В глубинах полярных морей - Иван Колышкин

Действительно, вскоре послышался новый шум винтов. И вдруг что-то два раза ударило по рубке. Все замерли, ожидая сокрушающего взрыва. Но взрыва не последовало, а до слуха подводников донеслись всплески, словно в воду сбрасывали какие-то предметы. Спустя немного времени раздалось шуршание троса по правому борту. Замерли от неожиданного звука люди. Через минуту шуршание переросло в громкий скрежет. Лодка градусов на 12 накренилась на левый борт.

— Попали в трал, — догадался Морозов.

Вскоре все стихло, шум винтов удалился. Лодка всплыла под перископ, а потом и в надводное положение. Осмотрев палубу и ограждение рубки, моряки обнаружили немало повреждений. Антенну порвало, топовый фонарь оказался срезанным, в лобовой части ограждения образовалась глубокая вмятина. Сомнений не оставалось: и впрямь тральщики врага затралили вместо мины подводную лодку. А она своей массой и движением порвала трал.

Ничего себе «рыба» попалась в «сети»!

Экипаж пережил несколько неприятных минут, но в целом приключение это было скорее смешным, нежели тяжелым; повреждения не помешали продолжить поход, а в базе их устранили окончательно.

Другой памятный, но совсем иного рода случай произошел с гвардейской «М-174». Под командованием капитана 3 ранга Николая Егорова эта лодка воевала отважно и славно. При нем она и удостоилась преобразования в гвардейскую. В январе 1943 года Николай Ефимович был направлен на учебу в военно-морскую академию. На его место пришел старпом со «Щ-404» капитан-лейтенант Иван Сухорученко, участник всех боевых походов старой североморской «щуки».

23 марта он четвертый раз повел «малютку» в море. На следующий день лодка начала форсировать минное поле, чтобы приблизиться к вражескому берегу, туда, где пролегали пути немецких конвоев. Она шла знакомым, разведанным нашими лодками «коридором» в частоколе неприятельских мин. Все, как обычно в таких случаях, находились на своих боевых местах и напряженно вслушивались: не раздастся ли шорох минрепа о корпус. Но вот минное поле, по расчетам, осталось позади. Прозвучала веселая команда: «Обедать!»

Старший краснофлотец Баев в крохотном камбузе, разместившемся в первом отсеке, разливал по тарелкам горячий борщ. По своей основной боевой профессии он был торпедистом, но на «малютке» нет штатного кока. Им по совместительству назначается кто-нибудь из умеющих готовить. Обычно выбор падает на торпедистов — ведь их место по боевому расписанию в первом отсеке.

Это облегчает сочетание двух специальностей. Таким коком-совместителем и был старательный Баев.

Взяв две тарелки с борщом, он спокойно, без предосторожностей — лодку на глубине не качало — двинулся ко второму отсеку. Там на «малютке» находилась командирская кают-компания. Он уже занес ногу над комингсом — высоким корабельным порогом, как грянул страшной силы взрыв. Тарелки полетели куда-то в сторону, а Баева отбросило на колонку воздуха высокого давления.

Первое, что восприняли его чувства, когда он пришел в себя, был шум врывающейся в лодку воды. Увидеть Баев ничего не смог: вокруг была полутьма. Повинуясь скорее выработанному инстинкту, чем сознанию, он бросился к переборочной двери и задраил ее. Теперь он был в отсеке один, изолированный от всех, и жизнь всего экипажа была в его руках.

При тусклом свете одной уцелевшей лампочки Баев увидел пробоину, через которую поступала вода, и доложил о ней в центральный пост. Тут же он в лихорадочном темпе взялся за работу. Вода обдавала его перекрестным душем — она била не только через пробоину, но и через предохранительный клапан, крышки торпедных аппаратов, сквозь щели, образовавшиеся в переборке.

Стоя по колено в ледяной ванне, матрос один на один боролся с напором слепой стихии, не замечая холода, не испытывая страха от одиночества. Все его мысли были сосредоточены на одном: спасти лодку, спасти товарищей, спасти себя. Почти автоматически хватал он распорки, клинья, доски, пробки, паклю — все, что имелось в отсеке для заделки пробоин. Он работал так, как учили его в базе на тренировках по борьбе за живучесть. А учили в базе добросовестно. И аварийный инструмент охотно подчинялся моряку, дело у него спорилось. От этого росла его уверенность в себе, в том, что он выйдет победителем в схватке с бедой.

