Знакомьтесь, Черчилль - Синклер Маккей

понимают, что демократия не является совершенной. Правильно было сказано, что демократия — наихудшая форма правления, за исключением всех остальных, которые пробовались время от времени».

Самым логичным шагом для семидесятилетнего политика, смещенного с Олимпа, было бы удалиться на заслуженную пенсию. Именно об этом его просила Клементина. «Нет худа без добра, возможно, это скрытое благословение», — сказала она тогда мужу. «Если так, то оно очень уж хорошо скрыто», — парировал Черчилль.

О чем тогда не сообщалось официально, так это о том, что король предложил Черчиллю герцогский титул. Это весьма значимо, ведь вне королевской семьи последний раз такой чести удостаивался в 1874 году Хью Гросвенор, ставший герцогом Вестминстерским (отчасти потому, что этот фантастически богатый землевладелец был старым другом семьи королевы Виктории, а отчасти по настоянию премьер-министра Уильяма Гладстона). Черчилль отказался от чести стать герцогом Дуврским: это лишило бы его места в палате общин. Теперь он был лидером оппозиции, преисполненным решимости вернуться на Даунинг-стрит. Он по-прежнему оставался депутатом от избирательного округа Вудфорда (после пересмотра границ Эппинга было создано новое место в парламенте). Гораздо скромнее и без особой помпезности, но председатель его избирательного округа, сэр Джеймс Хоки, сделал все, чтобы Черчилль получал причитающиеся ему почет и уважение от своих избирателей. Не герцогский титул, но очень трогательно.

«Уонстедская свобода для мистера Черчилля. На впечатляющей церемонии, состоявшейся в большом зале школы Бэнкрофта (Вудфорд), округом Уонстеда и Вудфорда мистеру Уинстону Черчиллю и миссис Черчилль была дарована почетная свобода, — сообщалось в местных газетах 22 октября 1945 года. — Присутствовавшие на мероприятии семь сотен людей оказали экс-премьеру и его жене поистине восторженный прием».

Школа Бэнкрофта (она, кстати, все еще там, среди зеленых холмов Вудфорд-Грина) изначально создавалась в XVIII веке для бедных мальчиков Ист-Энда, и ее дух в 1945 году оставался примерно таким же, что и столетия назад: многие школьники учились на стипендию и были выходцами из неблагополучных районов, таких как Степни и Боу. Среди тех, кто вел церемонию, где Черчиллю с почестями вручили позолоченную булаву и иллюминированный свиток, был сэр Джеймс Хоки. А затем Черчилль поднялся, чтобы произнести речь.

«Я честно признаюсь вам, друзья мои, что, когда на всеобщих выборах меня лишили почетной задачи руководить нашей страной, без боли и сожалений не обошлось. Я искренне надеялся, что положение, которое я завоевал в мире, опыт и знания, которые я приобрел, связи с другими странами и лидерами, выкованные в горниле войны, станут отличным подспорьем в это решающее переходное время и в судьбоносной работе ради возрождения жизни и славы Европы, окруженной гарантированным миром во всем мире.

Но я не стану тратить ни ваше, ни свое время на пустые сетования; напротив, вы можете быть уверены, что я без малейших колебаний всецело посвящу себя выполнению любых обязанностей на моем пути…»

Как писал автор репортажа, эти слова оратора были встречены бурными аплодисментами. Несмотря на масштабное политическое землетрясение, ничто не уменьшило ни авторитета Черчилля, ни его популярности в избирательном округе, ни его энтузиазма по поводу участия в жизни региона. Примерно в то же время он стал покровителем Вудфордского оперно-драматического общества, что, по словам его бизнес-менеджера Дона Лича, по понятным причинам «привело в восторг и чрезвычайно взбудоражило» левое крыло электората. Появление Черчилля на местных мероприятиях всегда вызывало взрыв восторга. Однажды его машина проезжала мимо детского праздника, и он, ненадолго заглянув туда, щеголял среди малышей в «цветастой шляпе для вечеринок». Многие ли из присутствовавших в тот день на церемонии в школе Бэнкрофта могли предположить, что этот величественный, но уже пожилой государственный деятель будет продолжать в том же духе вплоть до 1960-х?

Карточный домик. Гарри Трумэн, 1946 год

[127]

В кинохронике Universal Studios от января 1946 года показан теплый прием Уинстона Черчилля в Майами — это был начальный пункт его «шестинедельного турне» по США. Естественно, первым делом — после того как он ненадолго отвлекся на красоту местных бабочек, которых всегда обожал, — Черчилль дал пресс-конференцию. На ней он яростно высказался против любых движений к тому, что голос за кадром в кинохронике назвал «мировым коллективизмом».

Пока лейбористское правительство Клемента Эттли билось над восстановлением Британии — в условиях постепенной демобилизации солдат, продолжающегося нормирования продовольствия и жесточайшей экономии, — Черчилль решил отправиться в очередное турне по США. Он никуда не спешил. Он направлялся с юга на север, начав с серф-клуба в Майами. В Вашингтоне, округ Колумбия, Черчилль побеседовал с президентом Трумэном — рандеву прошло заметно теплее, чем их предыдущая встреча в Потсдаме, — и они решили вместе отправиться в тысячемильное путешествие на поезде на родину Трумэна, в штат Миссури.

По пути Трумэн — заядлый игрок в покер — соблазнил Черчилля на несколько партий. Но тот, судя по всему, особыми талантами к картежным играм не блистал.

В какой-то момент, уже практически до нитки обчищенный президентом и еще парой игроков, тоже из Белого дома, Черчилль, извинившись, вышел в туалет. В его отсутствие Трумэн сказал товарищам по игре, что нужно дать сопернику победить, чтобы вернуть его в игру.

Конечно, всегда соблазнительно найти в тех или иных событиях политическую символику: послевоенная Европа лежала в руинах и ждала омолаживающих инъекций в виде американских денег в рамках «плана Маршалла». Трумэн, возможно, видел и в самом Черчилле, и в нации, которую он представлял, что-то жалкое и плачевное. Может, у него было некое ощущение попранной гордости. В конце концов, всего за несколько недель до этого Клемент Эттли выступал перед Конгрессом США, и его заявление о том, что британское правительство планирует начать национализацию ключевых отраслей промышленности, было встречено с явным сомнением. А может, президент США хотел помочь Черчиллю «вернуться в игру», поскольку осознавал важность прочной дружбы с государственным деятелем, явно более созвучным с американским энтузиазмом по поводу свободных рынков, чем премьер-министр?

Возможно, Трумэн зашел чуть дальше, чем намеревался, предоставляя Черчиллю сцену для обращения с посланием ко всему миру. Ведь одна из самых известных речей Черчилля — определившая целую эпоху — была произнесена именно по инициативе Трумэна во время того турне по США, в 1946 году в Вестминстерском колледже в городе Фултон, штат Миссури.

Когда Трумэну пришла в голову эта идея, он написал бывшему премьер-министру Великобритании: «Это чудесная школа в моем родном штате. Надеюсь, вы согласитесь там выступить. А я вас представлю».

Возвращение на мировую сцену. Дин Ачесон, 1946 год

[128]

Сегодня из Фултонской речи Черчилля лучше всего помнят фразу «От Штеттина на Балтике до Триеста в Адриатике, железный занавес протянулся поперек континента». Термин «железный занавес» (вероятно, придуманный Гербертом Уэллсом несколькими десятилетиями ранее)