Под тенью века. С. Н. Дурылин в воспоминаниях, письмах, документах - Коллектив авторов -- Биографии и мемуары

когда я ознакомилась с ним, оказался «дремучим»: какие в нем были болота, сколько клюквы, брусники, голубицы, земляники и грибов! Но жилось нам там хорошо.

Месяца два мы жили одиночками. Сразу же по приезде пришлось обратиться к доктору: Сергей Николаевич заболел после этой передряги[344]. Рачинской предложили выехать из Киржача, куда она захочет, она выбрала Малый Ярославец. Об Александре Константиновиче после ивановского заключения ничего не было известно, так как его лишили права переписки.

Когда все улеглось, стали к нам приезжать из Москвы, нарушилось наше мирное, тихое житье, началась новая жизнь. Как шесть часов вечера, так Сергей Николаевич прислушивался: не приехал ли кто? А когда приезжали, то разговоров было много, вопросов еще больше, и часто всю ночь, бывало, пробеседует с гостем или гостьей в темноте — так как трудно было доставать керосин, сидели с 3-линейной лампочкой; и Сергей Николаевич испортил глаза, читая при таком освещении. Приезжали к нам часто: на неделе человека два бывало уж обязательно, а то и больше. Я сама стала ездить в Москву.

Елка

Вечереет. Пошли с Сергеем Николаевичем на опушку леса, где была наряженная елка и приготовлены подарки Дедом Морозом и Морозкою-Снегурочкой. По полю шла ватага ребят, с криком, с шумом; собачки бежали среди них и весело тявкали.

Ребята, останавливаясь, один за другим высыпали снег из валенок — то из одного, то из другого. Главным вожаком среди них был Коля Дмитриевский, 7 с половиной лет (сын местного доктора). Коля знал, что сегодня, 6 января, Дед Мороз принесет подарки на опушку леса и что надо собрать и привести в первую очередь тех ребят, у кого нет и не будет елки.

Собранная им ватага составляла около 20 ребятишек, большинство мальчиков, остальные девочки. Начинали уже сумерки надвигаться. Снег хрустел. Ребята, с шумом идя по полю, приближались к опушке леса. У Деда Мороза трепетало сердце от их приближения.

— Ну, скорей зажигай, а то вот-вот они подойдут!

От самых корней зажигаются елочные свечи, перебираясь змейкой от одной к другой, как по ниточке.

Раздается крик толпы. Ребята спешат, падая в снег, путаясь ногами в этой пушистой снежной перине.

— Елка! Елка! Ребята, елка! — Раскрасневшиеся ребятишки оцепили елку вместе с встретившим их «большим» ребенком — Серг<еем> Ник<олаевичем> Дурылиным.

Свечи горели, как в волшебной сказке. Ребята толклись в снегу вокруг елки, подпевая запевале: «Елочки, елочки, зеленые иголочки, нарядные шишечки, золотые орешки — белочке, вкусные прянички — девочке» и т. д.

Свечи догорали, и надо было успеть получить подарки от Деда Мороза. Неожиданно для ребят Коля шмыгнул под елку и с криком тащит за палец рукавицу Деда Мороза — большую, неуклюжую, но полным-полно набитую подарками. Сначала все хотели ринуться на нее, но оказалось, что руковица с номерами. Серг<ей> Ник<олаевич> сдерживал ребят, говоря: «Дед Мороз может рассердиться, и тогда из леса появятся зверята, и нам придется спасаться от них». Наступила тишина. Ребятам стало страшно, и они стали озираться, поглядывая назад: и в самом деле, нет ли тут близко волка или лисицы. Слышилось только похрустывание снега под ногами и потрескивание сухих веток от мороза, а мороз был около 20 градусов.

Я вытаскивала за пальцы рукавицы, а Серг<ей> Ник<олаевич> выкрикивал розданные ребятам номерки: 8-й, 3-й, 5-й, и каждый брал свой мешок с осторожностью, не зная, что там, а рукавицы были тщательно зашиты, и можно держать только за палец.

Свечи догорали. Ребят оказалось 18 человек, и остались 3 рукавицы лишних. Тогда Серг<ей> Ник<олаевич> говорит: «Кому эти подарки подарим?» И вдруг слабый голосок:

— А у меня сестричка больная дома.

— Ну что ж, ребята, дадим ей?

— Дайте, дайте ей, они бедные.

Еще два мальчика отозвались: «А у меня мама болеет». — «А у меня братик. Его мама не пустила: валенки худые. Он плачет».

Так все подарки были розданы. Сняты были игрушки с елки и тоже поделены. Подарки были с надписями от зверей: от мишки, лисы и проч.

Свечи совсем померкли. Ребята побежали домой распарывать рукавицы, каждый свою, и уже не шумели, а только быстро, усталыми ногами, бежали по дороге.

Было у нас с Серг<еем> Ник<олаевичем> опасение, как бы елка не загорелась от свечей. Но елка была с сырыми иголками и снежными украшениями.

На окраине города ребят встречали собравшиеся «тети», «дяди», стараясь остановить детей и расспросить, что такое? Ответ был один у всех: «Дед Мороз нам подарил елку, зажег свечи и дал подарки».

Недоумевая, собравшаяся толпа расходилась по домам.

О том же спросили и нас, возвращавшихся домой уже в глубоких сумерках. Но сумерек не было в душе, а только одна ребячья радость охватила Серг<ея> Ник<олаевича>.

Нас спрашивали: «Скажите, что это происходило на опушке леса? Не знаете ли вы?»

Нас еще мало кто знал, да можно сказать, почти никто, кроме доктора и его семьи (к доктору мы часто обращались по нездоровью Сергея Николаевича). Доктор Дмитриевский, когда шел к нам, всегда брал с собою своего сынишку Колю 7 ½ лет. С этого и началась дружба с Колей, ему Серг<ей> Ник<олаевич> попутно рассказывал сказки.

— Нет, мы ничего не знаем, — ответили мы, — мы ходили только гулять в лес, посмотреть, как хорош зимний вечер в лесу, в поле и на опушке леса. Никого не видали, кроме ребят, которые шумно бежали из лесу. Вот и все.

Утром, когда я пошла за хлебом, базар был полон удивленных рассказов о вчерашней зажженной елке на опушке киржачского леса — а он почти граничил с городом.

Матери не могли разубедить своих ребят, что это не Дед Мороз, а кто-то из людей нарядил елку. Дети твердили свое.

На следующий день Серг<е> Ник<олаевич> собрал остатки от своих полученных из Москвы гостинцев, наспех сделал кульки и попросил молодого человека лет 16-ти сходить на опушку леса и разложить под елки эти кульки для тех счастливцев, кто их найдет. Так и было сделано — и иллюзия продолжалась. Часа в четыре ребята уже бежали в лес и высматривали, где есть шаги Деда Мороза: действительно, Дед Мороз оставил ряд подарков под елками для ребят.

* * *

Киржач начался для Сергея Николаевича большой работой: получил заказ написать для «Литературного наследства» «Русские писатели у Гёте в Веймаре». Работа была трудная, ответственная, а организм был расшатан, сердце больное. Но интересная, близкая ему по духу работа увлекала, и, как и до конца жизни, Сергей Николаевич забывал о своем нездоровье и только по ночам чувствовал себя плохо. Илья