И опять Пожарский 2 - Андрей Готлибович Шопперт

вырос-то как! А ну дай я на тебя посмотрю, и впрямь жених. Вон потолки головой задеваешь. А и сосватали тебе лебёдушку, сам Мишенька с Владимиром Тимофеевичем Долгоруким договорился. А ну, повернись. Ну, чисто отец, бороды только не хватает, – царица несколько раз крутанула совершенно растерявшегося Петра и только после этого уселась назад на свой трон.

– Здоров ли, Петруша, – Михаил, наконец, отошёл от первого впечатления. Что ж, дети растут.

– Здоров, царь батюшка, чего и тебе желаю, пьёшь отвары, что я тебе посылал от травниц моих. Они мне все уши прожужжали, что плохие у тебя доктора, – Пётр улыбнулся и царь расслабился, нет, это всё тот же Петруша.

– Спаси тебя господь, Петенька, – Великий Государь перекрестился сам и перекрестил Пожарского, – после тех отваров и правда лучше себя чувствую, и ломота в груди прошла. Ну, рассказывай новости, чего ещё твои немцы навыдумывали. Есть ли диковины новые?

Пожарский махнул рукой и в зал стали заносить сундуки с подарками.

– Где же батюшка твой Государь? – поинтересовался Пётр, – И ему есть подарки.

– Патриарх в Троице-Сергиеву лавру на неделе отправился, должен к концу седмицы назад вернуться. Непременно хотел на свадьбе твоей побывать. Владимир Тимофеевич друг ведь его старинный, он Марьюшку ещё ребёночком помнит. Рад патриарх и за тебя и за невестушку твою.

Пётр стал из первого сундука доставать фарфоровые вазы. Михаил сразу почувствовал разницу. На этих не было цветов и других рисунков. Узор был из тонких линий и всегда одного цвета. Линии пересекались под прямыми углами и были похожи на паутину. Вслед за вазами появились чайные сервизы с таким же рисунком. Вот не было красивых цветов, а вещи были очень красивы и необычны. Чайные сервизы и вазы были и белые и розовые и сиреневые, разных цветов были и линии. Всё вместе это завораживало.

Из второго сундука Пожарский достал книги. Это был учебник математики за второй класс, ещё один учебник по математике, уже для третьего класса. Следом появилась книга по пчеловодству. За ней Пётр достал довольно толстую книгу.

– Это, Государь роман испанского дворянина Мигеля де Сервантеса, называется он «Хитроумный Идальго Дон Кихот Ламанчский». Роман тот написан в двух частях. Только мы перевести на русский пока успели только первую часть. Прочти её, царь батюшка, очень поучительная книга. Очень жаль, что помер сей дворянин.

Царь открыл протянутую книгу, на первой странице был нарисован тощий рыцарь на тощем коне, а рядом с ним толстый слуга на толстом ослике. Что ж, картинка была весёлая. Нужно будет почитать сию книгу.

– Дозволь, тебе Великий Государь, и ещё одну книгу преподнесть. Это напечатанный труд Епифания Многомудрого Житие Преподобного Сергия Радонежского, а также его «Похвальное слово Сергию».

Книга была великолепна. Не зря он сделал Прилукина дворянином. Здесь чувствовалась его рука. Так сейчас на Руси не мог больше никто рисовать. Царь на время забыл обо всём, он бережно перелистывал страницы, а дойдя до очередного рисунка, долго его рассматривал. Только через несколько минут он заметил, что текст напечатан по новой азбуке, что придумал Пётр Пожарский. Михаил с ней уже освоился, но вот другие. В это время старица Марфа перелистывала такую же книгу, но напечатанную на обычном русском языке.

– Я, Государь, издал «Житие» в двух видах, на старой азбуке и на новой. И книгу Сервантеса так же, – пояснил Пётр.

Ещё из сундука с книгами Пожарский достал одну книжицу чуть большего размера.

– Это, Михаил Фёдорович, амбарная книга купцам полезная али тому, кто мысли свои захочет записать, чтобы не забыть.

Михаил раскрыл новую книгу, она была чиста. Обычные белые листы. И, правда, полезная вещь.

