Плач богов (СИ) - Владон Евгения

Заливистый смех Полин тоже невозможно было отличить от искреннего и всё же… Что-то в этом диалоге настораживало. От обычного обмена любезностями и заискивающих комплиментов он чем-то всё-таки да отличался. Только вот чем?

- Безусловно, мисс Джули, я всё ему передам, как и заставлю пошить к балу новый фрак.

_______________________________________________

*агенд- [от нем.Agenda– записная книжка] дамский бальный аксессуар. Памятная книжка, в которую записываются распорядок бала и имена кавалеров, заранее изъявивших желание танцевать тот или иной танец. Обычно представляет собой изящный миниатюрный блокнотик с вложенным в него карандашом

Глава девятнадцатая

Прямой поезд «Карлбридж-Гранд-Льюис» прибывал на железнодорожный вокзал в пригороде по воскресеньям где-то около часа или в начале второго по полудню. Адэлия знала об этом и по привычке посматривала на карманные часы своего деда, которые постоянно носила на цепочке позолоченного шатлена* от Тиффани, прикреплённого к поясу на талии вместе с другими столь же необходимыми дамскими аксессуарами. По крайней мере, у неё был повод, чтобы проверить сохранность всех носимый с собою ценных вещей, особенно, когда она выходила в город и в такие людные места, как Торговая Площадь.

Хотя данная привычка появилась у неё ещё задолго до того, как она прикрепила к поясу платья свой первый шатлен, а к тому – часы деда. И, как ни странно, она так и не сумела избавиться от неё, даже спустя более двадцати лет, когда, как, казалось бы, она должна была уже давным-давно утратить своё первостепенное значение. Но ни со временем, ни с приобретённым опытом и более взрослым осмыслением жизненных ценностей, прописавшаяся условным рефлексом свычка так и не утратила былой силы, напоминая о себе каждую неделю в определённый временной отрезок и каждый месяц из года в год. Это воскресенье тоже не было исключением из правил, хотя каких-либо надежд по данному поводу Адэлия перестала испытывать уже чёрт знает сколько минувших лет назад.

Конечно, ей хотелось верить, что от былых чувств маленькой, не в меру глупой девочки не осталось и следа, и по всем законам человеческой жизни они были обязаны скончаться едва не в самом зародыше, при чём от руки того человека, кто и бросил в благодатную почву данные семена, но не сделал ничего из того, чтобы позволить им приняться и прорасти. Ему и не надо было ничего делать, а ей… А она вообще никто и ничто, и у неё никогда не было и не будет прав на что-либо вообще, как и на то, чтобы что-то требовать и уж тем более ждать. Хотя на счёт ждать, здесь, увы никто и никак запретить ей не мог, даже она сама.

Всё равно заглянуть со стороны в чужую душу и мысли невозможно. А то что скрыто от посторонних глаз, таковым и останется, если сам не захочешь с кем-то поделиться сокровенным, а это, как говорится, уже на твой риск и страх.

Это воскресенье и без того выдалось эмоционально неприятным. После разговора с сыном, хотелось вернуться в «Ночную Магнолию» и запереться в своих комнатах до скончания дня, зарывшись головой в счета и бумаги, связанные с расходами и накопившимися проблемами заведения. Но и там таились соблазны, от которых она едва ли захочет сдержаться. Например, устроить ревизию в комнатах девочек, отчитать как минимум половину из них за несоблюдение установленных правил, ну и, соответственно, взыскать с них по полной, как того и требовали те же правила.

