Жизнь удалась - Андрей Рубанов

Конечно, ты ненормальный, сказал себе капитан. Давай рассуждать. У тебя отпуск. У тебя дорогая и красивая машина. Давай, пригласи какую-нибудь нимфу прокатиться. Только куртку сними, чтоб не маячил наспех починенный карман. Уговоришь без особенных усилий. Денег нет — ерунда; позвони жене виноторговца, скажи, что напал на след (а так оно и есть), попроси на расходы тыщу долларов. Три тыщи долларов! Жена виноторговца — обеспеченная. Отсчитает мгновенно. И — вперед! Суббота, вечер, деньги, тачка, нежная девочка — полная обойма. Расслабься! Почему ты так не поступишь? Не хочешь останавливаться, не закончив дела? Или ты себе именно такой и нравишься: все кайфуют, а ты угрюмо скользишь мимо? Или, может, ты просто стар для того, чтоб катать девочек? Что, нет у тебя ответа?

Он поискал внутри себя, но ответа действительно не нашел. Даже приблизительного. Впрочем, искал недолго. Он не любил копаться в себе. Если бы любил — пошел бы в философы, а не в менты.

На фасаде нужного ему дома, ярко подсвеченный посредством хитро установленных светильников, висел огромный щит с портретом очень взрослого, с открытым симпатичным лицом, мужчины со светлыми глазами, выражающими сильный характер. Фоном портрета — хоккейная площадка, атлеты бьются за шайбу; все увенчивает надпись:

Билборд, явно установленный недавно, не более месяца назад, уже протек и набух водой, — под глазами шестиметровой физиономии ударопрочного господина Никитина образовались темные пятна, как будто синяки, как будто кто-то большой, сильный и безжалостный набил господину морду.

Под портретом, рядом с массивными входными дверями, в ряд стояли три черных лимузина, все покрытые тонким, плотным слоем грязи; как минимум неделю машины не трогались с места, определил Свинец, проезжая мимо.

Свернул за угол, там остановился. Из багажника достал дорожную сумку — валялась там со среды, со дня визита к братовьям. Постоял несколько минут, чтобы волосы достаточно намокли и на плечах куртки обозначились темные пятна — ему требовался максимально жалкий вид — и двинулся ко входу.

Охранник посмотрел на него с презрением.

— Торговым агентам вход не разрешен.

— Я по делу, — как бы не поняв совсем, отрапортовал капитан. — Я к Кораблику, Кириллу Кузьмичу.

Широкое лицо отразило намек на мыслительный процесс:

— А по какому вопросу?

— По личному, — ответил капитан быстро и бодро. — Я его родственник. Двоюродный брат. Из Челябинска приехал…

Лицо повторно отяготилось мыслью. Не поверил, подумал Свинец. Не похож я на родню из провинции. Наверное, следовало голову в плечи втянуть и спину сгорбить. И чтоб щетина была. Если я ехал в поезде, должна быть щетина… Не поверил…

Охранник выпрямился и дохнул на капитана водкой.

— Подождите здесь.

Сыщик смирно кивнул.

В здании царила глубокая тишина. Слишком глубокая даже для субботнего вечера. В крупных столичных фирмах, знал капитан, всегда в избытке имеются трудоголики, карьеристы и прочие желающие работать сверхурочно. Прогуляйтесь вечером выходного дня мимо любого офисного центра — обязательно увидите несколько освещенных окон. Бизнес не уважает выходные дни. Здесь же, в коридорах Фонда ветеранов спорта, пахло пылью и перегаром. Равнодушным бездельем.

Свинец посмотрел в окно и увидел подкатившую ко входу машину — из нее вышла женщина в дорогостоящем прикиде роковой красавицы. Меховой палантин, кроваво-красная помада на губах. Лицо свидетельствовало о трагически быстром прохождении дистанции от девочки до старухи. Осанка царственная.

По осанке Свинец ее и узнал. Шепотом весело выругался, подхватил свой фальшивый баул гостя столицы и бросился на крыльцо.

Впрочем, никто бы не назвал ее старухой. Только глаза, жирно накрашенные, с тусклыми белками излечившейся наркоманки, выдавали возраст — не биологический, а тот, что сопряжен с объемом пережитого; биологически ей было едва ли больше сорока пяти, взгляд же принадлежал существу, прожившему минимум три жизни.

Капитан приветственно развел в стороны руки и счастливо захихикал:

— Кого я вижу?! Катерина!

Женщина рассмеялась — коротко, нервно. Очевидно, сразу поняла, что попала в лапы капитана совершенно случайно, и теперь досадовала. А сам капитан всегда верил в счастливый случай, выпадающий каждому, кто правильно живет, и сейчас ему стало весело.

— Что ты здесь делаешь? — елейным тоном спросил он.

— А тебе какое дело?

