У всех разные игрушки - Дмитрий Бондарь

Но предложение виски от сэра Френсиса выглядело необычным – в прежние времена он относился к напитку без восторга.

– Пива не нужно, – поморщился я. – Меня с него пучит. А виски выпью с удовольствием. Но Френсис, где ваш обычный "Маркиз Монтескьё" или "Делор"?

– В Москве и виски – большая проблема, – поморщился барон. – А вам стоит показаться врачу, если от доброго эля пучит желудок. Знаете, у русских есть такой отвратительный напиток – квас? Меня с него так пучит, что даже перед собой стыдно.

Френсис немного изменился. Осунулся, на щеках появились морщины, губы вроде как стали тоньше, а взгляд – ярче. Глаза его нездорово блестели и мне даже показалось, что мой лорд слегка не в себе. Если б я не знал, что сэр Френсис последовательный борец с наркоманией (наверное, мучает совесть за прадеда, сколотившего на опиумной торговле с Китаем весьма немалых размеров состояние, которое, впрочем, наследники едва не промотали), я бы решил, что он принял дозу.

Видимо, он заметил мой оценивающий взгляд, потому что сказал:

– Что, дружище, неважно выгляжу?

– Необычно, – кивнул я.

– Чертова Москва, – выругался барон. – Дрянная вода, от которой разрушаются зубы, смог, никуда не годные дороги, серость, чертовы отравленные дожди. Зак, вы не поверите, но дождей там гораздо больше, чем в Лондоне! Разве что в каком-нибудь Осло их столько же. А снег? Я раньше думал, что меня обманывают, что человек не может жить там, где полгода лежит снег. Я ошибался! И знаете, что я сейчас думаю? Что же такое – Сибирь, куда русские ссылают своих преступников, если даже в Москве жить невозможно? Как я понимаю теперь несчастных немцев и Наполеона! Но хуже всего сами русские!

Он налил виски, щедро бросил в стаканы по пригоршне льда, которую взял из вазы ладонью (чего никогда не случилось бы в прежней жизни). Кажется, его душевное спокойствие и в самом деле было серьезно нарушено.

– Чем они вам не угодили, Френсис? Мне казалось, что вы неплохо заработали на них за последние годы?

Мне никогда не нравился виски со льдом, я никогда не понимал этой необходимости разбавлять пахучий алкоголь, делая его еще отвратнее, но особого выбора никогда не было: хочешь нравиться людям, делай то, что они от тебя ожидают. Не в ущерб себе, конечно.

– Никакие деньги, Зак, не заменят мне моего поместья в Северном Эршире и потерянных зубов.

– Поместье?

– Да, леди Фитцгерберт купила в прошлом году, но я так и не могу туда попасть! – Френсис залпом выпил содержимое стакана, только слышно было как ледышки стукнулись друг о друга и о зубы. Он недовольно поморщился. – Да черт с ним, с поместьем! Русские начали какую-то малопонятную игру в демократию. Люди, с которыми у нас были установлены контакты, вдруг оказываются на улице – без власти, без поддержки населения. Мы-то еще как-то перебиваемся, а вот кузены волками воют: рушатся многолетние операции, все усилия тонут, словно в знаменитом русском болоте. Вы бывали между Дартмуром и Тавистоком?

– Нет, не приходилось.

– Там гниют знаменитые девонские болота. Торф, холмы и все такое. Так вот, Зак, эти знаменитые английские болота – просто ухоженный парк развлечений по сравнению с русскими болотами где-нибудь в Белоруссии или Карелии. Заведите туда дивизию – и она исчезнет бесследно вместе с пушками и танками! И точно так же обстоит дело с русскими политиками: о чем бы ты не договорился, завтра все будет по-другому!

Мне показалось, что он не набивает себе цену, не пытается рассказать мне о том, как важна и трудна его часть нашей работы, нет, он выглядел действительно уставшим, почти опустошенным.

Он снова наполнил свой стакан, собирался плеснуть и мне, но я показал, что еще не допил.

– Тяжело, Зак, там очень тяжело работать. Глупые янки при Горби уже начинали делить советские заводы. Подбирали людей, вели разговоры о приватизации. Да что я вам рассказываю – вы сами там были, знаете…

– И что с ними сталось?

– Ничего! – пьяно рассмеялся Френсис и налил третий стакан. – Ничего! Русские все перевернули с ног на голову! Что за племя! Знаете, со мной в колледже учился один славный парень, у него была замечательная особенность – в любом анекдоте он находил какой-то иной повод для смеха, чем предполагалось рассказчиком. Сейчас я думаю – не был ли он русским? Они все так делают, любой полезный совет переворачивают, изворачивают и переиначивают так, что вроде бы формально сделано все как предполагалось, но на поверку смысл действия прямо противоположный хорошему совету! Представьте, они собрались проводить приватизацию, но в проекте закона прямо указали верхний порог владения акциями – пять процентов!!

