Знакомьтесь, Черчилль - Синклер Маккей

британских и американских солдат. Черчиллю не потребовался микрофон: благодаря акустике его голос идеально разносился под палящим тунисским солнцем.

Он сказал, что это был «большой шаг по направлению к миру, дому и славе». После этих слов солдаты, размахивая головными уборами, трижды прокричали приветствие. Черчилль в ответ нацепил свою топи на трость, поднял и потряс ею.

Позже Черчилль — после короткой встречи со своим сыном-солдатом Рэндольфом, который вскоре высадился с парашютным десантом в Югославии, — в беседе с Иденом и генералами Аланом Бруком и Гастингсом Исмеем сказал о той речи в амфитеатре: «Я говорил там, где воздух разрывали крики христианских девственниц, пожираемых рычащими львами. Но я не лев и уж точно не девственница!»

Шандигафф для старого дитяти. Леди Диана Купер, Алжир, 1944 год

[112]

В 1944 году Даффа Купера назначили представителем Великобритании во Французском комитете национального освобождения в Алжире, и они с женой Дианой поселились там на несколько месяцев. Они прибыли туда в январе, и их приветствовали Черчилль, который опять приехал в Северную Африку и которого Диана называла «полковником», и его дочь Сара (она недавно развелась с Виком Оливером). Черчилль только что встречался с генералом де Голлем на саммите в Марракеше. Теперь он намеревался насладиться несколькими деньками в лучах палящего зимнего африканского солнца. Диана Купер ярко запечатлела те дни в своих письмах.

10 января 1944 года

«И вот я здесь, над глубоким романтическим ущельем, где Альф бежит, поток священный[113], — пишет Диана Купер, цитируя стихотворение Сэмюэла Кольриджа. — Восхитительно жарко: на небе ни облачка. Мы только что потрясающе пообедали al fresco[114] — ветчина и цыпленок под майонезом, фрукты с gateaux[115], запивали шандигаффом (лагером и имбирным элем. — С. М.). Это был чудеснейший entr’acte[116] в мрачности и страшной нищете Алжира».

Этот список — увидь его в те времена люди, жившие на продовольственные талоны в серой, безбанановой Британии, — вызвал бы общенациональное цунами слюноотделения. Но таков был мир Черчилля: его излишества часто были бессознательными. Вот еще одна весьма красочная деталь:

«Мы прилетели сюда на прекрасном самолете полковника. Полет занял четыре часа, и я его выдержала. В воздухе нам подавали вдоволь шампанского, и трое очаровательных молодых джентльменов были к нашим услугам.

Сама вечеринка — чистый цирк. Происходит все во дворце наслаждений какой-то миллионерши, повсюду мрамор и апельсиновые деревья, фонтаны и плитка… На вилле имеется большая дешифровальная установка, на которой работают девушки-операторы из женского добровольческого корпуса; картографический зал, множество секретарей; ваш старый доктор йоменов[117], лорд Моран.

Жена полковника и его дочь Сара (она служит в женском добровольческом корпусе) встретили нас на аэродроме и доставили во дворец наслаждений на американской машине с огромной белой звездой на камуфлированном боку».

Далее идет бессмертное описание самого Черчилля: «Там нас ждал наш старый дитя в своем комбинезоне, десятигаллонной ковбойской шляпе и ужасно рваном восточном халате, пышущий здоровьем, бодрый и в отличном настроении…»

Черчилль, хоть по виду и не скажешь, за месяц до этого перенес сильнейшую пневмонию в Тунисе. Он заболел во время поездки по Средиземноморскому театру военных действий с посещением войск и военных баз. Теперь в Алжире его сопровождал личный врач лорд Моран. Диана Купер следила за ним тревожным взглядом, убежденная, как и многие другие, что премьер-министр перенес тогда сердечный приступ.

13 января 1944 года

«Позже, после [военного] смотра, который продолжался весь день и показался мне довольно изнурительным для Уинстона, у нас состоялся восьмой и последний пикник. Мы отправились на него восемью машинами с белыми звездами на боках и водителями-американцами (весь город под контролем исключительно американцев), по два-три гостя в каждой. Нас сопровождали несколько [охранников], а также был фургон, груженный разными яствами, напитками, подушками, столами, стульями и пуфами. Наша авангардная группа выдвинулась на час раньше основных сил, чтобы провести рекогносцировку и выбрать поляну в нескольких милях отсюда, безветренную, сравнительно плодородную и зеленую, по возможности с источником воды.

Мы проехали по стране миль восемьдесят[118]… тут очень красиво, все оливково-зеленое, плодородное, с городами, обнесенными стенами и укрепленными касбами[119]. Мы поднялись в знаменитое ущелье… там и решили погулять в свое удовольствие… и тут, словно по велению джинна, кто-то намешал коктейлей, разложил ковры и подушки; появились столы и фуршетные стойки. Когда мы закончили приготовления, прибыла основная компания.

Полковник тут же уселся в удобное кресло, под ноги ему постелили коврик, на колени положили подушку, которая служила и столом, и подставкой для книг и т. д. Далее последовала тревожаще бесконечная череда бокалов виски и бренди, каждый раз предваряемыми шутками, обращенными либо к Эдварду, в прошлом бармену из Америки, либо к лорду Морану в форме просьбы о врачебной консультации. Я ни разу не слышала, чтобы лорд доктор что-нибудь ответил; возможно, он знал, что возражать бессмысленно.

Потреблено много виски и бренди, хорошего мяса, салата и “маленьких белолицых тарталеток” (по выражению Уинстона)».

Черчиллю под палящим солнцем пришла в голову идея: он настоял на том, что должен спуститься по склону ущелья, встать на один из огромных валунов внизу и полюбоваться оттуда видом на равнины. Доктор Моран взволновался и сказал, что это не очень хорошая идея. Черчилль явно не собирался слушать доктора. Он начал спускаться под присмотром своего верного телохранителя инспектора Томпсона. В итоге премьер-министр добился своего и залез на валун, но люди, которые ждали его наверху, смотря на все это, не могли не думать о том, что спуститься-то туда — дело нехитрое. Удастся ли почти семидесятилетнему мужчине, только после серьезной болезни, да еще в страшную жару, подняться назад?

«Я считала, что если найти веревку или ремень, протянуть ему за спиной и чтобы двое мужчин шли впереди и тянули за концы, то это будет лучше, чем просто тащить его за руки, — писала Купер. — Я не смогла найти ничего более подходящего, чем длинная скатерть; я свернула ее в жгут и спустилась с ней вниз. И все вышло отлично! Он совсем не думал о том, что выглядит смешно (одно из его удивительных качеств), поэтому оперся спиной на льняной жгут. Парни потащили нашего спасителя наверх, а старик Моран в перерывах проверял его пульс. Продолжать восхождение позволялось только после того, как доктор подтверждал, что подъем не сказывается на его сердце».

«В пылающих недрах звезд». Нильс Бор, 1944 год

[120]

После Дня Д в июне 1944 года и вторжения союзников в оккупированную Германией Европу война против Гитлера перешла к завершающему этапу, хотя вермахт