В третьем сундуке были вазы, и чаши из цветного стекла. Мастерам как-то удалось смешать множество цветных нитей и осколков, и все эти изделия переливались радугой на столе. Красота. Таких царь ещё не видел. Ох, и устроят купцы заморские ему очередную свару и требование допустить торговать напрямую с Вершилово. Только теперь Михаил научился, улыбаясь им «нет» говорить. Обойдутся. Вон надо, сколько всего на Руси строить: дороги, мастерские, храмы, укрепления на южной границе. Деньги нужны.

Из последнего четвёртого сундука Пётр достал искусно вырезанные распятия Христа. Всего их было девять по три каждого вида, понятно для всей царской семьи. Над распятиями работало три мастера. Михаил расставил перед собой все три и, не переставая креститься, рассматривал эту красоту. Даже и не понятно, какое распятие лучше. Все были хороши. Одно поражало тонкостью резьбы, другое строгостью форм и чёткостью линий. Третье было сделано так, что взгляды сразу притягивало лицо Иисуса. Он смотрел на тебя, и хотелось плакать. Великие мастера живут в Вершилово. Как бы и Михаилу хотелось жить в этом месте. Не видеть мокрых от пота лиц бояр, вечно чинящихся не своими умениями, а заслугами и древностию предков. Дак, ты оторви зад от лавки и сделай тоже для Руси что-то полезное. Найди вот таких мастеров и собери их вместе, дай условия. Нет. Могут только местничать. Особенно окружившие трон Салтыковы, правильно батюшка их приструнил немного.

А ещё Михаил завидовал Петруше. Вон пятнадцать годков, а уже женится. Он же всё никак не может найти себе жену. Батюшка сейчас послов заслал к королю датскому Христиану, хочет высватать племянницу его Доротею Августу. Быстрее бы уж ответ пришёл.

Глава 8

Событие восемьдесят первое

Пётр Дмитриевич Пожарский возвращался домой в Белый город в отцов дом уже в сумерках. Царь всё не хотел отпускать его. То начнёт расспрашивать о строительстве дорог, то пир устроит. Князь Пожарский Дмитрий Михайлович должен был приехать в Москву с семейством только завтра, так что Пётр особенно домой не спешил, что там делать в одиночестве. Он подробно рассказал Михаилу Фёдоровичу о строительстве городка Миасс на Урале, о найденной там железной и медной руде. Государь похвастал, что отправил в Уфу своим ходом сто не семейных стрельцов. Двадцать должны были остаться на жительство в Михайловске, тридцать в Белорецке и пятьдесят в Миассе. Это было здорово. В эти городки нужно было завозить население. Нечего стрельцам в Москве брюхо отращивать.

Когда начало смеркаться Государь, наконец, отпустил Пожарского. Пётр сел на коня и проехал несколько сот метров от Кремля до своего дома в глубокой задумчивости, всё пытался выудить из памяти, что там будет с иностранными невестами Михаила. Нужно будет ему помочь. Он спрыгнул с коня у ворот и хотел стукнуть кулаком в створку, когда сзади ему по затылку самому стукнули дубиной. Пётр чувствовал спиной приближающего человека, но угрозой его не посчитал. Ведь он уже дома.

Пульсирующая боль била в затылок снова и снова. От боли Пожарский и очнулся. Он был связан по рукам и ногам и связан очень качественно. Вернее не так, связан он был старательно, верёвки намотали чуть не сто метров. Пётр открыл глаза, но ничего не увидел, в помещении, где он лежал на земляном полу, окон не было. Тем не менее, князь почувствовал, что он не один.

– Кто здесь? – прохрипел Пожарский пересушенным ртом.

– Это я – Иван Пырьев. Жив, Пётр Дмитриевич, слава богу – стрелец явно тоже связанный подкатился поближе.

– И где мы, Иван? – Пётр облизал губы.

– У боярина Колтовского в порубе.

– И давно ты здесь? – Пётр знал, что Пырьева взял с собой царь, чтобы он научил стрельцов в Москве играть в футбол.

– Третий день, наверное. Сейчас что утро или вечер?

– Меня по голове стукнули вечером. Давно сюда принесли? – Пётр всё шевелил руками стараясь ослабить путы. Получалось не очень. Ладно, его учили избавляться от верёвок.

– Думаю, с час назад. Что делать-то будем, Пётр Дмитриевич? – Пырьев подкатился ещё поближе.

– Ну-ка, повернись ко мне спиной, я зубами попробую тебя от верёвки освободить.

Получилось, не сразу, конечно, но получилось.