для Морн она была слишком велика. Морн не могла понять, что это. Неужели амнионец связал ее?

С усилием она перевела взгляд на себя.

Ремней не было. Тяжестью оказалась лишь легкая ткань ее скафандра. Вероятно, доктор раздел ее, чтобы она могла родить ребенка. А затем одел ее снова.

Она была слишком слаба, чтобы выдержать ношу даже скафандра. Так же, как и новорожденный, она должна была прийти в себя нагой.

Каким-то образом ей удалось повернуть голову и снова посмотреть на соседний операционный стол.

Доктор приложил дыхательную маску к телу, лежащему на столе; прикрепил маску пластырем. Кашель прекратился, но слабое конвульсивное движение конечностей продолжалось.

С помощью своих трех вспомогательных рук амнионец перевел ее сына в сидячее положение. Мгновение тот оставался в нем, судорожно дыша; затем доктор помог ему спустить ноги со стола, чтобы он мог встать.

Если не считать маски на лице и относительной хрупкости сложения, он ничем не отличался от Ангуса Фермопила.

Это шокировало бы Морн, если бы она была способна на шок. Но шизо-имплантат держал ее на грани пустоты, поэтому она не могла вызвать в уме образ человека, который издевался над ее плотью, мучил ее дух.