— Дело мое простое. Уголовное.

Поджав ярко-красные губы, Катерина попыталась шагнуть к входной двери, но капитан преградил ей путь:

— Отойдем. Надо поговорить. У меня машина за углом.

— Мне некогда.

— Понимаю. Но ты же найдешь пять минут для старого друга?

— Ты очень не вовремя. Я серьезно. Тут есть охранник. Я закричу…

Капитан засмеялся:

— Этого охранника можно закошмарить палочкой от мороженого. Ты что, мне не рада?

Вежливо, но твердо он ухватил начинающую нервничать даму за меховой рукав и повлек за собой. Кивнул на вывеску Фонда:

— Как же ты связалась с такими гадами, дорогая? А? Я ожидал от тебя чего угодно, только не такого. Это же упыри и людоеды… Вот и машина моя. Залезай.

— Ты разбогател?

— О чем ты? Я все еще капитан. Тачка не моя. Конфискована у лица, совершившего преступление. Лицо созналось. А я взял покататься…

— Что тебе нужно?

— Ты не ответила на вопрос. Зачем связалась с этой гнилой конторой?

— Это тебя не касается.

— А ты мне не груби. Я же тебе не грублю. Вот и ты мне не груби. Иначе, если ты будешь грубить — то и я начну грубить, ответно. Я очень грубый. Я без мамы вырос. Повторяю вопрос: что ты здесь делаешь?

— Заходила по работе, — хрипло сказала женщина и отвернулась.

— Эта контора, значит, берет у тебя девочек?

— Может быть.

Свинец вздохнул.

— Странно. Я думал, ты остепенилась, Катерина. Замуж вышла. За нормального человека…

Собеседница капитана была женщина большого ума и выдержки; она заметно расслабилась и простым голосом ответила:

— Вышла. Почти. Только погиб он. Разбился на машине. Не успели мы расписаться. Все досталось его детям от первого брака…

— А тебе — ноль.

— Ага.

— Как говорила моя вторая жена — «не были богаты, нечего и начинать». Слушай, давай я на тебе женюсь, а? Вот у нас тандемчик будет! Жена — бандерша, муж — капитан милиции!

— Ты что, специально меня здесь караулил? Чтоб сделать предложение руки и сердца?

— Не веришь?

— Нет.

— А я серьезно.

— Не пойду я за тебя, Свинец. Ты ж голодранец.

— Ничего подобного. У меня теперь даже квартира есть. Мне, правда, за нее еще двенадцать лет платить, но все-таки… Ты мне подходишь. Женщина умная. Трезвая. Спокойная. С порошком, наверное, давно уже завязала… За здоровьем — следишь…

— Видать, крепко вас прижало, товарищ капитан.

— Ну, не то чтобы прижало… Устал один.

— Все устали. Тебе что, жена нужна, чтоб по голове гладила? Поддерживала морально? Таких сейчас не делают.

— Делают, — убежденно ответил капитан. — Искать надо.

— Тогда ищи. Искать — твоя работа.

— Ты права. Кстати, о работе. Кактуса знаешь?

Катерина напряглась.

— Нет.

Не отрывавший взгляда от лица своей собеседницы, капитан в этом месте разговора щелкнул пальцами и выкрикнул:

— Стоп! Плохо! Еще раз повторяю вопрос: знаешь ли ты Кирилла Кораблика, по прозвищу Кактус?

— Что-то слышала.

— Он здесь работает?

— Не знаю.

— Опять плохо! Кирилл Кактус работает в Фонде?

— Ну ты и сволочь, Свинец…

— Я не сволочь, а старший оперуполномоченный. Кактус работает в Фонде?

— Да.

— Где он сейчас?

— Не знаю!

— Зачем ты так, Катерина? — печально спросил сыщик. — Ты забыла, кто я? Я же твой друг. Сережа Свинец. Я тебя из говна вытащил. Я тебя от сто второй статьи отмазал. До сих пор бы сидела…

— Я не убивала. Ты это знаешь. И тогда знал. И вообще, это дело прошлое.

— Ага. Тогда поехали, Катя, — зло сказал капитан. — Поехали в отделение. Оформлю тебя как подозреваемую.

— А что случилось?

— Особо тяжкое преступление.

— Я позвоню своему адвокату.

— Звони, — дружелюбно кивнул капитан. — Сейчас — без четверти четыре. Суббота. До шести я тебя покатаю по городу, потом привезу в контору, сразу закрою в «обезьянник» — пока твой адвокат доберется в Москву… у него же загородный дом, и он сейчас наверняка именно там, в загородном доме… у камина сидит, коньячок сосет… пока он дозвонится до прокурора… а у прокурора тоже нет желания напрягаться в субботу вечером… пока все уладится… домой ты доберешься только под утро, вся на нервах… и это в лучшем случае. А в худшем — просидишь до понедельника.