Зависимость и ее человек: записки психиатра-нарколога - Марат Агинян

Мы тронулись, и человек этот рассказал, кто он: это мой дальний родственник с отцовской стороны, он сразу же узнал меня, так как часто видел по телевизору. Я признался, что совсем его забыл. Он не обиделся, вместо этого стал рассказывать о событиях, которые высветили в моей памяти потерянные воспоминания. И я вспомнил, что об этом родственнике в селе кое-что рассказывали.

– Говорят, ты за свою жизнь ни разу не выпивал и не курил.

– Это так, – ответил он. – Скоро мне семьдесят. И в моей жизни не было ни алкоголя, ни сигарет. Совсем. У меня была хорошая жизнь: я был водителем, водил «Волгу», возил городских чиновников, одевался со вкусом, путешествовал, любил жену, вырастил детей, дети родили мне внуков.

– Боль, разочарования, потери – это ведь тоже было?

– Как же может этого не быть? Боль – часть жизни, она была, есть и будет. У меня плохое зрение. Ты не пугайся, я тебя довезу до села живым. Потому что за свою жизнь по дороге Иджеван – Гандзакар я ездил так много раз, что довезу тебя хоть с закрытыми глазами.

– Я пишу книгу о зависимости и свободе. Почти дописал, осталось найти последние слова. Скажи, почему за семьдесят лет ты ни разу не выпил и не покурил?

Мой родственник замолчал.

– Знаешь, твой вопрос меня озадачил. Я не знаю. Не знаю, что тебе ответить. Это как спросить: зачем ты делаешь вдох и зачем делаешь выдох? Что на это ответить? Наверное, потому что я себя люблю. Я о себе забочусь. Всю жизнь я любил себя и людей. Может быть, дело в этом.

– Я напишу об этом разговоре в своей книге. Остался один вопрос. Ты говоришь, что прожил счастливую жизнь. А сейчас ты счастлив?

– Из-за зрения я не могу путешествовать. Ни в Россию, ни в Грузию, ни куда-то еще. Даже по дорогам Армении ездить остерегаюсь. Я пока езжу в Иджеван и обратно, да и это скоро кончится. Это всего лишь три километра, но для меня это важное путешествие. Хорошее путешествие. Лучшее путешествие.

Истории

Однажды мы решили ликвидировать один из терапевтических чатов Sober One. Исторически это был самый первый чат Sober One. Отношение к нему у всех нас граничило с почитанием родного дома, и мы опасались, что «старожилы» на нас обидятся. Но мы были вынуждены предпринять этот шаг: новички в чате не получали должной поддержки и друг за другом уходили. Чат не был деструктивным, атмосфера в нем была дружелюбной, просто он перестал быть эффективной коммуникативной средой для положительных поведенческих изменений.

Я нагрянул туда и сообщил, что чат будет удален в ближайшие недели. В течение месяца «жители» чата имели возможность выражать свои чувства по поводу закрытия любимого виртуального дома. И вот настал день, когда мы всех – человек тридцать – переместили в другие чаты. Остались мы вдвоем: я и Военный, старый участник Sober One. Два ветерана на весь этот внезапно опустевший чат. Военный в программе четвертый год: сдержанный, хладнокровный, временами резкий, иногда грубый, но в то же время способный видеть боль других и не ленящийся писать простые, искренние слова поддержки. Сидим мы в пустынном чате и молчим, только воя ветра не хватает для пущей драматургии да несущихся шаров перекати-поля. Военный имеет невероятный нюх на фальшивое и подлинное. Прислушиваюсь к своим чувствам: замечаю у себя грусть и чувство вины за то, что разлучил людей. Пишу: «Мне довольно легко взять и что-то изменить в заданиях программы. Я знаю, что есть что улучшать, что так будет всегда, и делаю это не моргнув глазом. Но когда дело касается людей, мне трудно». На что Военный отвечает: «Иногда нужен хирургический подход: больно и быстро». «Что ж, он не злится», – подумал я. Он даже пытается меня успокоить.

