Долгое прощание с близким незнакомцем - Алексей Николаевич Уманский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, конечно, хочу сам в чем-то убедиться. Любопытство меня подталкивает так же, как и вас.
— Давайте выпьем за наше любопытство.
Все чокнулись и выпили.
Саня ушел из-за стола по каким-то своим делам, пообещав, что, как только в поселок явится Иван Абатуров, сразу приведет его сюда.
Он появился вместе с Иваном где-то уже в седьмом часу. Мы с любопытством вглядывались в лицо и фигуру проводника. Он выглядел молодым, хотя что-то явно огрубляло его раньше времени. Тем не менее черты лица и, главное, взгляд светло-синих глаз располагали к себе. В поселке Иван работал кузнецом, а в тайге охотником, промышлявшим пушнину в течение промыслового сезона. Плечи его, как и должно быть у кузнеца, выглядели могучими, а рост едва ли был больше среднего, тем не менее, выглядел он очень крепким человеком, и я, в отличие от Андрея, не очень волновался, когда Саня Березин наливал ему стакан за стаканом из новой пол-литры.
На тихий полувопрос-пролупротест Андрея: «Как же он завтра нас в тайгу поведет?» Саня ответил: «Не волнуйтесь, для него это привычно, поведет как миленький. Сами не проспите, будьте готовы к выходу в шесть часов. А сейчас надо же показать ему наше уважение, верно?».
Верно-то верно. Но когда Иван ушел от нас домой, сильно покачиваясь, я тоже начал жалеть, что проявлять уважение на Руси каким-либо другим способом было не принято. Тем не менее Саня, тоже выпивший больше любого из нас, хотя и поменьше Ивана, повторил: «Не волнуйтесь. Как договорились, так и выйдем в шесть часов. Сами-то будьте готовы».
Мы постарались подготовить все, что можно, заранее, и в половине одиннадцатого легли спать. Маленький походный будильничек поднял меня в пять утра. Я сразу пошел кипятить чай и готовить бутерброды, затем устроил побудку и вышел из дома наружу. Поселок спал. Заря еще нигде не пробивалась сквозь тьму. Было облачно, холодно, но сухо. Когда я вернулся, народ уже был на ногах, каждый занимался своим делом, и внешне это выглядело как суета и разнобой. Тем не менее до шести мы успели слегка перекусить, приготовить кое-какую еду на дорогу и упаковать рюкзаки.
Прибирать Саня не велел, возложив этот труд на свою санитарку. Впрочем, особенно мы и не насвинячили, и даже посуда была у нас в основном своя. Так что кроме рюмок, тарелок и стаканов из буфета Березина убирать санитарке ничего не пришлось.
V
Иван явился к больнице точно в назначенное время. В свете фонаря у входа в больницу он осмотрел нас, согнувшихся под внушительными рюкзаками, и явно неодобрительно покачал головой. Сам он был с небольшим рюкзаком. На плече висела ижевская одностволка, фуфайку перепоясывал патронташ «бурский пояс». Сбоку патронташа в специальную стальную скобку было продето топорище среднего по размеру топора. Я подумал, как ловко Иван устроил это — топор всегда под рукой, но ничуть не стесняет действий. Такие вещи надо заимствовать без раздумий. У ног Ивана крутились две его лайки — Дамка и Тарзан.
Мы двинулись вперед за нашим проводником. Только-только светало, промерзшая за ночь дорога была плохо видна. Судя по обилию сброшенных вдоль нее раскряжеванных древесных стволов, дорога была лесовозной. Я подумал было, что по ней стоило проехать в грузовике — все проще, чем переть на себе рюкзаки, — но вскоре Иван остановился и, показав рукой на узенькую просеку, у начала которой стоял квартальный столб лесоустроителей, сказал: «Пройдем по грани». Я понял, что просека является границей между соседними кварталами. Лесоустроительная экспедиция прокладывала Эти прямые пути были довольно узки, едва достаточны для того, чтобы человек не задевал плечами деревья с обеих сторон. Идти было тяжеловато. Мы совсем еще не втянулись в маршрутную жизнь, а пройти нам сегодня предстояло километров двадцать.
Где-то впереди громко залаяли обе собаки. Немного послушав, Иван изрек: «Глухаря лают», — быстро, уже совсем новой походкой, лавируя между деревьями, пошел на шум. Я без промедления двинулся за ним и вскоре увидел, что Иван сбрасывает ружье с плеча и берет его в руки. Я тоже перекинул через голову погон своей двустволки. Иван оглянулся на меня, поднес палец к губам, призывая к молчанию и осторожности, но неудовольствия не проявил. Мы подошли уже достаточно близко к месту, от которого несся лай. Иван сбавил темп и теперь внимательно всматривался перед собой. Вот он поднял руку, показывая мне, что видит и чтобы я стоял, а сам сделал еще пару шагов вперед, замер и вскинул ружье. Ствол глядел куда-то вверх, но я, как ни силился, ничего не успел рассмотреть. Выстрел громом разорвал тишину. Спустя несколько мгновений тяжелая черная масса птицы повалилась, перекидываясь с ветки на ветку, вниз. Иван поспешил к петуху. Тарзан уже победно придерживал шею подстреленной дичи зубами. Хозяин ласково и одобрительно потрепал за шею пса, полез в карман фуфайки и дал ему угощение.
— Смотри, — довольно сказал Иван, держа птицу и сам любуясь ею.
Шея глухаря отливала зеленоватым золотом. Красные брови, борода под клювом, а главное, величина действительно вызывали восхищение.
— С полем! — сказал я.
— Спасибо, — ответил Иван. — Большой. Килограммов шесть будет.
Он снял рюкзачок и упихнул туда глухаря, видимо, сразу удвоив вес своего заплечного груза.
Мы вернулись к «грани», и снова в однообразном движении пришлось мечтать о скорейшем привале, лишь бы дать передохнуть наливающимся болью плечам. В конце концов мысль об этом вытеснила из моей головы любые другие. Наконец, мы вышли из мрачной чащи на свет Божий и оказались на берегу речки, которая вся целиком, насколько хватало глаз, была сплошь забита раскряжеванными стволами.
— Рояльная древесина, — коротко пояснил Иван.
— А зачем она мокнет несколько месяцев?
Этого Иван и сам не знал, но, очевидно, так полагалось.
— Нам на тот берег? — спросил Андрей.
— Да, — ответил проводник. — Так по бревнам и перейдем. Главное, переступать надо быстро, иначе в воду уйдешь. Держитесь за мной.
Не говоря больше ничего, Иван спустился к урезу