И вот вода уже не хлестала, а текла тонкими струйками из-под деревянных подушек и пакли. Заработала трюмная помпа, и уровень воды в отсеке стал понижаться. Вскоре оказалось возможным отдраить переборочную дверь. Старший краснофлотец Баев одержал важнейшую для всего корабля победу.

Борьба за живучесть шла не только в первом отсеке. Взрыв мины, от которого в прочном корпусе образовалась пробоина, причинил лодке и много других неприятностей. Например, вышли из строя горизонтальные рули, и поэтому, чтобы не провалиться, пришлось дать пузырь в среднюю цистерну, обеспечив тем самым всплытие на поверхность. Это было рискованно — расстояние до берега не превышало пяти миль. Но иного выхода не оставалось. Положение несколько облегчала пятибалльная волна, на которой разглядеть с берега лодку не так-то просто.

Когда основные меры по сохранению живучести лодки были осуществлены, моряки осмотрели изуродованный корабль. Оказалось, что взрывом оторвало носовую оконечность легкого корпуса по девятый шпангоут. Нарушилась герметичность первой цистерны главного балласта. Нижняя обшивка носовой оконечности загнулась вверх, прижала передние крышки торпедных аппаратов и помяла боевые зарядные отделения торпед. Словом, легче назвать то, что не получило повреждений, чем то, что оказалось повреждено. Вся лодка была тяжело контужена. И все же она не потеряла способности двигаться. В этом было ее опасение.

С дифферентом на нос лодка двинулась в базу. Борьба за поддержание жизни корабля не прекращалась на протяжении всего перехода, то есть около полусуток.

Трудно назвать отличившихся в этом драматическом эпизоде — отличились, по сути дела, все. Но конечно, наиболее суровое испытание выпало на долю Михаила Баева. И он его выдержал отлично.

Баев был из тех людей, которые мечтают о подвиге. В тяжком июле 41-го, когда срочно формировались морские отряды для сухопутья, он писал в рапорте на имя комбрига: «Отец дал мне храбрость и мужество, мать — хладнокровие и выносливость. Презрение к смерти выработал в себе сам. Я всей душой ненавижу фашистов. Если судьба приведет встретиться с гадами, я буду уничтожать их оружием, а в крайнем случае грызть их зубами!» Служба на лодке казалась Михаилу слишком спокойной, тихой и безопасной. И он со всем пылом молодости просился на фронт. Ему отказали. Лодка в то время готовилась к боевым походам, и на учете был каждый специалист.

Но вот пробил час, когда от моряка потребовалось совершить пусть небольшой подвиг, но все-таки подвиг.

И он совершил его просто, скромно, по-деловому, доказав, что несколько выспренние слова в его рапорте были не просто словами, что он, если надо, способен на большее, чем готовить торпедные аппараты к выстрелу и ароматные борщи.

Североморская семья растет

Международный женский день обернулся нам праздником, не имеющим никакого отношения к представительницам прекрасного пола. В этот день к нам прибыли после ремонта в зарубежных портах две тихоокеанские «эски».

Лодки пришли раздельно, в разное время. Первой появилась в Екатерининской гавани «С-56» под командованием Григория Ивановича Щедрина. Она пришла утром.

У нас на Севере вошло в обычай все вновь прибывающие лодки встречать на надводном корабле в районе Териберки и сопровождать до Кильдинской Салмы. Там встречающий пересаживался на лодку и шел на ней в качестве «лоцмана» до Полярного.

Обычай этот диктовался отнюдь не только законами флотского радушия и гостеприимства. Кильдинская Салма представляла собой весьма узкий пролив, проходить который самостоятельно с первого раза решится далеко не каждый командир. А главное, на подступах к Кольскому заливу частенько появлялись немецкие лодки. Чтобы уберечь нашу лодку от их атак, нужны были командир, знающий повадки врага, и охранение, состоящее хотя бы из одного надводного корабля, пригодного для противолодочной обороны.

Встречать Щедрина ходил капитан 3 ранга Семенов — новый флагштурман бригады, сменивший Аладжанова, выдвинутого на должность флагманского штурмана флота.

После обеда я вышел на «Куйбышеве» для встречи «С-55». У Териберки мы увидели только что всплывшую лодку. Обменялись с ней позывными, подняли приветственный сигнал и легли на курс к дому. У Салмы шлюпка, спущенная эсминцем, доставила меня на лодку. На ее борту я встретился с бравым, очень симпатичным капитаном 3 ранга. Это был командир лодки Лев Михайлович Сушкин. Мы тепло поздоровались, я поздравил его с прибытием на Северный флот.