История руссов. Славяне или норманны? - Сергей Парамонов

Бросается также в глаза полное отсутствие следов скандинавских женщин и детей — значит, о колонизаторстве не может быть и речи.

Все — и норманисты, и антинорманисты — утверждают одно: скандинавы немедленно ассимилировались. За ничтожность их влияния говорит почти полное отсутствие слов скандинавского происхождения в русском языке, их не насчитывают даже двух десятков (сами норманисты), на деле же, как мы увидим в одном из очерков ниже, они вообще почти отсутствуют.

«Оседавшие» скандинавы вовсе не были сгустками бродильного начала новой культуры, как их описывает Соловьев, — это были большей частью искатели наживы и хорошего положения (вроде остзейских баронов в недавнем прошлом), которые прежде всего отказывались от всего родного: языка, религии, обычаев и т. д. и искали только, где бы потеплее (надо полагать, что они были в «Союзе Русского Народа» тогдашнего времени также более многочисленными, чем настоящие русские).

Становится неловким за Соловьева, когда читаешь его: «дают городам значение европейское». Что это значит в переводе на общепонятный язык? Неужели он полагает, что одним своим прибытием ставленники Рюрика (если они были вообще скандинавы!) сделали славянские города «европейскими»? Что они: построили школы, больницы, театры, бани?

В действительности изменилось только то, что налоговый пресс на трудовое население увеличился и власть стала более и более крепнуть и централизироваться.

Культуры с собой скандинавы не принесли, ибо были менее культурны, чем сами славяне. Не принесли они с собой ни наук, ни ремесел, ни искусств, ни религии, ни торговли, ни новых форм государственного устройства — да и не могли принести.

Ведь это был буйный сброд, отбросы скандинавского общества, продажные шпаги (прочитайте об этом исландские саги!), которые сами по себе ничего положительного дать не могли. Если среди них и были выдающиеся лица, то исключительно по военной линии, но это еще не культура.

Если бы славянские племена были тем, чем считал их Шлёцер, то сколько бы скандинавы ни «кликали клич», а результата не могло получиться, ибо только при подготовленной почве можно было получить результаты.

Далее: что означает «селиться с выгодою в городе»? Откуда появлялась эта выгода, в чем она выражалась? Чем кормил поселенцев этот новый город? Соловьев забывает, как «рубились» Рюриковичами города: население силой сгонялось с насиженных мест, к ним добавляли пленных, рабов, покаранных по закону и… новая жизнь начиналась на пустом месте. А как выгодно и приятно жить на пустом месте, об этом Соловьев не думает Ну можно ли допускать в истории такую маниловщину?! Жаль тревожить прах покойного, но хотелось бы, чтобы он хоть одним глазом посмотрел, как приятно и «выгодно» живут пионеры всех стран и народов. Седьмым, кровавым потом добывают они благоденствие, но не свое, а далеких будущих поколений.

На этом мы оставили Соловьева — мы взяли его только как образец русского историка, поверившего в бредни Шлёцера и добросовестно исказившего нашу историю. В таких писаниях нельзя искать правды объективности, глубокого понимания исторических процессов в прошлом.

От Соловьева мы позволим себе сделать крупный скачок и остановиться на труде Баумгартена (N. de Baumgarten, 1939. Aux origines de la Russie // Orientalia Christiana Analecta, Roma, 1—88). Он суммирует в себе новейшие достижения норманизма и повторяет то, что добыто норманистами в прошлом.

Это — дельно написанная, хорошим научным языком и снабженная ссылками на литературу книжка, представляющая добросовестный подбор, а местами и подтасовку фактов в пользу норманизма.

О фактах, говорящих в пользу противоположного, Баумгартен умалчивает, избегает он говорить и о сомнительности тех, которые им принимаются за достоверные. Между тем история может считаться наукой только постольку, поскольку она беспристрастна, точна и справедлива. Если же она занимается политикой, т. е. пляшет под дудку различных политических партий, то место ей не в университете или академии, а на большой людной площади, где позволено заниматься демагогией сколько угодно.

Барон Баумгартен (тоже, очевидно, из остзейских) не повинен вовсе в простодушных нелепостях Соловьева, зато его приемы гораздо тоньше в незаметной подтасовке, а иногда и подчистке фактов, недаром он напечатал свой труд в католическом издании в Риме и доказывает, например, что Владимир Великий принял не православие, а католичество.

