Долгое прощание с близким незнакомцем - Алексей Николаевич Уманский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иван хотел сразу после обеда вернуться в избушку, но Андрей решил не брать грех на душу и отпускать его в пьяном виде одного. Чтобы не вынуждать Ивана упрямиться, настаивая на своем, Андрей тихо попросил Саню Березина подействовать на него как на пациента и соседа.
— Иван, — сказал Саня серьезным, не допускающим возражений тоном, — сегодня ты на охоту все равно не пойдешь. Так?
— Так, — подтвердил Иван.
— Значит, незачем тебе торопиться. Здесь в палатке переночуешь. Я тоже остаюсь.
— Там у меня тепло, печка, — возразил он.
— Здесь тоже не замерзнешь. Ребята нам теплые куртки дадут. И под себя подстелить, и укрыться.
— Ты нам лучше скажи, — добавил я, — встречал ли где-то еще такие вот круглые полянки или круглые следы?
— Не-е, таких — нет. Это ты, Коля, раньше всех усмотрел.
— А пожары в лесах по неизвестным причинам случались? — спросил Андрей.
— Пожары бывали, а как же, когда лето сухое. Тут от чего хочешь загорится, в том числе по непонятным причинам. А ты думаешь, ракеты?
— Я не знаю, вот и спрашиваю.
— Не-е. Ракеты тут не падали.
— Почему так думаешь?
— Потому что туда, где они падают, команду из военных присылают. У нас один из Важелки в такой команде служил. Он и рассказывал. Здесь таких команд не было ни разу.
Было ясно, что других находок с его помощью мы не сделаем.
— Скажи, Саня, забыл тебя тогда сразу спросить, — обратился я к Березину. — Мы с тобой только на рамку смотрим. А сам ты на плеши что-то особенное чувствовал?
— Чувствовал.
— И что?
— Сказать, что тепло, было бы неверно. И не похоже на то, как бывает, когда ведешь руки вдоль тела и натыкаешься на место, где у человека болит. Ну разве отчасти. Возможно, мой организм просто очень слабо воспринимает это энергетическое поле.
— Но это не значит, что само поле слабое?
— Нет, конечно. Я о том и говорю. А вы сами что-то в себе замечаете?
— Я ничего не заметил, — сказал я.
— Я тоже, — подтвердил Андрей.
— А здесь, по прошествии времени, не стали чувствовать себя хуже, чем утром? Головной боли нет?
— Боли нет, — ответил Андрей, — только голова какая-то не совсем своя. Может, от выпитого?
Саня отрицательно покачал головой:
— У меня тоже голова не совсем своя. А выпил я по моим меркам совсем ничего. Здесь что-то не так. А у тебя? — обратился он ко мне.
— Не знаю. Может, действительно от выпитого. Чуть трудней двигаться против обычного. Вроде больше ничего.
— Давай попробую узнать, есть что или нет. Саня взял мою голову, так сказать, в дистанционный охват своими ладонями, сначала с боков, затем со стороны лица и затылка.
Потом он то же самое проделал вокруг головы Андрея.
— Что скажешь? — спросил тот.
— У тебя легкое возмущение. Я его снял. У Николая действительно все в порядке.
— А у тебя? — спросил я.
— А ты попробуй сам определи.
Я попробовал, наперед зная, что это попытка с негодными средствами. И, тем не менее, возле его висков я как будто обо что-то слегка споткнулся.
— Что-то в височных областях ощущаю, но не знаю что.
— Угу, — удовлетворенно кивнул Саня. — А теперь ты попробуй, — велел он Андрею.
Андрей так же, как и я, с полным неверием в собственные способности начал манипуляции возле головы Березина.
Он повторил их несколько раз, прежде чем сказал:
— Действительно вроде что-то есть возле висков.
— А теперь над макушкой ладони подержите. Чувствуете?
— Чувствуем, — друг за другом признались мы.
— Что же получается? Вы мне раньше говорили, что никаких экстрасенсорных способностей за собой никогда не замечали. Так?
— Так, — подтвердили мы.
— А теперь они вроде как у вас открылись. Выходит, внутри этой плеши действует что-то, влияющее на скрытые или дремлющие способности?
— Может быть, — отозвался Андрей. — Помнится, такого рода сообщения уже были. Ты испытай сейчас всех, ладно?
Не прошло и пяти минут, как Валентин и Матвей, Игорь и Виктор Петрович по очереди обследовали голову Березина и затем по одному, в отсутствии других, отчитались в том, что возле висков и макушки Сани они что-то ощущают.
— Интересное дело, — подвел итог Андрей. — Что же это в нас прорезалось?
— А не будем спешить, — посоветовал Саня. — Может, что-то еще заметите. И в бодрствовании, и во сне. Мало ли, может, целителями станете, откуда нам знать.
— Хорошо доктор, как скажете, — сказал я. — Вдруг и впрямь сможем стать Вашими помощниками и начнем сочетать приятное с полезным.
— Что приятное и с чем полезным? — спросил Саня.
— Приятное — это сознание, что ты не совсем обычный человек, а нечто большее. Ну, а полезное — это если у нас получится исцелять.
— Ну так пробуйте, — разрешил доктор. — Главное только, помнить, что на этом грех наживаться. И что этим нельзя задаваться перед другими.
— А принцип «не навреди»?
— Конечно, надо стремиться не навредить. Хотя не всегда понятно, что это такое. Наперед и не узнаешь. Я имею в виду в каждом конкретном случае. Медицина ведь всегда чем-то вредит.
— Одно лечит, другое калечит? — спросил Андрей.
— Да. В этом роде. Даже если не калечит, а просто несколько подавляет. В любом случае надо лечить вышедший из гармоничного состояния организм, а он у всех разный. Вот и попробуй извне восстановить равновесие внутри неведомого существа. Хорошо будет, если в основном поможешь и лишь немного навредишь.
— Невесело ты закончил, — заметил я.
— А где ты видел особое веселье в медицине? — возразил Саня. — Болезни никого не украшают, и лечение их тоже мало напоминает чистоплотное занятие. Гной, кровь, злокачественные образования, увечья, уродство, лишний жир, наконец.
— Что-то ты вдруг стал мрачен, — сказал я. — Есть же радости и в медицине.
— А кто спорит? Есть, конечно, только мало.
— Как и в любом виде творчества. Много неприятных или тягостных трудов и очень мало свершений, за которые можно себя уважать, — сказал я. — Разве не прав?
— Да нет, все верно, — подтвердил он. — Но у меня ощущение полной безвредности лечения не возникает даже при экстрасенсорном воздействии. Кто его знает, какие оно дает результаты. Одни поля и структуры выправляются, другие в то же время, вполне вероятно, как-то деформируются, но мы, в частности я, не можем этого знать.
— Саня, — вмешался Андрей, — а, может, это вообще принципиально запрещено — исправлять в других то, что они сами, по высшему счету, заслужили?
— Карму? Вполне возможно. Я и сам это подозреваю.
— Но лечить все-таки лечишь? — не выдержал я.
— Надо,