Кто готовил Тайную вечерю? Женская история мира - Розалин Майлз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Человечество дожило уже до двадцатого столетия по христианскому календарю, а по календарям других культур – прожило еще дольше; но универсальная вера в мужское превосходство оставалась непоколебимой. Каждая женщина впитывала с молоком матери: мужчины важнее. Например, в послереволюционной Франции на рубеже веков один приезжий отмечал, что за столом в любом французском доме «хозяин дома сперва накладывает еду себе, затем обходит мужчин в порядке их возраста и положения; хозяйка дома, ее дочери и подруги не подходят к столу, пока самый последний из работников не получит свою долю»[332]. К середине XIX века эти мужские прерогативы сложились и закрепились в виде ряда привилегий, лишающих женщин всего, чего мужчины добились для себя. В «Декларации», составленной Элизабет Кейди Стэнтон на Конгрессе по правам женщин в Сенека-Фоллс, штат Нью-Йорк, в 1848 году, перечислены следующие несправедливости мужчин по отношению к женщинам:
Он никогда не позволяет ей пользоваться неотчуждаемым избирательным правом…
Вступая с ней в брак, он делает ее лишенной гражданских прав…
Он отбирает у нее право на всякую собственность, даже на деньги, ею самой заработанные… становясь над ней полным хозяином…
Он так сформулировал законы о разводе… что они не способны защитить счастье женщины…
Он монополизировал почти все прибыльные занятия и должности…
Он лишил ее возможности обрести новые знания и умения через образование…
Он создает общественные предрассудки, предлагая миру разные нравственные кодексы для мужчин и для женщин[333].
Как легко догадаться, мужчины видели эту ситуацию совсем иначе. И не одних только бенефициаров удовлетворяло текущее положение дел: преданно поддерживало мужчин и большинство женщин. Каролина Нортон испытала тиранию мужского превосходства на себе, когда ее муж, адвокат, в рамках своих законных прав обвинил ее в супружеской измене, лишил детей, отказал в средствах к существованию, а когда она начала зарабатывать на жизнь писательством, наложил арест на ее заработки и присвоил себе копирайт на все ее сочинения. Однако, даже возглавив кампанию за отмену этих законов, Каролина заявляла: «Я… верю в естественное превосходство мужчины так же, как в бытие Божие. Женщина по своей природе стоит ниже мужчины»[334]. Каролина Нортон не сомневалась, что говорит от лица «миллионов», когда утверждала: «Дикие и безумные теории “равных прав” и “равного интеллекта”, выдвинутые некоторыми женщинами, не отражают мнение нашего пола».
И такой взгляд получал международную поддержку на всех уровнях. В Британии королева Виктория выразила мнение всей правящей элиты, заняв позицию неумолимого противостояния «безумной и порочной глупости, именуемой “движением за права женщин”, вместе со всеми ужасами, которые, судя по всему, сулит это движение нашему бедному полу»[335]. Страхи Виктории, что «женщина, которой позволят лишиться пола, станет самым злобным, бессердечным, отвратительным человеческим существом!», разделяли женщины по всему миру, всех возрастов и социальных положений. В Америке женщины стали единственной группой в истории страны, активно боровшейся против собственной эмансипации. То же происходило в других местах: горстка реформаторов, стремящаяся вывести проблему женских прав в поле общественного внимания, подвергалась яростным, порой физическим атакам противников обоих полов, с равным упорством желающих сохранить «природное» господство мужчин.
