На распутье - Александр Фомичев

Видимо, тась гурьба ослямских воителей, коих тамошний император, по уходу с Руси, оставил при дворе Мирграда, надёжно прикрывает Лютеге седалище! Как и заморская ведьма! Как её?.. Хусула… Дурсула? Сусула? Не, Урсула вроде, во! Ух и страшная же баба, как трезвонькают пугливо воробушки за околицей!.. Да вонючая в довесок! Правда, мямлят, в последнее время дивно расцвела, то есть помолодела сильно смрадная ворожея! Не иначе, колдовство чёрное, простому человеку отвратное, по ночам творит! А то и при свете дня, с неё станется!.. Жаба окаянная!..

— Муха она. Навозная. Но вообще, вот с этих мест своего вещания давай-ка поподробнее, устимец, — мрачно промолвил Ратибор, с интересом покосившись на уроженца Усть-града.

— Поподробнее-то не шибко выйдет, — сокрушённо вздохнул в ответ Переслав. — Ибо усё на уровне сплетен. А пересудам на завалинке, сам понимаешь, доверять особо не след. Но балакают ещё, что…

Между тем за разговорами наша компания подошла к «Горбатому дельфину». Там русичи без проблем сняли себе пару комнатушек, в коих и переночевали. Наутро же, сразу после плотного завтрака новые знакомцы вернулись в порт, где закупились дополнительно солониной и водой для странствия к земле данов. За счёт Ратибора, естественно, как виновника сего не запланированного торговцем вояжа. Затем наши путники, не медля ни минуты, отчалили на ладье Переслава к Птичьему острову. То бишь на Север.

* * *

— А ты чего меня не сдал местной страже? — неожиданно поинтересовался Ратибор на палубе у купца вскоре после того, как торговый корабль русичей покинул Мисюр. — Наверняка ведь в курсе, что за мой кочан телега злата обещана.

— Ну, знаешь ли, — обиженно надулся барышник. — Я, конечно, не святой и благочестивый нимб на башке не ношу, но и своих не продаю! Хоть за медяк, хоть за обоз с монетами!

— Это единственная причина? — могучий гигант подозрительно уставился на устимца.

— Почему не сдал, да! — запальчиво вскинулся Переслав. А затем, чуть помявшись, продолжил: — А вот взялся тебя до варягов доставить не только из-за тех жалких дукатиков, что ты мне отсыпал. Чем ты быстрее с данами порешаешь, тем шустрее домой заявишься, не так ли? А именно ента мне и треба. Дело в том, что хочу я твоего возвращения в Мирград. Помимо праздного желания увидеть, как карают за очернение наших богов и восстанавливают справедливость, шкурный интерес там имеется у меня. Да и у остальных усть-градских купцов…

— Никак, Лютега перекрыла вам путь по Сигливе на Восток? — Ратибор проницательно прищурился.

— Угу!.. Представляешь, ни с того ни с сего цену за проход по реке для торговцев из Поморья задрала аж в три раза! В три! А когда мы отказались платить, ибо ента, по общему мнению, грабёж чистой воды, запретила нам заступать хоть пяткой на территорию медвежьего княжества. И для Усть-града ента сильный удар по мошне, как ни крути. Для нас спуск по Сигливке весомым куском заработка был. Изысканные шёлковые ткани, слоновий бивень и расписной фарфор Востока в Ивропии на вес золота. Как и остренькие, душистые специи с невероятно сладкими пряностями. Про дурманящий порошок красного лотоса вообще молчу…

— Ну и ты надеешься, что я исправлю положение? Аккурат сразу после того, как ворочусь домой и наведу порядок в Мирграде? — рыжекудрый витязь понимающе хмыкнул.

— Ну да! — не стал отпираться Переслав. — Ибо только ты сдюжишь разгрести ту зловонную гору навоза, в которую стремительно превращается некогда славное царство косолапых. Ну а коли вернёшь нам возможность прохода на ладьях по Сигливе, мы уж отблагодарим! Найдём как!

— Мне денег не треба. А вот одна услуга от вашего правителя понадобиться может.

— Что бы ента ни было, организуем! Я даже в одно рыло вес значимый у поморского владыки имею, ибо не последний человек в княжестве. А уж скопом с братьями-торгашами мы его продавим, точно тебе говорю! По любому вопросу!

— Я запомню эти слова, — Ратибор серьёзно посмотрел на Переслава. — И ты их не забывай.

Глава 23

На Севере

Спустя полтора месяца. Земля данов. Хеддинберг, поселение конунга Олафа Чернобрового

До полудня оставалось ещё пару часов, не меньше, когда и без того мрачные, беспросветные небеса над круглый год незамерзающим Хеддинским фьордом заволокло огромными клочковатыми сизыми тучами. Намёка на хоть какие-то проблески солнечных лучиков не было и в помине. Даже несмотря на то, что стоял конец марта и весна с каждым днём начинала всё настойчивее заявлять о своих притязаниях на временное господство, силясь сместить засидевшуюся на троне зловредницу зиму с вершины пьедестала. Небо над землями данов словно специально нахмурилось в нехорошем предчувствии, угрюмо взирая сквозь плотные бурые облака на три пузатых кнорра, неторопливо подгребавшие к Хеддинбергу. От самого устья фьорда подозрительных незванцев с каждого боку сопровождали по охранному драккару Олафа, впрочем, соблюдавшие почтительную дистанцию.

Пришлые торговые суда, насчитывавшие экипажи от семи до девяти человек, были довольно крупными и с виду неуклюжими; но так казалось только со стороны; на самом деле неповоротливые купеческие корабли уверенно шли по заданному курсу, медленно, но верно приближаясь к граду Чернобрового.

На единственном парусе каждого из кнорров во всю ширь сиротливо и вместе тем гордо парил огромный буревестник: символ Птичьего острова, на котором правил клан сурового ярла Вальгарда, отца Гудбранда Желтоголового, викинга, павшего в мясорубке на арене Кузгара, и его сестры Анники, убитой разбойником Хасваном в «Коте и Мышах». Гибель Мурчалки Ратибор переживал особенно остро. С дурными вестями «рыжий медведь» заявился полтора месяца назад на Птичий остров, ох, с дурными.

Тем временем могучий русич, в одиночестве стоявший на носу одной из торговых посудин, а именно той, что вырвалась по центру вперёд на два корпуса, пасмурно зыркал на заснеженное селение, раскинувшееся на побережье. Укрытые белёсыми покрывалами многочисленные невыразительные халупы стояли хаотично, без какой-либо видимой планировки. После блистательных городов Ивропии, в особенности Нурязима, столицы Ослямбии, неказистые, в основной массе своей одноэтажные домишки Хеддинберга, несущиеся навстречу кораблям с Птичьего острова, прямо скажем, не впечатляли.

Главный град Олафа насчитывал населения, навскидку, около трёх — трёх с половиной тысяч человек. И далеко не все жители питали к своему жадному и жестокому правителю тёплые чувства. В дружине же преданных конунгу головорезов, постоянно расквартированной в поселении, числилось под сто пятьдесят бойцов. Вот тут Чернобровый денег не жалел, щедро оплачивая верность своих воинов звонкой