К критике его трактовок мы обратимся попутно впоследствии. Здесь же отметим следующее: большинство норманистов, хоть они умны и учены, страдают одним недостатком: отсутствием объективности. Научная истина у них не прежде всего. Психологически это объясняется просто: многие из них немцы по происхождению, монархисты по убеждению и католичествующие по… уж не знаем, как тут и выразиться поделикатнее.

Да простит нам читатель, что мы занялись выяснением и таких вопросов. Объясняется это очень просто: хочется понять, как и почему норманистские нелепицы так долго держатся, тогда как историческая правда решительно против них. Причина ясна: в искажении истины виновата каста историков, они интересовались не историей своего народа в первую очередь, а ставили свои классовые и личные интересы прежде всего. Они просто «кормились» у корыта истории, оставивши научную правду в стороне.

Чтобы в наших утверждениях не усмотрели личной и одинокой точки зрения, мы позволим себе вкратце изложить ниже, что думают о норманистской теории и другие. Читатель увидит, что мы в этом отношении далеко не одиноки, целые исторические школы поддерживают ту же точку зрения, более того: новейшие норманисты стоят почти на той же точке зрения, но у них не хватает решимости и логики, чтобы поставить всё с головы на ноги.

3. Несколько слов об эволюции норманизма

Для доказательности наших мыслей полезно будет привести выдержки из большого труда проф. В. А. Рязановского: «Обзор русской культуры» (часть 1-я, 1947, с. 1—639; часть 2-я, вып. 1-й 1947, 1—557; вып. 2-й, 1948, 1—213; отдельно изданной частью этого же труда является книга: «Развитие русской научной мысли в XVIII–XX ст. 1949, 1—136. Все эти книги изданы в Нью-Йорке).

Следует принять во внимание, что: 1) Рязановский — автор новейший, идущий в ногу с веком, а не перепевающий то, что он учил 50 лет назад, 2) Рязановский — гуманитарист, и совпадение его взглядов с нашими, т. е. натуралиста, весьма многозначительно, 3) Рязановский — синтетик, охвативший в его труде, имеющем более 1500 страниц, всю историю русской культуры, а не сосредоточивший все свое внимание на узком отрезке времени, 4) Рязановский — автор не советский, следовательно, высказывающий независимые мысли. Совпадение его мыслей с мыслями новейших советских историков (см. ниже) говорит недвусмысленно, что мысли его верны. Таким образом, чрезвычайно различные по идеологии и по методам исследования ученые высказываются решительно и безоговорочно против норманизма.

Предоставим теперь слово В. А. Рязановскому: «Так называемая “норманская” теория происхождения русской культуры вообще и русского государства в частности была создана в XVIII веке приглашенными в Россию немцами-академиками и профессорами разных русских университетов (Миллер, Круг, Тунман, Крузе, Ире, Шриттер, Рейц, Струве. Лерберг, Френ, Герман, Куник и др.), а затем нашла себе последователей и среди русских ученых.

Среди последних особенной приверженностью к “норманской” теории отличался историк М. П. Погодин. Эта доктрина учила (к сведению нашего критика Н. Н. Кнорринга. — С.Л.), что вся русская культура — ее религия, нравы, обычаи, государственный строй, законодательство, торговля, искусство обязаны своим происхождением и начальным (двухвековым) развитием скандинавам-норманнам, которые явились в Россию в середине IX в. и господствовали здесь до середины XI века.

Имя страны (Русь, Россия) происходит от шведского корня, язык высших классов общества был скандинавский (норрена) и тем более письменность. Этот язык оказал большое влияние на славянский, русский язык. Россия — по мнению основоположников этой доктрины — представляла tabula rasa. Здесь до появления норманнов не существовало никакой культуры: не было ни государства, ни гражданственности, ни торговли, ни искусства, ни даже религии — одним словом, ничего, кроме народа в диком состоянии (как указывал Шлёцер: “Конечно, люди тут были Бог знает, с которых пор и откуда, но люди без правления, жившие подобно зверям и птицам, которые наполняли леса…” (Прим. Рязановского. — С.Л.). Все создано норманнами.

Это учение отказывало русской культуре в каком бы то ни было национальном развитии и все проявления русской культуры объясняло заимствованием из Швеции или Скандинавии вообще или же из Германии. А если такое объяснение оказывалось явно невозможным, то на сцену выдвигалось заимствование из какой-либо восточной страны или просто с Востока, только не национальное развитие.