Да – тогда и сейчас - Мэри Бет Кин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да ладно, – засмеялась она. – Я плачу́. Это же не «Плаза».
У стойки администратора она и вправду хотела достать деньги, но Фрэнсис тотчас вытащил свою кредитную карту. Вот только такого позора ему не хватало.
– Хочешь, я поведу? – спросил он, вернувшись в машину, и Джоан без лишних слов протянула ключи.
Фрэнсис отвез ее домой и дошел до Джефферсон-стрит пешком. Сев за руль впервые за четыре года, он почувствовал себя молодым и сильным, почти таким же, как до ранения. Джоан ни разу не спросила, все ли с ним в порядке. Выезжая с парковки, он повернулся налево и на мгновение потерял ориентацию, но стоило посмотреть перед собой, как все прошло.
В день, когда он назначил Джоан четвертое свидание, Лина на работу не пошла. Озноб, охвативший ее в день ярмарки, все не проходил. Лина решила показаться врачу и попросила мужа составить ей компанию. Нет, идти с ней кабинет не обязательно, рядом с больницей есть строительный магазин, он может побродить там. Они давно не были в той части города. Позвонить Джоан Фрэнсис не успел, но надеялся, что она сама все поймет, когда он не придет на встречу.
На следующий день, когда они сидели у окна в закусочной, Лина спросила, можно ли заболеть раком от нервов. Врач сделал ей рентген грудной клетки, сказал «бронхит» и прописал отдых.
– Может ли человек заболеть раком оттого, что сильно нервничает? От стресса?
Лина произносила эти слова, глядя в одну точку где-то за окном. Помолчав, она добавила, что читала об этом в книге.
Фрэнсис не помнил, что ответил ей тогда, но сама сцена врезалась ему в память: солнце в окне, пенка в кофейной чашке, вокруг суетятся официанты, галдят посетители. Глядя на них, он представил, как в тело Лины проникает маленькое сухое семечко и застревает в левом легком. Представил, как оно прорастает в ее теплом нутре, пробивается сквозь ткани, оплетая их своими побегами. И все это происходит, пока он сидит, уставившись в тарелку, и видит перед собой Джоан Кавану, ее длинные рыжие волосы, ниспадающие на узкую белую спину.
– Ты все знала, – упрекнул Фрэнсис – потом, когда она все ему рассказала. – Знала и молчала.
Он страшно разозлился на Лину. И на себя. Хотел утешить, но вместо этого отодвинулся и сложил руки на груди. В тот раз у Лины действительно оказался бронхит, но врач что-то заподозрил и назначил обследование.
Лина просила прощения, а Фрэнсис не смог сказать в ответ, что она ни в чем не виновата, что они справятся и все будет хорошо. А что, если она и вправду виновата? Когда она почувствовала неладное в груди? По словам врача, опухоль могла появиться несколько месяцев назад. Когда Лина сказала, что чувствовала себя хорошо, он возразил, что она попросту не обращала внимания на некоторые симптомы. Не все умеют прислушиваться к сигналам, которые подает тело. Услышав, как жена надсадно кашляет на лестнице, Фрэнсис крикнул с первого этажа, какого черта она не пошла к врачу раньше. Хватило же ума столько тянуть! Даже когда Лина села на ступеньку и заплакала, он не нашел в себе сил подойти к ней.
– Ты поправишься, Лина, – наконец сказал Фрэнсис, глядя вверх.
Получился приказ. В конце концов, когда-то у него была дюжина человек под началом.
Девочки приехали накануне операции, чтобы помочь матери собраться в больницу.
Утром Фрэнсис проснулся раньше всех.
– Лина, – прошептал он, уткнувшись ей в волосы.
Она поставила будильник на шесть, но он не зазвонил. Надо было спешить.
– Лина, любимая, – повторил он и прижал ее к себе, сказал, что он вел себя как дурак, что просто был в шоке, что ему очень страшно, что он не может ее потерять, даже представить такого не может. Лина положила руку ему на бедро, погладила, ответила, что все это знает, что не надо бояться, все непременно будет хорошо.
Фрэнсис быстро оделся. Пока Сара и Натали суетились вокруг большой сумки, сверяя вещи с выданным в больнице списком, а Кейт предлагала матери помочь ей вымыться специальным медицинским мылом («Ох, милая!» – рассмеялась Лина), у него появилось немного свободного времени. Никого не предупредив, он вышел из дома и направился в гастроном за кофе и газетой, как делал каждое утро. Привычная рутина немного его успокоила. Глядя, как дыхание превращается в пар на морозном воздухе, Фрэнсис впервые поверил, что все обойдется. Идти было тяжело, лицо болело, но это сущие пустяки. Врачи поколдуют над Линой – придется нелегко, но она сильная, и в конце концов все будет хорошо.
Фрэнсис свернул на Мэйн-стрит и увидел Джоан Кавану. На ней было синее пальто, волосы отливали медью в лучах утреннего солнца. Она шла ему навстречу и смотрела так, словно была вправе его упрекать. Но она его почти не знала и права такого не имела. И он почти не знал ее и не чувствовал ничего, кроме стыда. Впервые за очень долгое время Фрэнсис подумал о своих родителях. Обоих похоронили двадцать пять лет назад. Мать с отцом уехали в Ирландию, когда Фрэнсис был младенцем, и почти не представляли себе американской жизни. Они ни разу не обещали сыну навестить его – даже кривя душой, чтобы успокоить, как многие другие. Они не умели лгать, даже во спасение.
– Я очень скоро приеду, – сказал Фрэнсис, когда родители обняли его на пороге. Мать прижалась к щеке сына своей морщинистой щекой и никак не хотела его отпускать.
– Неужели? – отозвался отец.
В Нью-Йорке куда ни плюнь – кондитерские, надо беречься, чтобы не растолстеть, – предупредил отец. Это было его единственное напутствие. Про женщин, выпивку и драки Фрэнсису никто ничего не говорил, ведь он был умница, примерный юноша, и голова на плечах у него имелась. Теперь, глядя на сына с небес, родители, должно быть, его не узнавали. Фрэнсис не виделся с Джоан со дня их свидания в «Холидей-Инн» и не отвечал на ее звонки с тех пор, как узнал о болезни Лины.
Было утро понедельника. Операцию назначили на одиннадцать, Лине следовало прибыть в больницу к девяти, а сейчас
