Когда молчит совесть - Видади Бабанлы
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«А вдруг нагрубит? — думала она. — Вдруг не пожелает разговаривать?»
Наконец быстро, чтобы не раздумать, набрала номер.
— Братец Башир, салам алейкум!
— Кто это? — холодно спросили в трубке.
Мархамат замялась, не зная, как назвать себя. Тон, которым был задан вопрос, раздосадовал ее.
— Вас беспокоит жена Сохраба Мургузовича.
— Мархамат-ханум?
Пустив в ход все свое сладкоречие, Мархамат засыпала собеседника любезными вопросами:
— Как здоровье, братец Башир, как самочувствие? Здоровы ли ваши родные?
— Да как сказать?.. — все так же холодно отвечал Бадирбейли. Здоровье то вроде ничего, а то пошаливает… Чём обязан вашему звонку?
— Простите, что решилась отнять у вас немного времени. Хочу посоветоваться по одному вопросу…
— Говорите!
Желая возбудить любопытство собеседника, Мархамат-ханум продолжала тянуть:
— Уж не знаю, как начать…
— Говорите начистоту! — Почувствовав, что предстоящий разговор сулит нечто интересное, Бадирбейли помягчел: — Не нравится мне ваш голос. Что-нибудь случилось?
«Кажется, он понял, что я взволнована, — подумала Мархамат. — Это нехорошо. Надо взять себя в руки».
— Ничего серьезного, профессор… Немного…
— Прошу вас быть откровенной! Правда, наши отношения с вашим супругом несколько натянуты, но это не мешает мне лично к вам относиться с большим уважением. Особенно после прекрасного плова, которым так радушно потчевали вы нас на именинах.
— Спасибо за доброе слово, профессор. — Голос Мархамат стал вкрадчивым. — Как хорошо, что мы понимаем друг друга! Я тоже искренне уважаю вас и часто упрекаю Сохраба, что он не ладит с вами. Вы — ветеран науки, такой опыт, такие знания…
— К сожалению, вы не знаете всего, Мархамат-ханум! — Голос Бадирбейли снова стал холодным и официальным. — Наши разногласия с Сохрабом Мургузовичем имеют слишком глубокие корни. Если я умру, кости мои не примирятся с ним.
Последние слова заставили вздрогнуть Мархамат. Телефонная трубка жгла ее руку. Она и вправду не подозревала, что вражда так сильна. Брать в сообщники ненавистника, поверять ему семейную тайну, значит, нанести удар в спину самому Гюнашли. И, может быть, смертельный удар. С опозданием уразумев это, Мархамат хотела закончить разговор и положить трубку, но ненависть к Вугару была сейчас превыше всего. «Если кто сможет управиться с этим прохвостом, так только Башир!» — сказала она себе и продолжала.
— Я не собираюсь защищать мужа, братец Башир. Знаю, не слушает ваших советов. Упрям! Самой не легко с ним приходится. Знаю, что, как вы говорите, он распахнул для молодежи двери аспирантуры, как собственный карман. Во имя мнимого новаторства готов идти на уступки и поблажки.
— Разумно сказано! Метко! Дай вам бог здоровья, Мархамат-ханум! — Ее слова пришлись ему по душе. — Я действительно так считал. Справедливое слово через моря и океаны дойдет до людских сердец. Если жена самого Гюнашли повторяет их, может ли быть лучшее доказательство моей правоты?
Вы разбираетесь в людях лучше, чем ваш муж. Хвала вам, Мархамат-ханум!
Похвала Башира ободрила Мархамат, и, польщенная, она поудобнее расположилась в кресле.
— Итак, вернемся к началу нашего разговора, — деловито сказал Башир. Вы что-то собирались сказать мне? Я готов выслушать.
— Да я хотела попросить… — Мархамат помолчала, словно припоминая. В вашем отделении есть аспирант. Кажется, его зовут Вугар… Да, он аспирант Сохраба! Как вы говорите? Да, да… Сохраб считает, что юноша очень талантлив, расхваливает на всех углах. А вы… Я слышала, вы сомневаетесь в ценности его изобретения?
— Верный слух! Проблема ТАД — авантюра!
— Если убеждены, зачем держите проходимца в институте?
— Задайте этот вопрос вашему мужу!
— Но ведь от вас тоже многое зависит. К вашему голосу прислушиваются…
Бадирбейли пустился на хитрость:
— Шамсизаде близкий вам человек, питомец вашего супруга… Говорят, и вы любите его! Я удивлен…
— О, вы просто не в курсе дела, братец Башир! Если бы знали, не упрекали меня за мою просьбу. — Она доверительно понизила голос: — Этот аферист дневал и ночевал у нас, называл себя членом нашей семьи, делил с нами хлеб-соль, обворожил моего муженька, тот его за сына почитал… У вас, ученых, вы уж простите меня, сердца открытые, как дом в час праздника. Доброму слову радуетесь, как ребенок конфете… Проходимец и дочку нашу околдовал. Мы-то думали, сирота, одинокий, беспомощный, как не помочь? Пусть учится, пусть получит верный кусок хлеба…
Бадирбейли торжествующе хихикнул. Теперь-то он выпытает все, что ему нужно!
