Кто готовил Тайную вечерю? Женская история мира - Розалин Майлз

миссионерка Мэри Моффат с теплотой писала домой о том, как научилась у своих соседок-африканок вести домашнее хозяйство в долине Куруман (пустыня Калахари): «Должно быть, вам покажется забавным, что мы здесь не реже раза в неделю намазываем пол коровьим навозом». По собственному признанию, Мэри очень старалась обойтись без этого «грязного трюка». Однако…

…я прожила здесь недолго, но уже очень рада, что этому научилась, и всегда с нетерпением жду субботы. Навоз смешивается с водой и кладется как можно более тонким слоем… имеет чистый, яркий зеленый цвет, лучше чего-либо иного избавляет от пыли и убивает мух, которых здесь целые полчища. Теперь я смотрю на пол, намазанный коровьим навозом, с таким же удовлетворением, с каким прежде смотрела на отлично прибранную гостиную[327].

В целом, однако, расширение империи предполагало не сотрудничество с коренными жителями, а господство над ними, и со временем эта тенденция лишь усиливалась. Например, в Южной Африке белые поселенцы решительно противились любому движению к равенству с чернокожими; до сих пор аборигены были, в лучших патриархальных традициях, их «крепостными», а освободившись, принялись бы конкурировать за землю с их детьми. Именно в этом состояло одно из разногласий, приведших к Великому переселению 1835–1848 годов, когда те, кто не мог переварить освобождения чернокожих, покинули Капскую колонию. В новых республиках – Республике Наталь, Трансваале и Оранжевом свободном государстве – расовые перегородки, которые в «родительской» колонии уже начали стираться, были восстановлены во всей полноте и жесткости. Эта политика велась с таким успехом, что в 1910 году, когда новые территории воссоединились с Капской колонией, потомки переселенцев сумели уничтожить все следы либерализма на своей прежней родине и установить там тиранию, как выяснилось дальше, на удивление цепкую и зловредную.

Как расы, так и отдельные люди оказались под пятой чужеземного господина – и все по-разному переживали навязывание чуждых им ценностей белого мужчины. Мрачная ирония имперского правления в том, что колониальные администраторы, неспособные или не желающие положить конец традициям жестокого угнетения женщин, в то же время без всяких затруднений нападали на установившиеся обычаи, даровавшие женщинам какой-то авторитет или экономическую власть. Например, в Западной Африке женщины всегда занимались торговлей на рынках; порой этот бизнес вырастал до крупных коммерческих предприятий. Белые колониалисты, недовольные этой структурой, желая привести ее в соответствие с западными образцами, систематически притесняли рыночных торговок и, несмотря на их волнения и протесты, в конце концов успешно передали их власть в руки мужчин. Последней «царицей рынка» – избранной председательницей древнего Совета Матерей, этого живого обломка матриархата – стала Ому Оквей; после ее смерти в 1943 году британцы передали надзор за тем, что осталось от женского совета, местным городским властям[328].

Таков парадокс Империи: пока одни женщины открывали новые неизвестные миры («дочери Британии» особенно стремились вырваться из удушающего домашнего ханжества и скуки, чтобы учить, лечить, возделывать землю, руководить и сражаться на просторе), другие были обречены спускаться вниз по давно известной спирали деградации, от которой женщины не в силах освободиться и по сей день. Рассказы о первопроходцах показывают нам, с каким мужеством, гибкостью и изобретательностью женщины приспосабливались к своему «низшему» статусу, и в то же время насколько важен был их вклад в жизнь новорожденных общин. Но время шло, и бремя Империи все тяжелее давило на женщин, грозя задушить их новообретенную независимость и инициативу прежде, чем ей удастся расцвести и пустить корни.

Легенды и мифы Империи полны самого беззастенчивого самолюбования, но, взглянув на ее историю трезвыми глазами, трудно найти хоть один исторический эпизод, не кричащий об упущенных возможностях. Во всех случаях мир в конечном счете получал еще одну версию патриархата белых мужчин, который посланцы Империи, казалось бы, оставили за спиной; на каждой новой территории во имя «родины-матери» возрождалось все, чего желал и за что выступал от начала времен Отец. Так произошло на заре американской демократии, где отцы-основатели решили воспроизвести двухпалатную систему, невзирая на отчаянную мольбу Абигейл Адамс к мужу Джону: «Прошу тебя, вспомни о женщинах и будь к ним милосерднее своих предков… не отдавай такую власть в руки мужей. Помни, что любой мужчина, если может, становится тираном»[329].

