Знакомьтесь, Черчилль - Синклер Маккей

напоминал Шалтая-Болтая из детской сказки. Другим вечером в Чекерс-хаусе Черчилль — порядком освежившись виски — прямо в главном зале решил похвастаться перед генералом приемами штыковой атаки. «Я впервые видел Уинстона настолько расслабленным и беззаботным, — писал позже Брук. — Меня просто трясло в конвульсиях от хохота, когда я наблюдал, как он демонстрирует в холле Чекерс-хауса упражнения со штыком, одетый в свой комбинезон. Помнится, я тогда подумал: а как бы справился с такой демонстрацией навыков владения оружием Гитлер?»

Однако, несмотря на комедийность, в мужестве у Черчилля недостатка не было, что он и доказал на борту миноносца «Кельвин», приказав экипажу нацелить орудия на немецкие артиллерийские позиции, которые заметил на французском побережье. Их с Бруком доставили на берег на машине-амфибии, где прибывших встретил фельдмаршал Бернард Монтгомери. Несмотря на серьезные — и обоснованные — опасения многих по поводу присутствия премьер-министра в зоне боевых действий, та его поездка в Нормандию стала событием фантастического исторического символизма.

Когда их везли в прибрежный городок Крелли, где размещалась штаб-квартира Монтгомери, Черчилль, глядя в поля, с удивлением указал Бруку на «откормленные стада на сочных пастбищах». Он явно ожидал увидеть более мрачные картины, скорее, похожие на то, что видел в годы Первой мировой войны.

До линии фронта было рукой подать. Воздух вдалеке казался синим и плотным от дыма битвы, бушевавшей в Кане. Премьер-министр видел, как по реке Орн перебрасываются свежие войска и перевозится огромное количество боеприпасов. Солдаты приветствовали его с огромным воодушевлением. Как заметил еще один наблюдатель тех событий, адмирал Каннингем, Черчилль «выглядел довольно возбужденным» и «временами вел себя немного по-детски». Надо полагать, юношеское ликование почти семидесятилетнего мужчины — в тот ответственный момент истории — было скорее восхитительным, чем неприглядным.

Однако по возвращении премьер-министра жестко раскритиковали в парламенте за то, что он рисковал собой, отважившись так близко подойти к линии фронта. В его защиту выступил тогда Брендан Брэкен, единственный друг Черчилля среди депутатов парламента:

«Сомневаюсь, что кто-либо в этой палате знает об ужасном бремени, которое несет на себе премьер-министр. Он работает более шестнадцати часов в сутки, а распорядок его дня скучнее и тяжелее, чем у любого человека в истории. Я согласен, существуют разные степени готовности к риску, но долгие часы работы в душном офисе гораздо опаснее для здоровья человека, чем выход в море под защитой Королевского флота… Малоподвижный образ жизни чреват и другими рисками. Например, немало бомб было сброшено очень близко к кабинету премьер-министра в Уайтхолле…

Вывод из всего этого таков: на войне невозможно совсем избежать риска. Поэтому коллеги премьер-министра всегда счастливы, когда он выходит на свежий воздух и радует свое сердце общением с воинами. Премьер-министр уже рисковал в этой войне, возможно, ему придется рисковать еще много-много раз. Нет такой жертвы в части собственного здоровья или комфорта, которую он не принес бы ради блага Британии. Он был и остается лидером храброй нации в самые темные часы ее истории, и никто не запретит премьер-министру рисковать, если он чувствует, что так он может сделать что-то для спасения драгоценных жизней наших воинов, наших спасителей и, надеюсь, наших скорых освободителей».

Союзникам предстояло пролить еще много крови, поскольку продвижение союзнических войск к Рейну и дальше в Германию встречало отчаянное сопротивление вермахта. Однако теперь волна, развернувшись в противоположную сторону, превратилась в бурный поток. После зимних боев в замерзших лесах, и вместе с Красной армией на ее уверенном марше с востока на запад, Черчилль — и его народ — уже ощущал вкус победы.

«Мы зажжем все лампочки». Лондонские толпы, 8 мая 1945 года

[122]

Отзвонили церковные колокола. Гитлер мертв, он совершил самоубийство в подземном бункере. Нацистский режим побежден, Германия капитулировала. Война на Востоке против японцев продолжалась, но в Лондоне день победы в Европе праздновали с размахом. Объявив в радиоэфире об окончании войны, Уинстон Черчилль вышел с Даунинг-стрит и влился в огромную ликовавшую толпу, затопившую Уайтхолл. По оценкам репортера Daily Mirror, там было с полсотни тысяч человек. Чуть позже на «задрапированном багряной тканью с золотом» балконе Букингемского дворца перед многочисленной толпой появилась королевская семья. Там же был и Уинстон Черчилль — «с непокрытой головой», как написала все та же Daily Mirror. Не было ни его традиционной сигары, ни знака победы, ни речей. Все это казалось неуместным. Черчилль отвесил стоявшим внизу людям «низкий общий поклон». Позже он вернулся на Даунинг-стрит, а толпы на аллее Мэлл и вокруг парка Сент-Джеймс всё скандировали: «Даешь Винни[123]!»

В тот вечер, впервые за шесть лет, город засиял всеми фонарями и лампочками, всем светом, которого его лишили на период затемнений. Биг-Бен окутался роскошным сиянием, и Черчилль вышел на балкон Министерства здравоохранения, выходивший на Уайтхолл. Широкая улица была еще плотно забита гражданскими и солдатами. Как и Трафальгарская, и Парламентская площади. Самые ловкие для лучшего обзора вскарабкались на фонарные столбы.

«Мои дорогие друзья, настал ваш час, — провозгласил Черчилль. — Это победа не какой-то партии или класса. Это победа великой британской нации в целом. Мы на своем древнем острове первыми обнажили меч против тирании. И какое-то время мы оставались одни лицом к лицу с самой огромной военной мощью, которую кто-либо когда-либо видел. Мы оставались одни целый год. Мы стояли насмерть. Разве кто-нибудь из нас был согласен сдаться?»

Эти слова были встречены ужасающим ревом толпы: «Не-е-ет!» — как в каком-то мюзик-холле или пантомиме. Потом Черчилль спросил: «Разве мы пали духом?» И снова тот же рев: «Не-е-ет!»

«Свет погас…» — сказал он, и тут в толпе раздался смех, поскольку из-за технического сбоя именно в эту секунду на балконе министерства потухли все лампочки. Черчилль продолжил, явно наслаждаясь столь тесным взаимодействием со своими многочисленными слушателями:

«Свет погас, начали падать бомбы. Но ни один мужчина, ни одна женщина и ни один ребенок в стране даже не подумали о том, чтобы прекратить борьбу. Лондон не мог не выстоять. И вот, после долгих месяцев, мы вырвались из когтей смерти, из пасти ада, и весь мир дивился, глядя на нас. Когда же пошатнется репутация и вера этого поколения английских мужчин и женщин?

Знайте же, что в ближайшие годы люди не только этого острова, но и всего мира, везде, где в человеческих сердцах поет птица свободы, будут оглядываться на то, что мы сделали, и говорить: “Не отчаивайтесь, не поддавайтесь насилию и тирании, идите вперед и умрите, если понадобится, — непобежденными”. Мы вышли из одной смертельной битвы — ужасный враг повержен и ждет нашего суда и нашей милости.