Невинность на спор (СИ) - Попова Любовь

Даша не двигается. Почти не дышит. А я пытаюсь переварить, все что сказал ей. Все, что сказала она. Надо успокоиться и темнота лучшее решение. В темноте леса мы впервые трахнулись. В темноте раздевалки я впервые ощутил ее пухлые губы. Рот. Член. Нет ни одного места, где бы она ощущалась чужой. Она не чужая. Но ведь и я не чужой.

Но она не верит мне. Не верит, что я бы лучше сдох, чем отдал кому-то нас.

Нас…

Но разговаривать бесполезно, и я делаю то, что нужно было сделать изначально.

Она в не адеквате. Еще немного и там же буду я. Так что поворачиваю ключ в замке и хватаю ее руку.

Она шипит:

— Не смей меня трогать…

— Сейчас тебе придется просто мне помочь.

— А член тебе не пососать? – орет она и я уже дергаюсь от заполняющего мозг раздражения. Но сдерживаюсь. Еще пока сдержан. Но руку сжимаю сильнее, приседаю и рывком забрасываю Дашу на плечо.

Но понимаю, что висеть мешком она не будет. Сейчас я враг номер один и борьба будет вестись на смерть.

Но чтобы так… В спину ногти, рвут футболку, пока несу ее в темноте. Ощущаю жжение, стекающую кровь на коже. Блять…

Пока ее, и крики пациентов оглушают, продолжаю упорно двигаться вперед. Идти туда, куда ведет голос Кирилла, сидящего за стенами этого освенсена. Как я ему завидую. Опять.

«Право. До конца по коридору. Снова право»

В какой-то момент, пару раз столкнувшись с бегущими людьми, мы, с задыхающейся от сопротивления Дашей, оказываемся в прохладном помещении. Её крики обиваются от стен и забивают мне в мозг гвозди раздражения. Но я только стискиваю челюсть, стараюсь не обращать внимание на жжение, что стекает на задницу и задаю вопрос вслух.

— Куда?

«Еще один пролет» — шепчет голос в ухе, и я, не отпуская брыкающуюся Дашу, начинаю щупать стену и спускаться по лестнице.

Это пиздец. Когда одно из пяти чувств отсутствует, остальные напряжены максимально. Особенно слух и осязание. И я уже насчитал шесть ступенек, как вдруг Даша зацепилась за перилла и силой заставила меня остановиться.

Пришлось снять ее с плеча и начинать размыкать пальцы, но она только отнекивается, по ушным перепонкам бьет.

— Никуда. Никуда не пойду1

Ее лица почти не видно, лишь силуэт, но я, разглядываЮ, как безумием блестят глаза.

Пытаюсь не сорваться. Орать нельзя. Пытаюсь не сорваться и не дать по башке, чтобы в себя пришла. Пытаюсь не сорваться и не доказать, что как бы она меня ненавидела и презирала, все равно любит.

— Даш, нам немного…

— Вот и иди, а мне здесь хорошо!

— Да, что здесь хорошего! – повышаю голос. – Здесь любой нормальный станет психом.

— А я не нормальная! Только больная сука будет течь по тому, кого от нее тошнит. Да ведь, Марк. Противно тебе было играть свою роль. Трахать жирную корову!

— Хватит! Я не играл! Я не играл! – сажусь перед ней, хватаю за плечо и тут же получаю новую пощечину. Еще одну. Сильнее. Почти ожог. Но хорошо. Одна рука свободна.

Осталась еще одна.

– Я не играл, я хотел тебя.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Второй удар не долетает, и я хватаю обе руки и хочу закинуть ее на плечо, но она дает мне коленом в пах.

Ох ты ж су-ука…

— Больно?! Больно тебе? Я бы хотела тебе сделать еще больнее. Я бы хотела, чтобы ты сдох! Зачем ты пришел сюда?! Что тебе нужно?!

— Ты должна выйти. Здесь ты сойдешь с ума.

— Ты опоздал. Уже сошла, — она кидается вниз, к окну. Я прыжком за ней. Выдыхаю от боли в спине, висках, тяну ее с подоконника и толкаю к стене.

Даже не думаю смягчать удар затылком.

— Хватит! Хватит! – ору, уже не могу говорить спокойно, сердце рвется, грудь стягивает. А я как будто с парашютом. – Хватит, малыш… Булочка. Любимая.

Глава 87.

Она только вроде замерев начинает биться в руках сильнее.

— Не смей! Не смей говорить этими фразами! Ты притворялся, ты всегда притворялся, а я поверила! Тебе поверила!

— Потому что я не лгал! Даша!