– Вот как?

Наверное, в Москве у кого-то включились мозги?

– Да! Вместо того, чтобы провести быструю приватизацию и передать собственность тем, кто может заплатить, как советовали мы и американцы, они растягивают приватизационный процесс на пятьдесят лет! Они сознательно отказываются от возможной элиты! Формально они проведут приватизацию, но реально собственность так и останется у государства из-за невозможности управлять ею в частном порядке!

– Значит, богатым людям стоит создавать совместные доверительные фонды, которые будут согласовывать позиции крупных владельцев, – сказал я. – Передавать им в управление свои акции и влиять на руководство заводов через фонд-прокладку.

– Фонды? – задумчиво переспросил барон. – Я не думал о фондах. Да и какие в России фонды? Там нет даже примитивного законодательства о фондах, и комми в любой момент могут все поменять. Даже не знаю…

Френсис всегда казался мне излишне прямолинейным. У него было все: родословная, какой позавидуют иные короли вроде меня, деньги, образование, положение в обществе, но при всем этом он никогда не проявлял чудес сообразительности. Будь сэр Френсис основателем славного рода Фицгербертов, долго бы род не прожил. И как любой прямолинейный и не очень изворотливый человек, он совершал ту же ошибку, которая случается с каждым, кто берется за изучение иностранных языков: поначалу кажется, что весь язык состоит из противоречий, исключений, невнятных правил. И в иных незрелых мозгах зреет протест: ну как же можно разговаривать на языке, который так плохо подчиняется правилам?! Он же нелогичен, непоследователен, бессистемен, невозможен к усвоению и запоминанию! Жалующемуся трудно понять, что сначала появился язык, развивался и изменялся и только гораздо позже были кем-то сформулированы правила, кое-как объясняющие уже имеющуюся структуру. Так же дело обстояло и с любыми фондами: сначала появляются они, и только потом система обрастает соответствующими институтами вроде законов, уложений и правил, но не наоборот. Френсис же почему-то полагал, что сначала нужно написать законы, а потом под них устраивать свою жизнь. Впрочем, задай ему прямой вопрос: где ставить телегу – перед лошадью или позади, он ответит верно, но и дальше будет продолжать рассуждать о жизни в ключе лошади, толкающей телегу.

– Ну да, а как еще влиять на менеджмент предприятия? – Сказал я вслух. – Если фонд объединит десяток крупных акционеров – он будет обладать серьезным пакетом. А законы со временем появятся, уж за это не беспокойтесь.

– Они никогда между собой не договорятся. Я говорю о крупных акционерах.

– Если будут дураками – никогда, – согласился я. – Думаю, на любой хитрый ход красных всегда найдется противодействие. Джон Буль с Дядей Сэмом между собой не всегда могут договориться, но если им противостоит Иван или Ганс – они быстро находят верное решение.

– У меня уже руки опускались, – пожаловался барон. – И не только у меня. Но хуже всего другое.

– Что же?

– Русские где-то берут деньги! Когда уже кажется, что они вот-вот пойдут побираться и дело в шляпе – они обязательно находят где-то очередной миллиард долларов. Появляется какой-нибудь контракт с авансом, они продают кому-нибудь в Гонконг секретную технологию, которой на самом деле цена – десять пенни, но китайцы платят сто миллионов! Мир сошел с ума!

– Хитрецы!

– Знаете, Зак, цивилизованным людям вроде меня или вас вообще нечего делать в России. Ничто не способно воздействовать на меня столь же деструктивно, как еще один год проживания в Москве. Все эти их Толстые, Достоевские, Чеховы, Пастернаки и Набоковы… они все появились не просто так!

– Вы их читали?

– В колледже, в оригинале. Знаете, почти не запомнилось, наверное, тогда я был больше сосредоточен на самом языке, чем на смысле романов. А теперь меня заставил перечитать все этот несносный выскочка – Брейтвейт. И еще что-то из Шолохова, Шукшина…

– Как вы это выговариваете, Френсис? Все вот эти "ш-ш-ш"?

– Это совсем непросто, Зак, нужна определенная сноровка. Но слышали бы вы поляков!

– Там еще больше "ш"?

– О! – лорд Стаффорд сделал круглые глаза. – "Ш, ч, ж, щ" – в самых безумных комбинациях!