У всех разные игрушки - Дмитрий Бондарь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как вы это выговариваете, Френсис? Все вот эти "ш-ш-ш"?
– Это совсем непросто, Зак, нужна определенная сноровка. Но слышали бы вы поляков!
– Там еще больше "ш"?
– О! – лорд Стаффорд сделал круглые глаза. – "Ш, ч, ж, щ" – в самых безумных комбинациях!
– Сочувствую вам, Френсис, тяжелый у вас хлеб. Однако, вы обещали рассказать мне о том, как продвигается в Москве наш бизнес?
– А почему я по-вашему, сижу здесь и напиваюсь как докер вечером в пятницу?
– Все так плохо?
– Не знаю, Зак… не знаю, – барон одарил меня самым честным взглядом, на какой был способен. – Представьте себя за огромным столом, на котором выстроились паштеты, супы, ломти пармской ветчины и пекинская утка. Все такое вкусное, все так рядом, вы чувствуете запах, аромат кружит голову, руку протяни – и оно твое, любое, до чего дотянешься. Представили?
– И?
– Вам даже дают попробовать по кусочку.
– Но? Когда все так хорошо, не может не быть "но".
– Верно, всегда есть это чертово "но"! – пьяно хихикнул лорд Стаффорд и принялся рассматривать свои безупречные ногти. – Но стоит вам протянуть руку к любой тарелке, как она куда-то отодвигается, и вы хватаете пустоту!
В его голосе чувствовалась неподдельная обида, но кажется, сказанным она не исчерпывалась.
– Сэр Родрик говорит, что русские отказались следовать Вашингтонскому консенсусу, – пробормотал лорд Стаффорд. – Информация пока неофициальная. Сейчас идут предварительные переговоры между МВФ, Парижским клубом и Москвой, но уже точно известно, что русские не полезут в долги на наших условиях. Они согласны даже на повышенные ставки, но решительных политических шагов делать не станут. Тем более, под давлением со стороны. Мне кажется, что и деньги им нужны от нас только для того, чтобы мы оставили их в покое, опасаясь за сохранность капиталов. Вашингтон давит на своих в Москве и на нас с Геншером, Париж, как обычно, пытается быть слугой у двух господ…
Он вскочил на ноги, шагнул ко мне и затараторил:
– Я не знаю, чем все кончится, Зак. Год назад перспективы были ясны и понятны. Нам казалось, что комми решились последовать своей теории конвергенции, и вот-вот лягут под нас, но теперь, с приходом Баталина… Ни у кого уже нет сомнений, что они играют в какую-то свою игру.
Френсис тяжело вздохнул, поморщился, отступил к своему креслу и тяжело в него опустился. Я чувствовал, что он хочет еще что-то сказать и поэтому молчал.
– Знаете, это выходит за круг моих должностных обязанностей, – заговорил лорд Стаффорд, – но кое-какая информация до меня добирается. В регионах России начались чистки. Пока что без особой крови, но они уже идут. Но этого следовало ждать от красных, хуже, что вместе со всяким националистическим сбродом под метлу попадают и наши люди. Власть и влияние будто вода утекают из наших рук. А теперь, когда в их Госбанке уселся ваш Карнаух, все совсем стало тусклым. Он обеспечит большевиков деньгами! И не спасут никакие доступные нам санкции. Американцы все это проходили. Зачем вы отпустили Карнауха, Зак?
– Он меня не спрашивал, Френсис, – ответил я. – Но я не очень понимаю ваших переживаний. Разве Баталин не вышел из КПСС, разве не объявил он свободу от идеологии? Мне кажется, вы чересчур сгущаете краски?
– Я? Сгущаю? – лорд рассмеялся. – Я не рассказываю вам и десятой части своих трудностей! В Москве закрывают наши благотворительные организации! Под разными надуманными предлогами ставят их финансовые потоки под контроль минфина. Это совершенно мешает нашей работе. Снова наложены ограничения на наличную валюту – мы элементарно не можем отблагодарить нужных людей! Черт, они словно читают наши секретные инструкции!
Сэр Френсис внезапно швырнул полупустой стакан в стену, проследил за появлением мокрого пятна на шелковых обоях, резко крикнул:
– Пенни! – в комнату вошла симпатичная рыжая девочка в переднике. – Уберите осколки, – он показал пальцем на пол. – И принесите мне еще виски и посуду.
– Вы не в себе, Френсис, – заметил я. – Вам не стоит все принимать так близко к сердцу.
– А как еще мне это принимать? – уныло спросил барон. – Брейтвейтом очень недовольны в Форин-офисе. Его считают ответственным за провал десятилетней работы. На следующей неделе его отзовут и некоторое время – месяца три-четыре – мне придется выполнять функции посла, понимаете?
Я кивнул, рассеянно наблюдая за тем, как сноровисто Пенни собирает осколки.