Однако «природным» оно не было; напротив, именно сейчас это якобы «естественное» понятие торопливо изобреталось заново. Мощные патриархальные санкции, от юридических ограничений до социальных табу, поднялись на борьбу с угрозой, исходящей от женщин, готовых рискнуть и «лишиться пола», чтобы наложить наконец руки на привилегии, которыми мужчины пользовались уже много веков безо всякого ущерба для своих репродуктивных органов. Сторонница реформ Беатриса Вебб непосредственно столкнулась с этим явлением, когда в марте 1889 года посетила профессора Маршалла из Лондонского университета, чтобы обсудить с ним свой новый исследовательский проект. Опытная исследовательница с обширным списком научных трудов, она, однако, выслушала от самозваного «высшего существа» такую лекцию:
…что женщина – существо подчиненное, и, если откажется подчиняться, ни один мужчина не подумает взять ее в жены. Что брак – это принесение в жертву мужской свободы, и мужчина готов смириться с такой жертвой лишь в случае, если для обеих сторон, и мужчины, и женщины, брак будет означать полную преданность супругу телом и душой. Следовательно, женщина не должна развивать в себе качества и способности, чем-либо неприятные для мужчин; сила, смелость, независимость в женщине непривлекательны; крайне нежелательно соперничество с мужчинами в достижении одних с ними целей… «Если вы начнете с нами состязаться, мы перестанем на вас жениться», – закончил он со смешком[336].
Однако укрепление системы велось не только по индивидуальной инициативе. За каждым паникующим патриархом стояли исторические факторы, вместе создающие новые методы угнетения женщин – новые ловушки, силки, капканы и препоны, возникающие даже в недрах тех самых структур, что, казалось бы, призваны были привести человечество в дивный новый мир. В целом их можно разделить на три отдельных, но взаимосвязанных области:
• Индустриализация и развитие капитализма.
• Развитие естественных наук и новое определение «женской природы».
• Реакция законодателей на перемены в обществе.
Из этих троих легче всего было различить ущерб, причиняемый железной поступью индустриализации. Заводское производство, как показала южноафриканская феминистка Оливия Шрейнер, «лишило женщину ее старинной привилегии – возможности продуктивно трудиться на благо своих близких».
Наши прялки поломаны, и мы больше не осмеливаемся говорить, как встарь, что мы и только мы одеваем свои семьи… прежде мучной ларь, квашня и печь были нашим нераздельным владением – теперь же слишком часто чужие люди выпекают для нас хлеб и приносят нам под дверь[337].
Распад старинной семейной экономики сместил женщин с центрального места, обеспечивавшего им определенный статус и осмысленность существования. Вместо этого они впервые столкнулись с жестким половым разделением труда; в новой системе появилось героическое звание «добытчика», «обеспечивающего семью» – и этим добытчиком был, разумеется, мужчина. В результате женщина автоматически опускалась на иную, более низкую ступень сравнительно с прежней. Новые условия труда фактически отделили женщин не только от прежней продуктивной работы – выпекания хлеба или варки пива, но и от мужчин. Там, где прежде оба были необходимыми и ценными партнерами по ведению общего хозяйства, муж теперь выделился и поднялся на ступень выше: он выполнял сложные, общественно значимые индустриальные задачи, для которых требовалось специально учиться, а жена оставалась обречена на монотонный, неквалифицированный, непроизводительный труд, статус которого был очевидно ниже мужского – ведь за него не платили.
Эта новая структурная сегрегация полов поразила всех женщин, не только представительниц нарождающегося «рабочего класса». В доиндустриальные времена большая часть женщин жила и работала в семейных группах: труд их был отчасти домашним, отчасти коммерческим, они разделяли его с детьми, вдовой или осиротевшей родней, старшими родственниками, слугами и подмастерьями. Разделение дома и работы отделило женщин не только от плодотворного труда и мужчин, но и от контроля за собственной жизнью и доступа к внешнему миру. Ни замученные жены «трудящихся бедняков», ни богатые бездельницы больше не имели влияния на ход жизни, не могли играть значительную роль в происходящих событиях. Они были вытеснены из мира труда, лишены в нем права голоса – хотя, как ни парадоксально, работать-то продолжали. В течение XIX века во всех развитых экономиках женщины оказались вытеснены из среднего класса, где раньше выполняли свои экономические задачи ничуть не хуже мужчин, и сдвинуты на противоположные края спектра.
Вместе с созданием «класса женщин» как отдельного и низшего разряда, отдельной части общества, росло ощущение, что они представляют собой уникальную и беспрецедентную по сложности проблему. Так появился «женский вопрос». Новые