На благо рядом оказалась Барбара, которая потащила её на Торговую площадь на воскресную ярмарку в попытке утихомирить свою старую подругу одним из проверенных женских способов – тратой денег на нужные (и ненужные в особенности) покупки. Правда и там пришлось пару раз пересечься с Киллианом и кое-как сдержаться, чтобы не подойти к тому и не одёрнуть на глазах стольких свидетелей. Да и кто она такая, чтобы устраивать на людях какие-либо семейные разборки? Уж кого-кого, а праздную публику Гранд-Льюиса хлебом не корми, дай только на радостях поглазеть на подобные представления. Даже её, которую по жизни преследуют презрительные взгляды с осуждающим шипением в спину от местных матрон, всё ещё коробило от столь завышенного внимания со стороны по большей части незнакомых людей. Ведь приходилось не просто пересекаться с ними со всеми на одном пути, на улицах или в магазинах, а именно волей-неволей вступать в их чёрное облако оскорбительных мыслей и неприкрытой брезгливости. И днём оно ощущалось как никогда острее, подобно концентрированным испражнениям удушающего смрада, от налипшей на кожу грязи коего тянуло поскорее отмыться.

Как ни странно, но ночью такого никогда не ощущалось. Ночью все кошки становились серыми и те самые благочестивые граждане не совали на улицу носа ни под какими из возможных предлогов. Про мужчин даже заикаться не имело смысла. Этим баловням жизни всегда всё прощалось и сходило с рук, не важно, какого они социального статуса и насколько грешны перед богом. Если им не только спускались с рук постоянные измены тем же жёнам, но и принималось за норму заводить содержанок или любовниц, то о чём ещё было можно говорить?

Родиться женщиной уже считалось незавидной участью, а родиться проституткой – и подавно. Но даже последним удавалось как-то приспосабливаться и жить так, как к ним относились и как от них все и ждали. Жить во грехе и всеобщем осуждении, забывая о своём человеческом предназначении и превращаясь в то, к чему иные побояться прикоснуться из страха испачкаться, либо словить какую заразу. Только цивилизованное общество едва ли когда-нибудь догадается о сокрытой от их глаз тайной структуре теневой власти, которая всегда контролировала и будет контролировать существование данного чёрного дна. И пока это общество само заражено изнутри и будет гнить из века в век от своих навязанных другими жизненных ценностей, по улицам их городов будут не только гулять презираемые ими падшие женщины, но и кто похуже: сутенёры, воры, да убийцы.

Хотя… пусть радуются. Пусть тешат себя мыслями после встречи с такими, как Адэлия Вэддер, что они лучше, чище и безгрешны. Ей не жалко. Если ей удаётся своим появлением поднимать чужую самооценку, это тоже немало. Ведь всё, что её от них отличает, то, что она берёт деньги за то, что те выполняют по своему супружескому долгу, даже не догадываясь, что постель тоже может служить в умелых руках орудием тайной власти. Большая часть из них выходила за муж не по любви, их семьи заключали самые обычные сделки по купле и продаже того же живого товара. И то что они ложились в постель к нелюбимому (зачастую отвратному) супругу для обязательной консуммации брака, не делало их от этого какими-то особенными и уж тем более святыми в глазах других. Но им хочется думать иначе и верить в это, как в непреложную истину. Что ж. Пускай веруют, ибо любая вера на том и основывается. Чем нелепее и абсурдней предмет веры, тем быстрее в него уверуешь. Такова человеческая природа. Каждый хочет быть лучше и выше другого, хотя бы в собственных глазах. Ведь скажи им, что у Адэлии Вэддер за всю её профессиональную карьеру был только один клиент, разве они в это поверят?..

Она вернулась на Ковент Авеню намного позже послеобеденного часа, успев за это время сделать пару витков по рынку и заглянуть в несколько примыкающих к площади магазинчиков. Всё это время Барбара не отставала от неё ни на шаг – её персональный ангел хранитель и незаменимая правая рука. Хотя Адэлия и не подавала виду, что тянулась всеми помыслами к дедовым часам. При чём настолько сильно, что даже забывала о собственном сыне и о последнем с ним выяснении отношений. Но, видимо, её рассеянности подверглась и сама Барбара, которая тоже была осведомлена о расписании поездов, прибывающих из южной столицы, не меньше, чем её близкая подруга. И обе не затрагивали данной темы на протяжении всего проведённого рядом с друг другом времени, впрочем, как и делали всегда каждое воскресенье, так и не задав держащийся на честном слове на кончике языка вопрос: «Как ты думаешь… возможно, что Он приедет в Гранд-Льюис сегодня?»