— Ходят слухи, что все делалось по вашему желанию, Мархамат-ханум. Люди говорят, что вы собираетесь породниться с ним официально…
— Чего только люди не выдумывают! — воскликнула Мархамат-ханум. Клянусь, братец Башир, это вымыслы самого Вугара! Он распускает слухи, чтобы вынудить у нас согласие на брак с Алагёз.
— Молодость, Мархамат-ханум, ничего не поделаешь. Вспомните, мы тоже были молоды…
Бадирбейли явно намекал на женитьбу Гюнашли.
— Не пара он моей дочери! — горячилась Мархамат. — Пусть для прогулок подальше выбирает закоулок… Так, кажется, говорят? Нет у меня лишней дочери, чтоб отдавать этому авантюристу! К тому же сегодня я узнала, что у него была невеста, дочь нефтяника… Он ее бросил и теперь не дает прохода нашей дочке! А все для того, чтобы быть поближе к Сохрабу, заручиться поддержкой…
— Ха-ха! — Бадирбейли засмеялся так громко, что у Мархамат едва не лопнула барабанная перепонка. — Двойная игра?! Прекрасно!
Переждав восторги Бадирбейли, Мархамат стала просить униженно и покорно:
— Только на вас моя надежда, братец Башир! Сохраб обо всем этом ничего не знает, а если бы и узнал, все равно не дал бы в обиду своего любимца. Вы наш старейший, наш аксакал, к вам иду за помощью, поверяю свое горе, на вашу совесть и на вашу доброту надеюсь. Ради меня не допустите, чтобы запятнали честь девочки, она у меня единственная…
— Что ж, из уважения к вам постараюсь сделать все от меня зависящее! Точно ничего обещать не могу… Кроме меня есть еще члены ученого совета. У каждого свое мнение, мне будет нелегко… — Он задумался, помолчал и вдруг тихо добавил: — Может, вы им тоже позвоните, поделитесь горем?
Мархамат показалось, что Башир просто хочет избавиться от нее и потому отсылает к другим.
— Кроме вас, я никого не знаю, братец Башир. Потому лишь от вас жду помощи.
— В таком случае… — Бадирбейли притворился серьезным. — Может, напишете небольшое письмецо?
— Кому?
— Всем членам ученого совета… Изложите в письменном виде то, что сейчас рассказали. Завтра как раз заседание совета, привезите или пришлите с кем-нибудь в институт.
— Хорошо… Напишу… — неуверенно ответила Мархамат.
— Вот и прекрасно!
Башир не думал, что ему удастся так быстро уговорить Мархамат; видно, Шамсизаде здорово насолил ей.
— Письмо — документ. Не то, если я выступлю на ученом совете, решат, что из личных побуждений. Всем известны мои разногласия с Гюнашли. Вы понимаете?
— Быть по-вашему, братец Башир! Ради дочерней чести я готова! Спасибо за умный совет!
— Всего вам доброго…
* * *Повесив трубку, Бадирбейли торжествующе прищелкнул пальцами. Заложив руки за спину, он принялся ходить по комнате, время от времени посмеиваясь.
— Кто звонил, Башир? — спросила из соседней комнаты жена. — Почему смеешься?
Зайдя к жене, он остановился возле ее постели и, продолжая смеяться, рассказывал:
— Звонила примадонна Гюнашли! На мужа жаловалась. Его любимчик Шамсизаде, кажется, натворил дел в благородном семействе. Дочка-то их, Алагёз… Понимаешь? — И он дал волю неудержимому хохоту.
Жена тоже рассмеялась, но тут же закашлялась. Вот уж много лет она болела туберкулезом. Иногда ей становилось лучше, она поднималась с постели, бывало, что месяц-другой чувствовала себя неплохо, даже выходила из дому. Но потом болезнь снова валила ее, и она месяцами лежала слабая, бледная, кашляя и задыхаясь. Говорили, что виноват в ее болезни Башир. Мелочный, ворчливый, из-за пустяка он способен устроить скандал, к жене придирается, день и ночь не дает покоя, осыпает упреками, руганью. Как тут от горя не расхвораешься? Поговаривали и о том, что единственный сын Башира отца терпеть не мог и, едва окончив среднюю школу, бросил родительский дом, переехал в другой город, устроился там на работу, женился и с тех пор ни разу не приезжал в Баку. А может, все это выдумки праздных болтунов, кто знает? Известно лишь, что сын действительно десять лет назад уехал из Баку и с тех пор не показывался в родительском доме. Башир никогда не вспоминал о сыне, а если и заходила о нем речь, злился и не отвечал на расспросы. Короче, причин для болезни у бедной женщины больше чем достаточно. Да и много ли нужно чувствительному женскому сердцу?