Последняя сказительница - Донна Барба Игера

тел и распылили яд, он ещё наверняка не рассеялся.

Подняв голову из воды и глотнув воздуха, я пугаюсь, что, наверное, вдыхаю отраву. Но дроны, минуя нас, летят на юг, и над головой нет зелёного тумана. Одного за другим поднимаю из воды остальных. Они высовывают головы, откашливаются, жадно вдыхают воздух. Кроме Вокси, которому в шлеме ничего не грозит.

Сотни дронов либо не видят нас, либо Коллективу на нас наплевать.

Я слежу за курсом ведущего дрона, пытаясь угадать, куда он летит. И понимаю, что цель у нас одна. Самый нижний водопад.

Я подплываю к огромному валуну и хватаюсь за него рукой, но, не рассчитав скорость, врезаюсь в камень коленкой. Вскрикнув от боли, я выпускаю ручонку Вокси и хватаюсь за ногу.

К счастью ремни от сумки плотно обхватывают меня за пояс, и я вижу, что мальчик отчаянно держится за ремень. Я отпускаю коленку, чтобы удостовериться, что с ним всё в порядке, и меня пронизывает боль.

Я машу сумкой, подталкивая нашу цепочку к песчаному берегу.

Сума вылезает на сухую землю и по одному вытаскивает на берег Пушинку, Рыжего и Вокси. Цепочка разбита, и я остаюсь у камня одна.

Сума тянет меня за сумку.

– Отпусти руки, Зетта-один, – говорит она. – Пожалуйста.

Я открываю глаза, и вдруг до меня доходит, что она до сих пор не знает моего имени. Я отрываюсь от камня и бросаюсь к ним, а течение пытается смести меня назад в реку. Сума и Вокси тянут за ремни сумки, а Пушинка и Рыжий пытаются удержать «спасателей» на берегу. Наконец, несмотря на течение, меня вытаскивают на сушу. Мокрые с головы до ног, мы лежим на земле и кашляем.

Дроны летят к вершине горы, где с уступа льётся ледяная вода. Они разделились на группы, переплетаясь между собой. Из баков с тошнотворным шипением извергается ярко-зелёный туман.

У меня сжимается сердце. Я ведь тоже к этому причастна.

Зелёный туман, который мы принесли, окрашивает оранжево-фиолетовое небо Сагана в отвратительный коричневый цвет. Я думаю о том, как высоко летают дроны. Их едва видно, они достаточно далеко, и нам ничего не угрожает. Пока.

Огромные листья рощи мягко качаются на ветру, приглашая заглянуть внутрь.

– Всё нормально? – спрашивает Сума.

Я киваю. Вру.

– Что они, по-твоему, делают? – спрашивает она, глядя на небо.

Я пожимаю плечами. Опять вру.

Я тоже пытаюсь встать, но коленка не даёт. Пока я ковыляю за остальными в рощу, Вокси держит меня за руку.

Высоко над кронами деревьев шмыгают в листве птицы… или крылатые ящерки. Земля покрыта пористым одеялом мха, с каждым шагом будто ступаешь на подушку. Валуны разбросаны по всей рощице, словно упавшие на землю спелые фрукты.

Мы находим дерево и садимся вокруг него близко друг к другу. Я уже вижу, как под костюмом пухнет колено.

Я смотрю на крону с листьями, похожими на слоновье ухо. Укрыться в роще – всё равно что спрятаться в кровати под одеялом. Но точно так же, лёжа под одеялом, вы в курсе: напади кто-нибудь, вам не спастись.

Сума выжимает толстовку.

– Что будем делать?

Я смотрю, как вдалеке опускается на планету тёмная дымка, и прихожу в ужас. Шлем есть только у Вокси, и хотя дымка далеко, ветер скоро донесет её до нас.

Я качаю головой. С этим ничего не поделаешь. Нужно хотя бы найти лагерь первоприбывших. Что там может нам помочь? Я никак не могу представить, что Вокси проведёт большую часть жизни в шлеме и защитном костюме.

Рыжий растирает ладонями плечи.

– А не связаться ли нам с Коллективом?

Сума прищуривается.

– Эпсилон-пять ясно выразился насчёт выполнения приказаний Зетты-один. Если не согласны, я сама доложу о вас Ниле.

Рыжий сглатывает и откидывается к стволу дерева, прячась от Сумы.

Мы выглядываем из-под зелёного навеса. Словно легион убийц, покидающий место кровавой резни, дроны собираются в организованный отряд. Превратившись в сплошную тёмную массу, они устремляются обратно на север.

Сума бочком подходит ко мне и говорит краешком рта.

– Когда отправляемся?

Положение – хуже не придумаешь. Мы не можем идти к лагерю, пока я не пойму, что яд рассеялся. И задерживаться надолго нельзя – вернутся ураганные ветра, тогда не укроют ни тонкие стволы деревьев, ни валуны.

Я не хочу рассказывать Суме о яде. К чему её пугать? Помешать мы всё равно не в силах.

– Скоро, – отвечаю я.

Коричневое небо снова становится огненно-оранжевым и ярко-розовым.

Мы все сидим. Через несколько минут Рыжий уже храпит. Пушинка укладывается на бок, чтобы вздремнуть. Я бы всё отдала, чтобы стереть воспоминание о дронах и о том, что произошло. Вокси лежит на спине, рассматривая сквозь стекло шлема летающих в кроне маленьких ящериц.

Сума сидит передо мной, прислонившись к дереву и скрестив по-турецки ноги. Серебристый рог торчит из длинных прядей тёмных волос.

– Меня зовут Сума, – сообщает она.

Мои веки горят, и слёзы текут горячие, как из кипящего чайника.

Я вытираю нос, даже не стыдясь, насколько это неприлично.

– Знаю, – отвечаю я, понимая, что ещё не называла её по имени. – А меня – Петра.

– Петра, – повторяет она. – Спасибо тебе, Петра.

У неё дрожат губы, и я подозреваю, что она каким-то образом догадывается о неизбежной правде о судьбе матери.

– Зетта-один? – зовёт Пушинка, стуча зубами. – Мне холодно.

– И голодно, – бормочет полусонный Рыжий.

Я вдруг понимаю, как иногда чувствовали себя родители. Поднявшись, подхожу к границе рощи и смотрю, как меняется цвет неба.

Поля отсюда не видно, слишком далеко.

Я ковыляю к Рыжему.

– Одолжи мне подзорную трубу.

Он пожимает плечами, достает её из кармана, протягивает мне и снова закрывает глаза. На границе рощи я навожу трубу чуть ниже водопада и рассматриваю по крупицам. По обе стороны от водопада вдоль скалы разбросаны маленькие пещеры. Я оглядываю открытое поле. Следы яда медленно исчезают. Под водопадом раскинулось зелёное поле, цветом как Литин кактусовый сад. Но это просто луг. За полем снова джунгли. Там нет поселения, о котором говорила Нила.

Ни первого корабля «Плеяд». Ни людей.

В чём моя ошибка?

Кто-то стоит рядом. Поворачиваюсь и вижу Суму.

Я протягиваю ей трубу.

– Глянь-ка, – прошу я.

В этот момент на рог толстовки садится пчела.

Не зная, как Сума относится к пчёлам, я быстро отгоняю насекомое.

Потом замираю…

– Она же… настоящая, – шепчу я.

Сума поворачивает голову.

– Что?

Я вспоминаю мамины слова: пчёлы – это жизнь. Без пчёл нет пищи, а без пищи нет людей. Сума пожимает плечами и берёт трубу. Через мгновение