Рыжая из Освенцима. Она верила, что сможет выжить, и у нее получилось - Нехама Бирнбаум

полным-полно солдат, но кондуктор сжалился над нами и устроил нас на крыше. Поездка оказалась просто замечательной. Мы держались за железные поручни на крыше, а ветер бил нам в лицо. От мысли, что мы возвращаемся домой, к маме, хотелось петь. Солдаты из поезда стали подниматься к нам на крышу. Один из них взял меня за руку и закружил в танце. Я изумилась, но он был гораздо сильнее меня, и я позволила ему вести себя. Он сказал что-то по-русски. Мы танцевали на крыше вагона, а потом он вернулся вниз, на свое место.

– Он сказал, что хочет жениться на тебе, – сказала девушка на ломаном румынском и засмеялась. – Он сказал, что у него дома есть ферма и курица-несушка. Он возьмет тебя с собой и сделает своей женой.

– О нет, нет!

– Посмотрим, удастся ли тебе его остановить, – засмеялась девушка.

На крышу поднимались другие солдаты, но о женитьбе они уже не говорили. Они начали приставать к девушкам. Девушки испуганно вскрикивали, как маленькие птенцы, но солдаты делали с ними все, что хотели. Им казалось, что мы – их трофей. Я отводила глаза. Я вспомнила «Войну и мир». Мне казалось, что я читала эту книгу не несколько лет, а миллион лет назад. Неожиданно один солдат подобрался к Ханке и принялся ее щупать. Ханка всхлипывала, а я не стала пищать, как птенец. Я взвыла диким зверем.

– Прекрати! Отпусти ее!

Солдат не обратил на меня никакого внимания. Другой солдат направился прямо ко мне.

«Господи! – взмолилась я. – Ты позволил мне вернуться домой из Аушвица, и никто не тронул меня. Позволь мне прийти домой такой же, как я ушла из него. Нам нужно наше достоинство. Господи, воззри на меня и не дай им коснуться ни меня, ни Ханки».

Солдат подобрался еще ближе.

– Аааааааа! – взвыла я, как дикий зверь, вложив в крик всю силу своего гнева.

Я все еще была хозяйкой собственной жизни. Они не должны делать с нами все, что им захочется, словно мы не люди. Я закричала так громко, что у меня заложило уши.

Поезд мгновенно остановился. Появился кондуктор. Солдат отодвинулся от Ханки. Тот, что шел ко мне, резко развернулся.

– Кто здесь кричал? – спросил кондуктор.

Кто-то указал на меня.

– Эти солдаты приставали к нам…

Наверное, кондуктор увидел отчаяние в моих глазах. Он пришел в ярость.

– Все вниз! – заорал он на солдат. – Вниз немедленно! Или я вас всех скину с поезда! Мне нет ни до чего дела! На моем поезде не останется ни одного солдата, если вы будете вести себя так!

Спускаясь следом за кондуктором, солдаты не глядели на нас. Наверх они больше не поднимались.

Мы сошли с поезда в Будапеште. Повсюду были русские солдаты. Я не хотела вновь оказаться в той же ситуации, поэтому подхватила под руку первого же проходившего мимо юношу.

– Что это вы делаете, девушка? – изумился он.

– Шшшш, вы – мой муж, – пояснила я. – Если солдаты увидят меня с мужчиной, они не станут приставать.

– Ну хорошо, – согласился он.

И он проводил нас до самого вокзала, в совершенно другую часть города.

На следующем поезде мы встретили Авраама. Лицо Лии просияло. Мы забрались на крышу вагона вместе.

– Вы не можете ехать домой с нами, – напомнила я ему.

– Я знаю, – улыбнулся он. – Я еду в свой город Деж. Он совсем рядом с Красной.

Лия и Авраам всю дорогу разговаривали.

Неожиданно появился русский солдат.

– Пошли со мной, – сказал он Лии.

Лия лишь отмахнулась. Солдат ушел, но затем вернулся. Он подошел прямо к Лии и принялся расстегивать ее блузку.

– Отстань от нее! – крикнул Авраам.

Солдат не обратил на него ни малейшего внимания. Его рука шарила под блузкой Лии. Я уже хотела было закричать, но Авраам меня опередил. Он оттолкнул солдата, схватил его за рубашку и скинул с поезда. Мы ехали через туннель, и солдат исчез в темноте. Другие солдаты в ужасе смотрели на Авраама. И я позволила ему ехать с нами столько, сколько он захочет.

Ханка страдала. Она постоянно плакала о Давиде и своем ребенке.

– С ними все хорошо, Ханка, – попыталась я ее успокоить.

– Ты не понимаешь. Ты всего лишь девушка. У тебя нет мужа, нет ребенка. А для меня это мучительно.

На следующий день кто-то разыскал Ханку в поезде.

– Давид жив! Я видел Давида! Он едет в Сату Марэ.

– Правда? – пронзительно вскрикнула Ханка.

– Да! – кивнул мужчина. – Отправляйся в Сату Марэ. Он ищет тебя! Он говорит только о тебе!

Ханка была вне себя от радости.

– Я еду в Сату Марэ! Давид жив! Поедем со мной!

– Мы должны ехать домой, Ханка, – сказала я. – Нас ждет мама.

Ханка обняла нас и пересела на другой поезд, в Сату Марэ.

Авраам сошел в Деже и пообещал найти Лию сразу же, как только разыщет свою семью.

Наконец, мы добрались до Красны. Когда мы сходили с поезда, я держала Лию за руку. Прошло всего 13 месяцев, но я смотрела на родной город, и мне казалось, что я покинула его миллион лет назад. Мы медленно пошли в нашу однокомнатную квартиру. Мы смотрели на наш маленький дом. Может быть, мама уже там и готовит нам ужин. Неожиданно кто-то подошел к окну. Из этого окна я каждый день смотрела на ручей и слышала его журчание. Это был мой дом. Какая-то дама открыла створки и высунулась из моего окна.

– Посмотрите-ка, кто пришел, – сказала она со смехом, от которого во мне все заледенело. – Девочки вернулись домой, верно?

Ее безобразное лицо исказилось. Она говорила с нами, как с детьми, но тон ее был издевательским:

– Девочки вернулись домой?

Я увидела на земле большой камень, подобрала и уже была готова швырнуть его в это мерзкое хохочущее лицо.

– Брось камень, – сквозь зубы прошипела Лия. – Ты хочешь попасть в тюрьму? И это после всего, через что мы прошли?!

Она забрала у меня камень.

Я видела, как ручей отражается в окне. Птицы не пели. Деревья не шелестели. Ручей не журчал над разноцветными камешками.

– Убирайтесь! – рявкнула тетка. – Это больше не ваш дом!

Глава 40

Он исцеляет сокрушенных сердцем

и врачует скорби их…

Псалтирь 146:3

Красна. Май 1945.

Раиса Вальдман приняла всех, кто вернулся. Ее дом был самым большим, и там хватило места всем. Мы ждали маму и Ехезкеля, но они так и не вернулись.