– Ничего вы не понимаете, Зак, – лорд Стаффорд закрыл глаза и обхватил ладонями лобастую голову. – Ничего! Это конец моей дипломатической карьеры. Вам проще, ведь никто не давит на вас, не заставляет делать глупости. Я даже вам завидую. Чуть-чуть. Поймите, Зак, если уж чертов хитрец Брейтвейт упустил ситуацию из рук, то я… Я прекрасно понимаю, что не стою и четверти Брейтвейта. Это пока не мой уровень. Я не могу больше быть в Москве! Возьмете меня на работу, Зак? Если у нас толком не состоялось продолжительное партнерство, то, может быть, под вашим прямым руководством моя деятельность будет успешнее?
Пенни вышла, барон вместе с креслом придвинулся ближе, схватил меня за руку, сжал ладонь и громко зашептал:
– Я хоть и вылечу с треском после такого провала, и в Уайтхолл мне уже никогда не попасть, но связи в России у меня останутся! Не те, старые, которых русские вскоре пересажают по тюрьмам, а новые, из тех, кто пришел с Баталиным! Я смогу быть полезным, Зак!
Мне было удивительно и неприятно видеть его таким – совершенно расклеившимся, боящимся завтрашнего дня, едва не размазывающего сопли по щекам. Однако его чиновничья интуиция была великолепна, он загодя принялся искать теплое место. Весьма полезное качество в некоторых ситуациях.
– Там такие деньги! – продолжал расхваливать ненавистную страну сэр Френсис и понемногу заводился сам. – Да что я вам рассказываю, вы же все видели сами – золото, нефть, газ. Можно добиться участия в их больших газовых проектах, Зак! Я видел их проекты развития "Газпрома" – это что-то невероятное! Недооцененность этой новой компании по сравнению с каким-нибудь BP колоссальная! Можно за пару пенсов купить достаточное количество его бумаг. Сейчас он ничего не стоит, но вот увидите, вскоре Баталин вышвырнет Черномырдина из директоров. И тогда у нас появится шанс снабжать пол-Европы русским газом!
Я слушал его и думал, что лорд Стаффорд вполне может быть мне полезен, выполняя те же функции, что и князь Лобанов-Ростовский для людей из противоположного лагеря. В этом была даже какая-то забавная ирония: английский лорд и русский князь словно бы поменялись местами, отведенными им историей.
– И в Лондоне! – горячился барон. – Я знаю здесь всех, кто что-то может решать! Я бы и сам взялся за какой-нибудь бизнес, но беда в том, что я безынициативный. Понимаете, Зак? Я безынициативный! Мне нужно ставить задачу и тогда я могу свернуть горы, но сам я себе ее не поставлю никогда!
Такая честность показалась мне заслуживающей поощрения.
– Я возьму вас, Френсис, – сказал я. – Возьму, если вы порекомендуете Родрику Брейтвейту тоже обратиться ко мне за работой. Вы так его разрекламировали, что я полагаю, он может оказаться полезным.
Мне хотелось услышать самого бывшего посла – в чем он прокололся, работая в Москве. Впрочем, и любой другой прокололся бы, играя в карты с шулером. Ведь если Серый регулярно сливал информацию окружению Баталина, то соревноваться в стратегии с командой нового советского президента не смог бы никто. Но информация – это одно, а умение ею правильно распорядиться – совсем другое, и, кажется, в Москве нашлись-таки умельцы.
Сэр Френсис разочарованно хмыкнул:
– Брейтвейта? Этого неудачника? Господь всемогущий, Зак! Да хоть саму леди Тэтчер! Только… я не хотел бы возвращаться в Москву. На меня каждый раз нападает нервная икота, когда я вижу эти чертовы кремлевские башни! Я могу работать с русскими, но издалека, понимаете?
– Что ж, Френсис, я думаю, это можно устроить, – я обнадеживающе улыбнулся. – А для вас у меня есть один проект…
Целый час я рассказывал ему о частных деньгах. Он даже порылся в шкафу и отыскал пару монографий Хайека, ни разу, впрочем, не открывавшихся с момента их появления в этом доме. Поначалу сэр Френсис воспринял идею несколько… скептически, но чем больше мы рассуждали, тем скорее он превращался в прежнего лорда – самоуверенного, довольного жизнью, даже одухотворенного – едва не засветился от счастья: снова в жизни появилось Большое Дело, которому можно посвятить многие годы.
Расставались мы в дверях его особняка, барон сам помог мне надеть плащ, отодвинув в сторону дворецкого, сам под зонтом проводил меня до машины и напоследок сказал:
– Спасибо, дружище, за надежду! Теперь я снова могу вернуться в Москву, а потом…
– А потом приезжайте ко мне в Андорру, Френсис, я познакомлю вас с теми, кто уже работает над проектом и думаю, что мы еще сможем удивить этот мир.