Жизнь удалась - Андрей Рубанов

— Вон твое «ничего», — горько улыбнулась Марина, указав глазами на небрежный шов на колготках подружки, но тут же пожалела.

Нельзя, девчонки, попрекать подружку рваными колготками. Грешно.

Но подружка — верная, единственная — хоть и обиделась страшно, но не стала затевать ссоры.

За это я тебя и люблю, дорогая, подумала Марина, мучаясь мгновенным раскаянием, а потом решила, что просто подумать — мало.

— Извини, — сказала она. — Я тебя люблю.

— Ничего…

— Я не хотела. Прости.

— Устала ты, мать. Нервы подводят.

— Я четвертую ночь не сплю. Не могу. Вспоминаю и думаю.

— Что вспоминаешь?

— Все, — мрачно сказала Марина. — Чувствую — должна что-то вспомнить. Вчера, например, девяносто восьмой год в голову лез. Был такой день… Дефолт… Как сейчас перед глазами… Приехала к Матвееву в офис — а в кабинете его сидит кто-то маленький, лысый, тощий… Знаешь, бывают люди — великан, морда кирпичом, а посмотришь на такого — и хохотать хочется. А есть маленькие, плюгавенькие, кажется — соплей перешибешь, но вглядишься внимательно — и кровь в жилах стынет. Сидит этот маленький, с Матвеевым шутит. А я вижу — он не шутить приехал, а принюхаться. Мне улыбнулся, а глазами изнасиловал. Чуть зубами не заскрипел. Я еще, дура, юбку короткую надела… И сидела в этой юбке, под его взглядом…. Колени сжимала аж до судорог…

— И что это был за маленький и лысый?

— Не знаю. Матвей познакомил, а я забыла. Имя какое-то особенное… Кирилл, вот. Я его потом никогда больше не видела. А сейчас вспоминаю все, что могу, — и вот этот Кирилл выскочил. Жуткий он был, этот лысый Кирилл. Скользкий. Мерзкий. Десять лет прошло, а вспомнила его — меня затрясло… Теперь эта рожа у меня все время перед глазами стоит…

Надюха критически склонила набок голову.

— Четыре ночи не спать — так у тебя, мать, крыша совсем поедет. Какие угодно рожи померещатся.

— Он такой вежливый был, — Марина смотрела в пустоту. — Голос тихий. А зависть прямо из-под него течет. Самые завистливые — они же знают про себя, что они такие. И маскируются под нормальных. Вида не подают. Вот этот лысый как раз такой и был…

— Случайный человек тебе на глаза попался — а теперь ты себя накрутила, бог знает чего напридумывала…

— Это был день дефолта! — яростно, но вполголоса произнесла Марина. — Весь город с ума сошел! Все резко друг другу задолжали! В такие дни случайные люди не приходят. А приходят самые важные люди. Я тогда специально в офис к Матвееву поехала. Поддержать и успокоить. Редко ездила, очень. А тут поехала. Он тогда только-только свой магазин открыл…

— Помню, — сказала Надя. — «Вина и коньяки». На Кутузовском. Я была на презентации. Он его потом продал, да?

— Продал. Не смог раскрутить.

— Слушай, подружка. Успокойся. Я сейчас убегу, мне сегодня в ночь работать — а ты ляг и поспи. Десять лет прошло, с тех пор как ты маленького лысого урода видела — где он теперь? Зачем он? Возле твоего Матвеева таких небось сто человек крутилось и крутится…

— Это один из них, — прошептала Марина.

— Из них?

— Из тех, кто вокруг нас кругами ходит…

— У меня мексидол с собой есть. Три таблетки сразу выпей — и спать…

— …и зубами щелкают! От зависти. Слюну пускают. Ты, Надюха, небогатая, тебе не понять… И Матвеев не понимал.

Несмотря на всю его осторожность. Понимал, но не до конца. Он думал, что за железными дверями ему безопасно будет. Закрыл замок — и нормально. А тех, кто на него глаз положил и момента ждет, чтоб прыгнуть и сожрать, — таких он не видел и не чувствовал… А я — чувствовала! Тот лысый как раз такой. Людоед. Годами будет выжидать момента. Из пыльного угла наблюдать. А потом — прыгнет и сожрет. Ты говоришь — я перенервничала, всякая дрянь в голову лезет… Нет, Надюха. Матвеев принадлежит мне. С руками и ногами. И с деньгами тоже. Он мой. Что мое — то мое. А тот лысый вел себя так, словно Матвеев принадлежит не мне, а ему! И меня это задело. Мне чужого не надо, ты же знаешь, но своего — я из рук не выпущу… Если кто-то хочет забрать у меня мое — я кожей чувствую…

Подруга тяжело вздохнула.

— Я хоть и небогатая, — она едко ухмыльнулась, — но не дура тоже. Опыт есть. Все завидущие люди — обычно трусливые. Завидовать — одно. А прыгнуть и сожрать — совсем другое. На богатого человека просто так не прыгнешь. Богатый будет защищаться.

