На распутье - Александр Фомичев

ты покамест с возвращением домой! Сначала отправься на Птичий остров и помоги моей семье одолеть Олафа Чернобрового! — требовательно выдохнула Мурчалка. Это отняло у неё последние силы. — Моя предсмертная просьба. Ты не можешь мне отказать, медвежонок! Обещай… — уже еле слышно выдавила она из себя, после чего тело её несколько раз судорожно дёрнулось, выгнулось в довершение дугой и тут же обмякло; похоже, суровый Один дождался-таки свою храбрую воительницу.

Между тем Ратибор правой дланью неспешно закрыл глаза Анники, чуть помедлил, наклонился, поцеловал её в широкий лоб, а затем прошептал деве щита на левое ушко: — Обещаю, кроха. Обещаю.

Могучий великан огляделся. Заприметив, что искал, поднялся, прошёл в конец комнаты и взял в руки стоявший в углу клинок светлокудрой валькирии, после чего вернулся и вложил его эфес в ладони уснувшей вечным сном варяжки. Постояв у кровати с Анникой ещё с минуту, рыжегривый богатырь, в душе которого грозовыми раскатами клокотала так и рвущаяся наружу буря, развернулся и молча направился к выходу из опочивальни. Попутно Ратибор присел и не без удовольствия свернул шею очухавшемуся Бонбору, принявшемуся было, на свою беду, выползать из-под накрывавшей его комнатной двери. Прикинуться мертвецом тугодум не допёр. Также «рыжий медведь» не преминул захватить с собой притулившийся под столом увесистый куль с золотишком Хасвана; не пропадать же кругляшам.

Возле дверного проёма дюжий ратник походя смахнул с тумбочки слабо чадившую лампадку; та не позабыла радостно разбиться, славно расплескав горящее масло по дубовому полу; старые ссохшиеся доски, словно берёзовые чурбачки, тут же добро занялись. Ратибор, не оборачиваясь, потопал по второму этажу на выход, по пути сбив в коридоре со стены парочку-другую закреплённых там канделябров. Когда русич спускался в трапезную, на втором этаже уже лихо полыхало; вскоре наверху раздались взволнованные, испуганные крики. Это постояльцы заведения, почуявшие запах дыма и гари, принялись споро выныривать из своих комнатушек в чём мать родила да в панике ломиться вниз, таща за собой нехитрые пожитки. Когда могучий исполин рубал на куски Хмельных бродяг, гости таверны, дрожа от страха, забились в свои норы и молились, чтобы Ратибор прокандыбал мимо. Но нынче уже отсидеться не получится; бушующее пламя пощады не знает и стороной не пройдёт. Не в этот раз.

* * *

— Да что же ента делается!.. — хозяин таверны стоял на выходе из своего заведения и в ужасе заламывал руки, горестно наблюдая с несколькими праздными зеваками за тем, как гибельные языки пожарища ласкают его деревянное детище. — Всё, что нажито непосильным трудом…

— Не ной! Заначку на чёрный день наверняка ведь успел уволочь, прохвост этакий!.. — Ратибор, сердце которого так же знатно полыхало, на ходу с лишком отсыпал себе денежек в запасную мошну из прихваченной сумы с дукатами вожака Хмельных бродяг, а затем зло кинул Дилкеру мешок с оставшимся золотом Хасвана. — На вот тебе ещё! Построишь новый кабак. Лучше прежнего будет. Ентот всё равно рано или поздно пришлось бы ремонтировать: рухлядь та ещё. И спалить его да отгрохать новый куда проще и дешевле выйдет. Так что не благодари! — с этими словами могучий гигант мимолётом оглянулся на горящий трактир, далее нагнулся, выдернул свой нож из макушки возлежавшего рядом Хасвана, обтёр лезвие о безрукавку покойника, после чего стремительно зашагал прочь.

— Тоже мне, благодетель выискался, едрить колотить, — негромко проворчал себе в бороду Дилкер, на вес прикинув тяжёлую котомку с монетами и с удивлением в уме отметив, что тут и на два постоялых двора хватит. Если, конечно, не шибко шиковать при строительстве, то бишь не сорить деньгой.

Ратибор же, за спиной которого шустро разгоралось багряное зарево, быстро шёл вон из Лагурина. Погребальный костерок для Анники вполне себе удался.

«Мурчалку предал огню, как того и требовалось; а теперича нужно и обещание, данное ей, сдержать. А ента значит, что путь мой сейчас лежит в Шварию. Точнее, в Мисюр, её портовый городишко, притулившийся на берегу Варяжского моря. Ну а там на какую-нибудь торговую ладью плюхнусь да на Север отчалю; шварийцы неплохо барышничают с данами. Поди, за парочку-другую золотых дукатиков уж свезут, куда надобно!»

Глава 22

Швария

Мисюр. Таверна «Морской берег». Спустя два месяца

Вечерело. Мисюр, самый северный из городов Шварии, довольно крупной западной страны, имевшей выход к Варяжскому морю, потихоньку накрывала прибрежная зыбкая дымка, рваным клубящимся покрывалом заполонявшая собой узкие извилистые улочки сего портового городка.

Сам морской порт, казалось, не засыпал ни на минуту; жизнь бурлила в нём практически круглосуточно, только глубокой ночью более-менее сбавляя обороты. В основном кипучую деятельность разводили, конечно, рыбаки самого разного пошиба; Варяжское море всегда славилось богатым промыслом. Треска, скумбрия, палтус, камбала, минтай, сёмга, зубатка, навага, килька, крабы, осьминоги, раки и ещё с несколько десятков наименований; полный список вылавливаемых морских обитателей могли назвать лишь очень немногие даже из самых опытных, старейших добытчиков рыбы, за свою жизнь избороздивших здешние промысловые воды вдоль и поперёк.

Чуть меньшую активность в порту проявляли купцы: но торговля с варягами, галлами и русами, также имевшими у своих западных границ выход к Варяжскому морю, шла вполне себе бойко. Шварийцы охотно обменивали сильно ценимые в странах варваров шёлковые разноцветные тряпки, ювелирные украшения, доспехи и оружие на пряности, мёд, воск, животный жир, янтарь, руду, пушнину, сало, лён и пеньку. А также на овечью шерсть, масло, сыр и мясо; в Шварии очень любили баранину в любом её виде, за что местное население удостоилось и соответствующего прозвища. Правда, шварийцы нисколько на него не обижались; изображение изготовившегося к атаке, склонившего голову упрямого дикого архара, небольшая популяция коих всё ещё водилась в одном из юго-восточных, гористых регионов страны, гордо красовалось на их гербе и являлось национальным символом обожателей ягнятины.

В таверне «Морской берег», располагавшейся недалече от порта, под вечер всегда было битком народу. Простые работяги стекались в кабак со всей округи, ибо соотношение «цена — качество» в заведении считалось чуть ли не лучшим в Мисюре. За десяток-другой медяков в данной недорогой забегаловке вполне можно было как до отвала откушать, так и хлебануть довеском пару кувшинчиков средней паршивости эля. А что ещё надо простым труженикам после долгого рабочего дня? Разве только найти на захмелевшую маковку приключений. Надо заметить, порой очень болезненных приключений. Способный их устроить человек невероятно могучего сложения как раз сиживал в углу портового трактира. В своём уме здравомыслящие граждане никогда бы не