Верно, так они и делали. Колесница патриархов катилась по земному шару, кроша женщин, детей и коренных жителей, за тысячи миль от дома срывая и бросая в пыль цветы их юности, превращая этих женщин, детей, девушек, туземцев в рабов и живые игрушки. Когда сексизм сплетался в порочном круге угнетения с расизмом, женщины становились жертвами обеих сторон, как произошло в самой зверской резне времен Индийского восстания, когда после падения Канпура мятежные сипаи заперли англичанок в том же бибигаре (женском доме), где прежде белые офицеры держали своих индийских наложниц. Сами сипаи не хотели пятнать себя женской кровью и призвали на помощь мясников.

Отбив Канпур, британская армия увидела, что бибигар залит кровью. Повсюду в доме было разбросано женское белье, отрезанные волосы, отрубленные руки и ноги, нагие изуродованные тела. Солдаты разделили между собой локоны одной юной девушки и поклялись, что за каждый ее волос умрет один сипай. Генерал Нил распорядился, чтобы наказание мятежников было «тяжелейшим, страшнейшим, самым отвратительным для их чувств – и таким, которое они навсегда запомнят». По его приказу пленных заставили вылизать залитый кровью бибигар языком – по их вере, это вело к вечной гибели; затем их били кнутами и повесили. Историк называет этот «припадок мстительного зверства» «одним из самых позорных эпизодов британской истории»[330].

И в этой страшной резне, и в ее последствиях, сквозь всю лицемерную болтовню современников, ярко и безошибочно узнаваемо звучит главная тема Империи. Суть ее проста: владычество и господство. Распространение власти белых, хоть и обещало множество новых свобод, на деле служило лишь закрепощению женщин, утверждению их в роли вечного низшего класса, низшей расы.

Но под покровом торжества и безмятежного спокойствия назревал мятеж. Что-то шевелилось там, в глубине, и готовилось вырваться наружу. После тысячелетий безуспешной борьбы – удача наконец повернулась лицом к женщинам.

IV. Великий перелом

Видя на сцене Обычного Мужчину, я спрашивал себя: а где же Обычная Женщина?

Джордж Бернард Шоу

10. Права женщины

И сам твой пол, и познания, и количество и качество природных способностей, будь то в области чувств или рассудка, ставят тебя ниже меня.

Поэт Кольридж – своей жене Саре

Муж и жена – одно, и это одно есть муж.

Сэр Уильям Блэкстоун, «величайший английский юрист»

История человечества – не что иное, как история нескончаемых насилий и посягательств на женщин со стороны мужчин, имеющих целью установление над ними абсолютной тирании.

«Декларация мнений и принятых решений», принятая на первом Американском конгрессе по правам женщин в Сенека-Фоллс, 1848

Королева желала бы привлечь всех, кого только возможно, к борьбе с этой безумной и порочной глупостью, именуемой «движением за права женщин»…

Королева Виктория – сэру Теодору Мартину, 1870

В 1848 году англичанка по имени миссис Доусон подала прошение о разводе. Муж открыто ей изменял, ради своего удовольствия стегал лошадиным кнутом и рвал ей кожу щеткой с металлическими зубьями. На свое прошение миссис Доусон получила отказ. Суд здесь последовал за предыдущим решением, вынесенным за восемь лет до того, по делу еще одной несчастной жены, Сесилии Марии Кохрейн. Сесилия бежала от несчастливого супружества и поселилась вместе с матерью во Франции, однако муж обманом заманил ее в Англию и запер под замок, чтобы она снова не сбежала. Ее мать подала жалобу в суд, требуя освобождения Сесилии, и Суд королевской скамьи воспользовался этим случаем, чтобы заявить юридическую позицию по этому вопросу. Женщины, объявил он, с рождения находятся под бессрочным опекунством отца, а затем мужа, и, вступая в брак, женщина дает согласие на свою гражданскую смерть. Таким образом, «невозможно сомневаться в том, что английский закон предоставляет мужу всецелую власть над женой… Он может удерживать ее силой… может бить». Свобода Кохрейна держать жену под замком стоит выше ее свободы передвижения, как ясно дал понять судья:

Здесь прозвучало заявление, что, отказываясь освободить [Сесилию Кохрейн], я приговариваю ее к пожизненному заключению. Но я не могу сомневаться в том, что взаимное долготерпение и уступчивость, вызванные пониманием, что брачный союз нерасторжим, ведут к большему счастью в браке, чем ослабление супружеских уз[331].

Это не были отдельные и редкие случаи. В это же время отказали в разводе некоей миссис Эддисон, хотя она доказала, что муж был садистом и изменял ей с ее сестрой.