— Матвеев так же думал. Мои деньги — вот моя защита… Не знаю, Надюха. Пусть этот лысый ни при чем. Почему я о нем весь день думаю? Сердце не обманешь.

— Это не сердце. Это нервы. Измучила себя — вот и лезет в голову всякий бред. Все образуется. Найдется твой Матвеев.

— Знаю.

— Вот и успокойся.

— Пытаюсь.

— А чего морщишься?

— Живот болит. Праздников жду. Женских. Регулярных.

Надя улыбнулась.

— Тем более! У меня перед месячными вообще голова кругом идет! В маршрутке нахамят — я убить готова. Мужики все гады, а бабы — сучки. Перетерпи. Если в такой момент ты еще о месячных вспоминаешь — значит, ты крепкая баба. Все выдержишь.

— Дай бог.

— А что твой сыщик? Звонил?

— С утра к Знаеву поехал. К банкиру.

— Ну, этот ему ничего не скажет.

Марина удивилась.

— Ты знакома со Знаевым?

— Нет, — сказала Надя. — Но мне барабанщик рассказывал. Они же вместе играли. Знаев был страшный фанатик рок-н-ролла. Гитарист. Ничем, кроме музыки, не интересовался. Репетировал по десять часов в день. И остальных заставлял. Он у них в ансамбле был лидер. Говорил, что они будут самыми крутыми рокерами. Суперзвездами. Всех за пояс заткнут. А потом пришел однажды и сказал — ребята, ерунда это все, я ухожу. Деньги буду делать. Бизнес и все такое. Те ему — а как же мы? А он — как хотите… С тех пор, говорят, гитару ни разу в руки не взял. Понимаешь, что это значит?

— Понимаю. Этот Знаев — очень жестокий человек.

— Вот именно. Он ничего никому не скажет.

— Господи, — вздохнула Марина. — Да кто ж не жестокий? Посмотри на мою квартиру. Потолки оранжевые, двери железные, стекла в окнах тройные… Разве не видно, что здесь живут очень жестокие люди? Посмотри на мой лоб. Видишь — шрам? Разве это не доказательство моей жестокости? Надюха, мы все такие. Жестокость — это нормально. У жестоких больше шансов выжить…

Подруга пожала плечами.

— Квартира как квартира. Хорошая. Просторная. Я бы от такой не отказалась. Только тут прибраться надо, Марина. Хочешь — давай вместе приберемся, а? Простая физическая работа успокаивает. Давай порядок наведем! Порядок в доме — порядок в голове…

Марина небрежно отмахнулась.

— Возьми телефон, набери семь цифр — придет женщина. Уроженка Молдавии. Средняя зарплата на ее родине — пятьдесят российских рублей в месяц. За двести рублей в день она тебе такой порядок наведет — ахнешь.

— Да. А потом сережки пропадут.

— Не пропадут, — отрезала Марина. — Это у лохов пропадают. У дур всяких, кто деньгам счета не знает. А у тех, кто жесток, ничего не пропадает. Они свое добро берегут и надежно прячут. Что мое — то мое, Надюха. Не буду я убираться. Напьюсь и спать лягу… В такую жуткую погоду из постели вообще вылезать нельзя…

6. Самый нормальный

— Да, я нормальный, — сказал Матвей, ощутил сухость в горле и прокашлялся, почти так же, как это делают живые. — Самый нормальный. Обыкновенный. Обычный. У меня нет талантов. Даже способностей к чему-нибудь. Есть только имя. Тройное. Я Матвеев Матвей Матвеевич, и все. Я не интеллектуал. Не красавец. Не гений секса. Не монстр бизнеса. Я не самый ловкий, не самый быстрый, не самый дальновидный. Я всегда оценивал себя очень трезво. Я не хотел богатства. Я не хотел приключений или каких-то особенных страстей. Я искал спокойной жизни. Как у всех. Чтоб — маленький бизнес. Чтоб — дом. Чтоб в доме — достаток. Чтоб жить, как большинство…

— Думаешь, что обычные — в большинстве?

— Я не могу думать, — грустно констатировал Матвей. — Я умер, зачем мне думать? Это не мысли. Это было в душе… Понимаешь?

— Понимаю.

— Скажи, кто ты.

— Тот, кто тебя понимает. Ты был уверен, что обычных много — это ошибка. Серьезная. В твоем случае — роковая. Смертельная. Посмотрим, кто окружал тебя при жизни. Это кто?

— Разблюев, — печально сказал Матвей. — Мой заместитель.

— Он обычный? Нормальный?

— Нет, конечно. Он музыкант. Больше того, он рок-музыкант. Барабанщик. Наполовину безумное существо. Не от мира сего. Разве нормален человек, в голове которого все время играет музыка? Там такое намешано… Нереализованные амбиции… Две жены, от обеих дети… Сорокалетний мальчик — вот кто такой Разблюев.

— Зачем же ты держал его возле себя?

— Его прибило ко мне само собой. Искал человека на нужную должность — и нашел. То, что он ненормальный, мне не мешало. Он справлялся. А главное — он не сволочь, Разблюев…