Записки сенатора - Константин Фишер

Умный Киселев, которого чиновники водили за нос, как глупца, понес представление к государю и испросил высочайшее его утверждение. На следующий год чиновники прямо объявили нашим подрядчикам Шарвину и К°, что за наем каждого рабочего им следует 3 рубля, и объяснили, что они так уладят, что это им самим будет прибыльно. И сдержали слово: в первые большие заподряды Шарвин платил белорусскому рабочему в лето 52 и 53 рубля, а в этот год чиновники выставили им рабочих за недоимки по 48 рублей; следовательно, подрядчики, приплачивая 3 рубля взятки, сберегали еще 1 или 2 рубля, но зато рабочие лишались от 4 до 5 рублей. Честный Шарвин возмущен был этим грабительством; пошел жаловаться Киселеву; этот поднял шум, который кончился ничем, но чиновники возвысили таксу.

Я узнал об этом по следующему случаю. Подрядчики наши имели по контракту право получать на задатки каждую весну 300 тысяч рублей без залога. Кажется, в 1849 году Клейнмихелю вдруг вздумалось не давать им этих денег, потому, говорил он, что в случае неисправности не из чего было бы взыскать. Видя, что образумить его невозможно, я предложил ему послать чиновника с деньгами, с тем чтобы он расходовал их по указанию подрядчика, но только для задатков рабочим. Сначала подрядчики были очень благодарны за эту согласительную меру, но на другой день явились ко мне и изложили свое недоумение, как будет чиновник записывать в шнуровую книгу взятки, которых надобно раздать 120 тысяч рублей.

Я пересказал это Клейнмихелю, и он стал в тупик; сердился, ругался, ходил по кабинету и кончил откровением, что «тут делать нечего! надо дать 120 тысяч рублей!». Я послал с подрядчиками графа Гейдена, дав ему 180 тысяч рублей с книгой и самим подрядчикам 120 тысяч рублей. Вслед за тем я оставил должность директора, но граф Гейден, не зная еще об этой перемене, уведомлял меня письмом о ходе найма и доносил, что взятки кому следует розданы.

Таковы были подвиги «лучших людей» в министерстве государственных имуществ; но первый шаг сделан, — второй не заставил долго ждать себя. Все министерства возопили, что у них берут лучших людей и все сравнены в штатах с министерством имуществ; приманка уничтожилась обобщением права, а на государственное казначейство легло новое бремя.

Затем министерство военное нашло, что ему особенно нужны лучшие люди: Позена было недостаточно. Возвысили оклады военного министерства, а вслед за сим оказалось, что лучшие люди все налицо, и прежние чиновники продолжали наживаться от подрядов — при высших окладах. За этим министерством потянулись другие, — новая нивелировка, новый расход по бюджету. Возвышение окладов сделалось мерилом политической силы министров, и они пошли обгонять друг друга. Когда начальником морского управления стал великий князь, он возвысил оклады настолько, насколько его особа была выше всех других.

Не так действовал Канкрин, насадивший своими руками парки Лесного института и Александровский, а между тем Канкрин чаще терпел поражения, чем Вронченко.

Так опутывали новые дурные элементы нашего честного государя, который 30 лет трудился и мучился, для того чтобы на смертном одре убедиться, что он ошибся! И это тяжкое возмездие понес он за одну главную ошибку: за то, что вверился льстецам более, чем откровению правды.

Департамент железных дорог открыл мне все язвы нашей администрации, но открыл и то, что многие язвы исцелимы.

При торгах на перевозку рельсов из Кронштадта к петербургской станции состязание остановилось с повышением на 2 копейки с пуда. Заметив одну честную физиономию, я спросил у этого господина, отчего цена так дорога для нас, когда мне известно, что купцы платят по 4 копейки ассигнациями. Он отвечал, что в условиях сказано: в случае погибели перевозного судна подрядчик ставит вместо утонувших рельсов другие. «Откуда же нам их взять? — говорил он. — Нам даже не позволят выписать их из-за границы». Я приказал исключить это условие. Начальник хозяйственного отделения стал протестовать, доказывая, что это противно пользам казенного интереса. Я велел записать его протест в журнал и то, что я оставил его без уважения; стали торговаться, и цену сбили до 4/7 копейки с пуда. Это составляло (на 5 миллионов пудов рельсов) больше 62 тысяч рублей экономии против прежней цены.

Случилось, что 1200 штук потонули; я нанял водолазов, которые вытащили рельсы, и заплатил им 200 рублей, и эти 200 рублей хотели начесть на меня, не сказав спасибо за сбережение 62 тысяч рублей! Разумеется, мое усердие несколько охладилось чувством самосохранения.

В контракте было сказано: перевозка не более 1 500 000 пудов в год. Реформа Пиля была причиной, что кердифский поставщик рельсов Guest не мог зафрахтовать судов более как на 300 тысяч пудов. Я позвал перевозчика рельсов от Кронштадта и объявил ему это, чтобы он не заподрядил лишних судов. Он благодарил меня за предупреждение, но когда я предложил ему дать мне подписку, что он претендовать не будет на столь малую пропорцию, он объявил мне, что эта подписка будет стоить 10 тысяч рублей. Подрядчик, требующий взятку с директора департамента! Я его разругал и объявил, что притеснять его не буду, а прикажу только, чтоб ему выдавали деньги на 10-й день, как контрактом условлено, а не на 3-й, как ему выдавали доселе. Он кинулся мне в ноги, говоря: «Берите с меня что хотите, — только не погубите!» Я прогнал его и, разумеется, угрозы не исполнил.

После того этот Полосухин верил в меня, как в Евангелие; он подрядился развозить рельсы и поперечины для железной дороги, а когда пришлось класть их и вообще делать верхнее полотно, департамент встретил затруднение. Никто не явился к торгам на это неизвестное в России дело, кроме американцев, которые просили 3600 рублей с версты, тогда как, по расчету департамента, эта работа должна была стоить около 2000 рублей. Я позвал Полосухина и просил его взять работу за 2 тысячи рублей. Он стал отказываться, говоря, что вовсе не знает, чего такая работа будет стоить, но когда я ему дал честное слово, что он в убытке не будет, он отвечал мне: «Слово ваше для меня дороже, чем мои расчеты; вы говорите, убытку не будет, — беру! Только прибавьте 100 рублей» (без этого русский человек не может обойтись). Я был рад, что нашел охотника; заключили контракт; Полосухин разбогател, а казна выиграла по этой статье 800 тысяч рублей.

Узнав, что я оставляю департамент, подрядчики-мужики пришли ко мне благодарить за справедливость, и бородач Полосухин сказал: «Самое верное доказательство, как мы вас уважаем, что пришли к вам «с пустыми руками», и очень желали б благодарить, да не посмели». Я видел из этого, что подрядчики в России плуты оттого, что плуты чиновники.