Любовь не кончается: Джулитта - Элизабет Чедвик

Если не слова, то его миролюбивый голос оказал на раненого должное впечатление, и тот успокоился.

Фейсал внимательно осмотрел стрелы, торчащие из тела жертвы, лихорадочно обдумывая, что с ними делать: вынимать или пока оставить на месте. В течение долгого времени путешествуя с армией господина Родриго, мавр приобрел богатый врачебный опыт и уже не раз сталкивался с похожими ранениями.

Солдаты принесли одеяло и укрыли им раненого, оставив открытыми левый бок и плечо. Осторожно разрезав ножом рукав, лекарь обнажил поврежденную стрелой плоть. К счастью, рана на руке оказалась не слишком серьезной: острие стрелы повредило только кожу и мышечную ткань.

— Сейчас будет больно, — предупредил Фейсал по-французски, поймав встревоженный взгляд молодого человека.

— Делайте все, что нужно, — прохрипел паломник, облизнув пересохшие губы.

Мавр крепко обхватил стрелу обеими руками и резким сильным рывком отломал древко Тело раненого выгнулось, дыхание стало прерывистым. Не теряя времени, Фейсал достал из мешочка, висящего на поясе, маленький флакон, открыл его и вылил на кровоточащую рану несколько капель прозрачной жидкости. Молодой человек вскрикнул от боли.

— Сожалею, — обронил Фейсал, — но только так можно очистить рану. Позднее я извлеку наконечник стрелы, а сейчас посмотрю, что с бедром.

Раненый лежал с закрытыми глазами и тихо стонал. Один из воинов, мужчина лет тридцати с небольшим по имени Анджело, присел на корточки и встревоженно поинтересовался:

— Он будет жить?

— Трудно сказать, — ответил лекарь, не отводя глаз от паломника. — Он достаточно силен и вынослив и только поэтому жив до сих пор. Находится в полном сознании, понимает, что я делаю, и способен реагировать на происходящее. Теперь все зависит от того, перенесет ли он дорогу. Единственное, что я могу сделать сейчас, это выломать древко второй стрелы и попытаться согреть раненого — он насквозь промок. Извлекать наконечники в таких условиях я не рискну. — Фейсал не столько разговаривал с воином; сколько мыслил вслух, стараясь убедить себя в правильности решения.

— Но может ли он сидеть в седле?

— Ему придется. Я сяду позади него и буду поддерживать. — Сильные смуглые руки лекаря потянулись ко второй стреле.

Глядя на него, Анджело болезненно поморщился.

— Он ранен в живот?

— Не думаю. Для такого ранения он ведет себя слишком спокойно, — сказал Фейсал, внимательно осматривая рану. — Думаю, что ему просто повезло. У этой раны такой же характер, как и у первой — повреждены только кожа и мышцы. Внутренние органы, видимо, не задеты. — Быстрым движением сломав второе древко, он снова наклонился к ране и принюхался. — Я опасался, что острие могло повредить почку, но, к счастью, запаха мочи нет. Да, пожалуй, он выживет.

Фейсал снова достал бутылочку и прочистил вторую рану. Тело молодого человека опять забилось в конвульсиях боли, но быстро затихло.

Перехватив встревоженный взгляд Анджело, лекарь проверил у раненого пульс.

— Ничего страшного, просто он потерял сознание. В таком состоянии он даже легче перенесет дорогу. — Фейсал провел рукой по груди лежащего. Неожиданно его пальцы нащупали в подкладке рубахи что-то плоское, круглое и твердое. Монеты? Его догадка подтвердилась, когда он обнаружил еще несколько предметов такой же формы. Монеты зашила в подкладку умелая рука. Фейсал был уверен, что они составляли лишь малую долю того, чем владел незнакомец.

— Интересно, кто он? — пробормотал заинтригованный Анджело.

— Если Аллах будет милостив к нему, мы узнаем об этом из его собственных уст. — Поднявшись на ноги, мавр задумчиво почесал бороду. — Одежда выдает в нем франкского торговца, причем очень богатого. Полагаю, что на эту землю его привело не только желание совершить паломничество. Наше дело довезти его до Компостелы, а там господин Родриго сам разберется, что к чему.

Бенедикт попытался пошевелиться, но не смог. Казалось, кто-то приковал его к земле, вогнав в тело два толстых гвоздя. Он слышал крики и стоны, видел, как его спутники, захлебываясь в крови, падали замертво. Он попытался было позвать на помощь, но крик застрял в горле. Медленно погружаясь во тьму, он увидел мертвую Жизель.

Когда мрак расступился, Бенедикт понял, что попал в преисподнюю. Рядом с ним сидел на корточках темнокожий черт с черными как смоль глазами и редкой седой бородой. Тот ощупывал его раны и бормотал заклинания на странном гортанном языке. Молодому человеку показалось, что он услышал слово «Вельзевул». Время от времени черт переходил на беглый французский, однако Бенедикт закрывал глаза и притворялся, что ничего не слышит. Изредка к черту подходили странные люди, очевидно его подручные Несколько раз Бенедикта навещал священник в темно-коричневой рясе и с массивным серебряным крестом на груди. Он убеждал молодого человека чистосердечно покаяться в грехах, чтобы очиститься перед небесами Бенедикт не помнил, что он отвечал священнику. Скорее всего, действительно покаялся, потому что, очнувшись в следующий раз, почувствовал, что его переносица смазана еще не высохшим елеем. Неужели в аду исповедовали и совершали обряд миропомазания?

Осторожно приподняв веки, Бенедикт огляделся по сторонам. Но рядом, к его удивлению, не оказалось грозного судьи, готового провозгласить волю Господа. Он увидел холодные белые стены и высокий деревянный потолок, шкаф из темного дуба и закрытую нишу, под которой стояла масляная лампа. Через щель между ставнями пробивалась полоска солнечного света. Она падала на кровать и окрашивала покрывало в яркие цвета. На подоконнике лежали три крупных спелых апельсина. Бенедикт задумался: все, что его окружало, больше походило на рай, чем на ад. Кроме того, он чувствовал боль: левый бок от плеча от бедра полыхал пламенем, словно кто-то прижег его раскаленным железом.

Бенедикт чувствовал себя беззащитным, как жук, перевернутый на спину. Он отбросил правой рукой край покрывала и взглянул на свое покрытое кровоподтеками тело: белоснежная повязка, закрепленная булавкой, облегала левое предплечье, нижняя часть живота от последнего ребра до бедренной кости также была туго перебинтована. Бенедикт, который и раньше-то не отличался особой полнотой, сейчас исхудал настолько, что ни один стервятник не позарился бы на его кости.

При мысли о стервятниках он снова будто наяву увидел окровавленные тела, разбросанные на берегу ручья, и огромных черных птиц, кружащих над ними. Затем в его сознании всплыли еще более неприятные образы — падальщики в человеческом обличий. Они бродили среди трупов, и кинжалы в их руках то и дело опускались к мертвым, подобно птичьим клювам.