А в час ночи я получил от него письмо:

«Доброй ночи, Марат. То, как закончился чат, очень отозвалось во мне сегодня. Я не смогу описать. Это было сильно, трогательно, эмоционально и… не знаю, какие еще слова подобрать.

Тебе придется написать книгу. Возможно, даже не одну, но ту, про которую я скажу, придется. Я считаю, что история о том, как случилась "Привилегия" и получился Sober One, достойна быть положенной на бумагу. Это сильная идея и полезное дело. И, как мне видится, рядом с тобой неплохие люди.

Надо записывать, как все начиналось, какие люди на каких этапах присоединялись и уходили, что они делали, какие теории и идеи приходили в головы, что из этого отпадало, что оставалось. Это все. Передавай всем привет и слова благодарности. И – спасибо».

Что ж, я написал эту книгу, дорогой друг. Написал о реальных людях открыто и честно – так, как велели мне мой разум и мое сердце. Почти все они сейчас трезвы и проживают свою жизнь осознанно, осмысленно, качественно, а если что-то не так, находят в себе силы и преодолевают жизненные испытания, становясь еще сильнее, еще мудрее. Впрочем, пусть сами о себе расскажут: в качестве заключения я собрал те сообщения из терапевтических чатов, которые по разным причинам попали в мою коллекцию «Избранное»[108]. Я убрал грамматические ошибки и чуть-чуть исправил стилистические неровности, стараясь не приглушить при этом голоса говорящих. За этими буквами есть мысли и чувства, есть жизни, которые хотят жить. Так пусть они живут также здесь, в этой книге.

* * *

Мой зависимый мозг говорил: «Съешь говна прямо сейчас, и я внушу тебе, что это было твое осознанное решение».

* * *

Я тоже считала себя не такой, как все. Особенно после ЛСД или грибов, ведь я пережила «духовный» опыт, недоступный простым обывателям. А кто со мной триповал или курил – тоже особенные: мы владеем нашим маленьким секретом и понимающе подмигиваем друг другу через толпу.

Мы, конечно, называли себя торчками, но в шутку. И вот постепенно пришло понимание, что шутки закончились, что все это слишком далеко зашло. И никакая я не особенная, я просто торч, а все мои трипы и просветления, там, духовные опыты, расширение сознания, понимание ответа на самый главный вопрос жизни и смерти – примитивный самообман. И от примитивности этого обмана как-то еще обиднее. Потому что: ну как я на это клюнула?

* * *

Есть такой мем известный: «На меня оказывается давление». Я приехал в Муйне и попал под чудовищное давление. Каждая пальма, каждый метр центральной дороги (клубы и бары со всех сторон, в которых было весело) – сильнейший триггер. Эти веселые расслабленные компании, дети ветра, блядь, постоянно «угашенные» и пьяные. Волны. Ветер. В общем, было тяжко. И мысли эти. Вьетнам же. «Все, что было во Вьете, – остается во Вьете» и все такое.

Но я не занимался алкоголизмом!

Через два дня меня отпустило. Не знаю, какие методы я применял. Все подряд и как умею. И отпустило. Постоянно пьющие и одурманенные люди теперь воспринимаются как дополнительный стимул не пить.

Короче, надо не сломаться на первом порыве, не жалеть себя, упереться изо всех сил. Пропустить первый удар сквозь себя. Я знаю, что в нашем чате, где все стабильно и люди давно трезвы, эти знания уже неактуальны. Можете переслать это сообщение другим людям. Выдерживайте первый удар!

* * *

Пропал смысл. Наступило разочарование в алкоголе. Я ощутил, понял, убедился в том, что алкоголь на самом деле не приносит ничего того, что ему приписывает общество. Ни-че-го. А за те минутные «выгоды», которые мы якобы получаем от этанола, мы платим непомерно высокую цену. Нас обманули. Обманули по-крупному. Всю страну. Весь мир. Производители алкоголя своими миллиардными рекламными бюджетами вбили в наши головы идею, что алкоголь – признак чего-то ценного. Чего? Я не хочу быть одним из баранов в этом стаде. Я не хочу.

* * *

Черт его знает, что там и как срабатывало. Для меня это была