— Ты ублюдок. Выставил все что нас связывало грязью. Ты выставил меня шлюхой!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Я не выставлял! – ору я хватаю ее лицо ладонями, коленом давлю на ноги, чтобы не дергалась. — Я не хотел, чтобы это кто-то видел. Это же только наше. Даша. Это только мое и твое. Ведь ты любишь меня! Ты всегда меня любила. Ты принимаешь меня таким как есть, — выдыхаю в губы, слизываю со своих металлический вкус.

Но она не понимает. Она не здесь. Ногти в тыльную сторону ладони втыкает и кровь на коже.

– Уйдем со мной. Уйдем, если любишь. Нам нельзя здесь оставаться, — и пусть вижу плохо и пусть вокруг нас стоны и вопли боли.

Хочу дернуть в сторону выхода, но она внезапно поднимает руку и сдирает с уха мой наушник.

Больная?

— Дура! – кидаюсь за ним, но в темноте ничего не видно!

Шарю по полу, судорожно вспоминая последние слова Кирилла о направлении.

А сзади ее смех. Истеричный. Болезненный.

— Неприятно оставаться в темноте?! Одному. Без поддержки. Без любви! Без моей любви! – кричит она последнее слово. Я подпрыгиваю к ней и хватаю за горло.

Даша же единственный ориентир в этом безумии. Кислород, которым я дышу. Как она смеет своим отравленными словами отбирать воздух. Убивать меня. Как она смеет лишать меня себя?

Собственные эмоции душат, и я хочу, чтобы она поняла, что и я сейчас испытываю.

— Как мы теперь отсюда выберемся? — спрашиваю, сохраняя последние остатки самообладания. Но она опять все рушит.

— Мне плевать. Я планировала здесь и умереть. У меня была любовь, но ты отнял ее.

Вырвал из сердца. Растоптал своим крутыми белыми найками.

— Ты любишь меня, — другой рукой глажу по голове. Может в окно? Второй этаж. Сломанная нога лучше пребывания здесь. – Ты любишь меня, несмотря ни на что.

— Нет, — издевательски и внутри все застывает. Как будто снежный ком с горы. Все больше. Больше.

— Что значит не любишь?! – Не люблю Марк. Не люблю. Теперь мне плевать на тебя. И с тобой я никуда не пойду.

— Любишь… — еле слышно. Что это за слова. Что это за пиздешь! Это не моя Даша говорит! Это не она! Верни мне сука, мою Дашу!

— Не люблю. Больше нет…

— Любишь, я сказал! — сдавливаю шею сильнее, теряясь в темноте собственного сознания. Но ей все равно. Слышу издевательский смех и заслонки эмоций срывает. Их так много, что я захлебываюсь. Ухожу ко дну. Тону и даже не пытаюсь всплыть. А эта тварь только издевается, душу мне рвет!

— Никто тебя не любит, ты сам говорил. А теперь и я разлюбила. – Заткнись, просто закрой рот. — Какого это Марк? Остаться одному. В темноте. Что такое удар по яйцам с этой болью! Что ты чувствуешь?!

А я не один. Не один, Даш.

Ты у меня есть. Вот такая. Больная. Выводящая на эмоции, от которых тошнит и пульсирует в висках. Дрянь, которая не понимает, когда нужно остановиться. И я не остановлюсь.

— Давай проверим.

— В голову мне залезешь? Ты увидишь там свой поеденный крысами труп! — смеется она и я понимаю, что перед глазами туман только сгущается. Красным цветом наливается. Съедает разум, оставляя лишь одно желание. Доказать, что вранье. Что все это враньё, а моя Даша еще существует. Все еще та Даша. Та, что текла, Даже в обиду. Та, что терпела даже боль, чтобы сделать мне приятно.

Мне не нужна ее голова, там бардак. Зато между ног должна быть стабильность.

— В трусы.

Секунда на осознание и дыхание почти смешивается. Ее лишь становится судорожным. Влажным.

— Нет! – кидается с криком в сторону, но я успеваю схватить пятерней спутанные волосы.

Она кричит. Пациенты кричат. Я кричу. И эта кокофония только усиливает жажду крови. Бросаю Дашу на пол. Наваливаюсь сверху и зажимаю губы ртом. Слизываю кровь. Наслаждаюсь. Руки уже живут своей жизнью. Сжимают, рвут, царапают. И она в ответ дарит мне те же болезненно-необходимые ощущения.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Все что угодно, чтобы заглушить желание задушить ее и убить себя. Чтобы вместе. Навсегда. Без боли. Без мира. Только она и я. В вечности бытия.