Записки сенатора - Константин Фишер

Узнав, что я оставляю департамент, подрядчики-мужики пришли ко мне благодарить за справедливость, и бородач Полосухин сказал: «Самое верное доказательство, как мы вас уважаем, что пришли к вам «с пустыми руками», и очень желали б благодарить, да не посмели». Я видел из этого, что подрядчики в России плуты оттого, что плуты чиновники.

Неприятности с графом Клейнмихелем усиливались. Гамбс, мебельный мастер, рассказал мне, что Клейнмихель при нем и при Погребове ударил карандашом по носу полковника Кроля, моего вице-директора, и что Кроль сказал: «Помилуйте, ваше сиятельство! Я 30 лет в службе, я полковник, у меня Владимир на шее», — а Клейнмихель отвечал: «Врешь! Ты дурак в полковничьем мундире!» Я отправился к графу просить, чтобы он взял от меня полковника Кроля и дал мне другого вице-директора.

«Отчего?» — спросил граф. Я отвечал, что Кроль, вероятно, и ему известен как человек замаранной нравственности, коли он обращается с ним так, как было при Гамбсе и Погребове, и что я не могу иметь своим помощником человека, публично обесчещенного. Граф перевел Кроля в департамент проектов и смет, мне дал, по моему желанию, милого Латраверса, — но в душе готов бы был истребить меня, по крайней мере в эту минуту.

Между тем дела более и более путались; главноуправляющий более и более произвольничал. В первые годы я удерживал его от несправедливости, делая вид, будто считаю за ним рыцарский характер; он дорожил таким мнением и остерегался, — но, «прорвавшись» один раз, он перестал уже церемониться и обсчитывал подрядчиков напропалую. Дирекция работ, северная, стала насчет всех подрядчиков действовать сама, прежде чем департамент объявлял их несостоятельными; вместо выдачи квитанций, по которым департамент должен был расплачиваться, Мельников требовал денег туда, о чем Клейнмихель давал предписания департаменту, несмотря на его резкие протесты. Шарвин, 40 лет считавшийся патриархом честности, молил о выдаче ему 300 тысяч рублей в счет квитанции, чтобы расплатиться с рабочими; департамент настаивал на скорейшем доставлении квитанций, просил графа, жаловался ему, — все напрасно! Старик Шарвин умер с горя, а через год оказалось, что было ему недоплачено 1 200 000 рублей. Инженеры тратили на местах сотни тысяч; обтесанный гранит называли необтесанным; материалы, забракованные у одного подрядчика, принимали на счет другого, смежного. Сметных денег опять не хватало.

В Главном комитете при чтении сметы сумм, нужных на достройку дороги, Вронченко играл роль шута. Услышав большую сумму, мною названную, он комически подпрыгнул на стуле, — общий хохот!

Успех поощрил его добрую волю, и он после каждой цифры прыгал на стуле, сидя делая полуобороты то вправо, то влево. Комитет наслаждался!

«Бедная Россия!» — думал я, глядя на этого министра финансов, видя, что фиглярство его ведет скорее к утверждению его на министерских креслах, чем к удалению. Наши министры так мало любят Россию, так мало любят государя и долг свой, что каждый старается только, как бы захватить больше денег, чтобы блеснуть перед государем или заслужить — честолюбие нового произведения — от подчиненных репутацию щедрого начальника. Оттого серьезный Канкрин сидел пред ними как бельмо на глазу, а холоп вроде Вронченко был настоящим кладом. Клейнмихель компрометировался иным способом: взяв силу, он перестал стыдиться своего невежества: и в приказах, и в резолюциях.

Весной он приказал во время разлива Волги навести мост для проезда государя. Инженеры объявили, что это физически невозможно. Тогда он приказал исполнить это своему адъютанту Серебрякову. Между тем вода спала: мост наведен. Объявляя о том в приказе, Клейнмихель прибавил, что «усердие и знание дел все превозмогают!». Так он дополнил девиз своего герба.

Государь, со своей стороны, видел более и более, что Клейнмихель его обманывает. Один раз, приглашенный к нему обедать, я ждал обеда до 5 часов. Графиня, полагая, что государь оставил его обедать у себя, велела подавать кушанье, — но только что мы отобедали, приезжает граф, полумертвый, и требует с азартом обеда! Государь спрашивал его в это утро, что делается на дамбе у Смольного монастыря? — «Готова, ваше величество». — «Готова? Поезжай же еще раз, посмотри и доложи мне». Граф поехал к Смольному на работы, далеко еще не готовые, и, к ужасу своему, узнал, что государь был сам на работах. Разругав всех и каждого, Клейнмихель поехал во дворец. Государь уехал в Царское. Граф отправился туда. Государь нащипал ему руку в кровь (так он наказывал его за ложь), приговаривая: «Не лги! Не лги!» — и не оставил его у себя обедать. В присутствии многих приглашенных Клейнмихель должен был ехать назад с первым поездом; пока другие кушали у царя — он, любимец, ждал поезда!

Все это мне опротивело, и я попросил уволить меня из Главного управления путей сообщения. Граф сопротивлялся, говорил, что не пустит меня, потому что меня любит; что я семь лет трудился, что он имел в виду удивить меня наградою, а я пред самым окончанием работ ухожу. Я возражал на это, что именно потому и не могу оставаться, что подрядчики до одного обсчитаны и все бросятся с жалобами в сенат; что я буду поставлен в необходимость или давать сенату объяснения непосредственно, в которых не могу не сказать, что департамент действовал по его резолюциям вопреки своим убеждениям, или отказывать в скрепе тех объяснений, которые граф захочет писать сам, — и я уволен.

Наш разговор заключал пресмешные эпизоды. Граф, желая мне польстить, сказал:

— Разве вы не видите, как я вас отличаю! Я ни с кем не обращаюсь так, как с вами; других директоров я не пускаю к себе в переднюю, а вы друг моего дома!

Поблагодарив его за личное расположение, я отвечал, что теперь еще менее могу оставаться; что я считал звание директора департамента почетным, но если оно недостойно даже места в передней, то оно унижает меня.

Граф рассердился:

— Константин Иванович, какой ты желчный человек!.. Да ты, пожалуй, и этим обидишься? Я сам желчный; следовательно, не хочу тебя обидеть, называя желчным.

Глава XIII

Увольнение мое от должности директора департамента железных дорог — Мои занятия финляндскими делами — Отношение императора Александра I к Финляндии — Крестьянский бунт — Беспорядки в управлении Финляндией — Барон Гартман — Граф Ребиндер и граф Армфельт — Начальник финляндских таможен Авелан — Противоречия в князе Меншикове — Случай со священником Зотиковым — Секретарь митрополита Суслов — Дело Форстадиуса — Смерть Гартмана — Лопари — Лангеншельд — Финляндский фарфор — Борьба князя Меншикова — Свод финляндских законов — Вопрос о городе Вазе — Винокурение